Вячеслав Фомин - Варяги и варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу

• Название: Варяги и варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу
• Автор: Вячеслав Фомин
• Издательство: Панорама
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-93165-132-2

Монография посвящена одной из самых актуальных тем российской и зарубежной науки - проблеме этноса варяжской руси, стоявшей у истоков российской государственности. Подробный анализ источниковой базы показывает, что своими корнями варяжская русь связана со славянским южнобалтийским Поморьем, определявшим в IX-XI вв. жизнь всей Северной Европы. Выявлены иные истоки норманизма, действительное содержание полемики М.В. Ломоносова и Г.Ф. Миллера по варяго-русскому вопросу, принципиальное отличие в понимании сути антинорманизма между исследователями дореволюционного времени и исследователями XX в. Источниковедческая часть работы содержит подробный историографический обзор по вопросу складывания древнейшей нашей летописи Повести временных лет и Сказания о призвании варягов.

---

В первой четверти XIX в. было поставлено под сомнение существо­вание еще одного окружения Рюрика - руси, явившейся вместе с ним к восточнославянским и угрофинским племенам. В 1825 г. дерптский ис­торик И.Г. Нейман, обратив внимание на существенные разночтения ле­тописей в изложении варяжской легенды: «реша русь» и «реша руси», «к варягом, к руси» и просто «к варягам», согласно которым выходило, что «русь» не могла находится «за морем» и была в состава посольства, на­правленного к варягам, увидел в том довод против ее скандинавского происхождения83. В ответ ему М.П. Погодин небезосновательно возразил: «Заключу - в сем важном месте Несторовой летописи по всем спискам нет даже разноречий... кроме немногих очевидных описок, кои реши­тельно исправляются последующими словами, в тех же списках находящимися». Еще ранее А.Л. Шлецер близкую к фразе «реша варягом русь» выражение поздних летописей «идоша за море к варягом из Руси» связал с «глупейшими» переписчиками, «которым ни­как не могло вместиться в голову, что бы название их народа и земли принадлежали некогда другому какому народу...». М.А. Максимович в разночтениях, в которых исчезала варяжская русь, увидел дело рук поз­днейших переписчиков, уточнив при этом, что данное мнение утверж­далось митрополитом Макарием, «от которого особенно распространи­лось это и под влиянием которого в Степенной книге сказано: «послаша русь к варягом... и приидоша из-за моря на Русь».

В XIX в. в науке укрепился взгляд, перешедший в последующую ис­ториографию, об ошибочности начальных дат летописи. Таковыми А.Л. Шлецер вначале признал чуть ли не до княжения Игоря, а несколько позже «неверными» посчитал лишь «большую часть» тех, что идут до смер­ти Рюрика. Н.А. Полевой полагал, что летописец «годы для первых собы­тий русских, кажется, выдумал, по какому-то таинственному расчету, наудачу» В 1837 г. знаменитый словацкий ученый П.Й. Шафарик гово­рил, что летоисчисление ПВЛ прежде всего применительно ко второй по­ловине IX в. «нельзя признать верным». Н.И. Костомаров был уверен, что «все годы до принятия христианства Владимиром имеют очень сла­бую степень исторической достоверности...». Саму разбивку на годы он связывал с именем Сильвестра (в нем историк видел автора ПВЛ), кото­рый положил все события, за исключением лишь только тех, что отрази­лись в византийских источниках, «на числа приблизительно, по своему соображению и измышлению». Н.М. Карамзин высказал мысль, что «Нестор по одной догадке, по одному вероятному соображению с извес­тиями византийскими (имеется в виду известие о первом нападении руси на Константинополь при императоре Михаиле III), расположил начальные происшествия в своей летописи». Не принимали летописной даты 862 г. ни С.М. Соловьев, ни А.А. Куник. В.О. Ключевский, исходя из того, что в летописи нападение на Царьград, в действительности прои­зошедшее в 860 г., отнесено к 866, предложил изгнание и призвание ва­рягов, «отодвигать несколько назад, к самой середине IX в.».

В 1853 г. С.М. Соловьев, говоря, что Сказание о призвании варягов первоначально представлял собой «отдельный сплошной рассказ», лишь позже разбитый на годы, и который положил начало ПВЛ, заметил: «За­трудняться вопросом, откуда начальный летописец почерпнул известие о призвании не следует: можно ли предположить, что сыновья Ярослава, правнуки Рюрикова внука, забыли о своем происхождении, об обстоя­тельствах появления своего предка в стране, ими владеемой, забыли, когда еще находились в живых люди, помнившие крещение Русской земли, помнившие правнука Рюрикова?». В 1877 г. А.А. Куник предполо­жил, что многие известия ПВЛ о варяго-русах были записаны «отчасти уже во времена Олега и Игоря...», а саму варяжскую легенду охаракте­ризовал как предание династии Рюриковичей. В 1888 г. Ф.И. Успенский одной строкой отметил, не вдаваясь в подробности, что она сложилась в XI веке. Нельзя не указать и на тот важный факт, что задолго до Шах­матова, а тем более советских историков, которые возведут ее в абсолют, прозвучала мысль о политической подоплеке легенды. «Очевидно, — а эти слова принадлежат декабристу М.С. Лунину, — что добрый инок, по простоте или из собственных видов, обновил одну из сказок, которые по­томкам Рюрика нужно было распространить, чтобы склонить умы на свою сторону и придавать законность своему владычеству».

Приведенный материал показывает, что практически каждый иссле­дователь XIX в., стоило ему задержать взор на Сказании о призвании ва­рягов, выражал серьезные сомнения в отношении либо правдивости его в целом, либо отдельных его сюжетов. Но особенно мощно выступили против признания Сказания историческим источником «скептики», а за­тем Д.И. Иловайский и Н.И. Костомаров. «Скептики» О.М. Бодянский и М. Перемышлевский в 1830-х гг. перенесли на варяжскую легенду взгляд своего учителя М.Т. Каченовского, утверждавшего о возникновении ле­тописания лишь в ХІІІ-ХІѴ веках. В свете чего Бодянский рассматривал ее как очень поздний вымысел новгородца, обеспокоенного отсутствием у родного города «древности, происхождения и первородства» и потому создавшего его «родословную» по примеру предания об основании Киева тремя братьями, внеся затем этот подлог в киевскую летопись, ока­завшуюся в Северо-Западной Руси. Перемышлевский считал, что по­вествование о начале Новгорода - «суть отголосок мнений» конца XIII в. или даже более позднего времени.

По справедливому замечанию Д.И. Багалея, Иловайскому «принадле­жит историческая заслуга в основании скептической школы по вопросу «о призвании варягов». Такой характеристики ученый удостоился по той причине, что со всей силой своего очень яркого таланта отстаивал встав­ной характер варяжской легенды, опровергал ее достоверность и призна­вал ее «басней», «сказкой», совершенно лишенной народных основ, до­мыслом новгородских книжников. Этот гиперкритицизм исследователя был продиктован противоречием ПВЛ (на которое он первым в науке об­ратил внимание) по поводу начала Руси, связывающей его либо с Севе­ром (с варяжской русью), либо с Югом (с полянской русью), его оши­бочным посылом о недостоверности основной части сообщений лето­писи по X в. включительно (события второй половины IX в. он объявил «гносеологическими баснями и тенденциозными домыслами»), наконец, его взглядом на этническую природу варягов и руси. Иловайский, встав на платформу поляно-русской версии происхождения Руси, полностью отрицал варяго-русскую, отрицал историчность Рюрика, говорил об ис­кусственности соединения этого мифического лица с реальным Игорем. Большое значение при этом придавая тому факту, что такие памятники, как, например, «Слово о законе и благодати» Илариона, «Слово о полку Игореве» ничего не сообщают ни о призвании варяжских князей, ни о Рюрике. Нет имени основателя княжеской династии, отмечал он, и в рас­чете русских княжений под 6360 г., где первым упомянут Олег, следова­тельно, старший в княжеском роду, а не опекун Игоря.

Рассматривая варяжскую легенду как плод многолетней работы лето­писцев, как «сплетение книжных домыслов и недоразумений», Иловай­ский предложил несколько вариантов ее сложения. В 1871 г. он выразил уверенность, что окончательный вид она приобрела во второй половине XII или первой половине XIII в., когда новгородские книжники, придав местной практике призвания князей вид рассказа о трех братьях-князьях, вывели начало русской государственности, в пику слабеющему Киеву, из Новгорода. В 1872 г. историк пришел к выводу, что уже в труде Сильвест­ра (его он считал автором ПВЛ) имелось известие о варягах, которое при создании свода конца XII в., сохранившегося в составе Ипатьевской ле­тописи, получило завершенный вид и статус исторического факта. А 1873 г. Иловайский определил период между 1160 и 1190 гг. как приблизитель­ное время создания дошедшей до нас редакции легенды, где впервые было указано на варяжское (норманское) происхождение руси, хотя до этого их различали как два совершенно особых народа. А последующие собы­тия (распад Руси и монгольское иго), уверял исследователь, «еще более замутили источники древнейшей истории и перепутали нити националь­ных преданий», в связи с чем и возобладало смешение руси с варягами.

В 1876 г. Иловайский, признавая, что когда и как впервые была пу­щена в ход варяжская «басня» навсегда останется неизвестным, появление ее датировал второй половиной XI или первой половиной XII в. и связывал со средневековой традицией «выводить свой род от знатных иноземных выходцев...». В связи с чем мысль о скандинавском проис­хождении русских князей «могла возникнуть в те времена, когда в Европе еще гремела слава норманских подвигов и завоеваний... когда на Руси еще живы были воспоминания о тесных связях Владимира и Ярослава с варягами, о храбрых варяжских дружинах, сражавшихся во главе их ополчений». И эта мысль, полагал ученый, «естественнее всего могла возникнуть при сыновьях и внуках честолюбивой и умной норманской принцессы Ингигерды, супруги Ярослава», и, возможно, «первоначально явилась не без участия обрусевших сыновей или потомков тех норман­нов, которые нашли свое счастье на Руси». В текст ПВЛ варяжскую легенду, которой «первое зерно, по всей вероятности, пришло из Новго­рода», внес Сильвестр, сделавший это с одобрения Владимира Моно­маха, связанного, как и его старший сын Мстислав, со скандинавами. Но тогда этот домысел, говорил Иловайский, не был еще общеизвестным преданием, и на него не встречается намека ни в одном произведении того времени. В причислении же руси к варягам виновны «невежество и небрежность позднейших списателей Сильвестра».