Джон Шемякин - Дикий барин (сборник)

• Название: Дикий барин (сборник)
• Автор: Джон Шемякин
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-094418-7

«Если бы мне дали книгу с таким автором на обложке, я бы сразу понял, что это мистификация. К чему Джон? Каким образом у этого Джона может быть фамилия Шемякин?! Нелепица какая-то. Если бы мне сказали, что в жилах автора причудливо смешалась бурная кровь камчадалов и шотландцев, уральских староверов, немцев и маньчжур, я бы утвердился во мнении, что это очевидный фейк.

Если бы я узнал, что автор, историк по образованию, учился также в духовной семинарии, зачем-то год ходил на танкере в Тихом океане, уверяя команду, что он первоклассный кок, работал приемщиком стеклотары, заместителем главы администрации города Самары, а в результате стал производителем систем очистки нефтепродуктов, торговцем виски и отцом многочисленного семейства, я бы сразу заявил, что столь зигзагообразной судьбы не бывает. А если даже и бывает, то за пределами больничных стен смотрится диковато.

Да и пусть. Короткие истории безумия обо мне самом и моем обширном семействе от этого хуже не станут. Даже напротив. Читайте их с чувством заслуженного превосходства – вас это чувство никогда не подводило, не подведет и теперь».

Джон Шемякин

Джон Шемякин – знаменитый российский блогер, на страницу которого в Фейсбуке подписано более 50 000 человек, тонкий и остроумный интеллектуал, автор восхитительных автобиографических баек, неизменно вызывающих фурор в Рунете и интенсивно расходящихся на афоризмы.

---

Альпийский воздух не будит чувств, так скажу. На ужин ел суп, например.

Семейные профессии

Когда у меня спрашивают, чем занимаются мои родственники, я теряюсь. Начинаю краснеть, перебирать заскорузлыми пальцами край фартука, комкая нарисованные на нем ананасы.

Страшный вопрос.

Например, моя старшая сестра промышленно производит виски. Традиция эта в нашей семье давняя. Не менее давняя семейная традиция в этой сфере – регулярно прогорать с характерным запахом дымного торфа.

Причина постоянных разорений, преследующих нас с незапамятных времен, проста: соблазн технических нововведений. Гиллиланды так причудливо устроены, что не могут пройти мимо любой технической новинки. Появляется новинка какая-нибудь, а мы тут как тут, буровим ее горящим взглядом и тащим к себе, взрыкивая в ночи тяжелым хищным взрыком. Женщины бегут впереди, освещая дорогу трещащими факелами, а мужики, значит, катят нечто по дымной пустоши. Дети (а этих у нас традиционно до черта) по следам проворно подбирают хворост и пока еще неумело заметают следы.

Зачем, для чего нам это городское новшество? Куда мы его пристроим? Как будем объяснять в суде? Эти вопросы нас волнуют меньше всего. Основная тема – немедленно приспособить, пристукивая молотками или хренача разношенной обувью, тонкую новинку, научный какой-нибудь нюанс, к делу нашей жизни. Дело нашей жизни – это поиск пути для прекращения всяческой созидательной работы руками и в целом, и по досадным частностям. Мы всегда хотели одного: чтобы за нас работали послушные машины, химия и гипнотически обученные животные, раз соседи отказываются.

Технические новинки – они появляются регулярно. Регулярно же происходили у нас взрывы, пожары, обвалы грунта на семь метров вглубь, отравления парами и слив сырья. Примеров не счесть. Зачем мы догадались добавлять в пиво ацетат свинца? Или зачем изготовили трубы для перегонки виски из того же свинца? А триоксид мышьяка зачем брали в руки?.. Загадки, на которые только один ответ: тяга к знаниям и подсознательное желание оказаться в тихой тюрьме или на тропической каторге.

Сестра гонит свой продукт по японским технологиям, все пытается доказать соседям, что дело Гиллиландов живет, что роботы отлично справляются, что рано соседи «скорую помощь» отпустили с первой партией пострадавших.

Или вот старший брат мой. Он у нас очень хитрый. Он маскируется под эколога-энтузиаста и выращивает на наших скудных пажитях полбу, этот раритетный злак.

Многим название «полба» не очень знакомо. Так-то, в повседневной жизни, мы называем ее, посмеиваясь, гексаплоидной пшеницей, намекая на шесть наборов хромосом.

Зачем сейчас выращивать полбу?! Для кого?! Понятно, что кроме группы двинутых на здоровом питании балетмейстеров-задосуев никто в здравом уме не будет связываться с этой самой спельтой (еще одно название гексаплоидной пшеницы, как вы поняли). Но брат упорно выращивает это завезенное невесть откуда чудо и бродит в задумчивости между красноватых колосьев. Я видел сам – такое только у Брэдбери возможно, на Марсе, после третьей экспедиции. Или у Кинга. Я пока не выбрал, что страшнее. Вычитал брат мой у классика, притащил и теперь засевает беззащитные поля. Соседи, как и полагается, только глазами хлопают от предчувствий последствий. А последствия будут.

Или средняя наша сестра. Разводит в Австралии ядовитых жаб каких-то. Или не очень ядовитых, но жаб – совершенно точно. Целая плантация жаболовная. С жабодоильней и жабодавильней.

И самое страшное, что в этом славном ряду мое место не последнее. С мобильными установками по обжигу емкостей с мазуто-парафиновым следовым присутствием на базе систем MGM и сыроварением. Не последнее. Тут я вполне вписался в строй родственников.

– Лучше бы мы, – сказал я, обнимая родных на прощанье, – лучше бы мы мартышками обзавелись, ненасытными сластолюбицами. Разводили бы их у полярного круга, сами бы грелись, мартышек бы мучили, народ бы веселили с крепких промерзших буровых. Говорю, доходней было бы и не так стыдно, как сейчас.

Еще раз обнялись, и я покинул развалины.

Прадедушка

Вот по мне никак не скажешь, что я правнук человека, который пытался застрелиться перед пещерой с гиенами, только бы не продавать книги неграм.

Прадедушка у пещеры с гиенами одумался, переехал из Трансвааля в США и стал кондитером. Когда его через суд заставили продавать хлеб евреям, прадед ушел в светлую религию окончательно. Я некогда писал о нем и о моем любимом поступке прадеда – семикратном за рейс отлучении от церкви пассажиров и команды «Геральд оф фри энтрепрайз».

Среди высказываний прадеда, донесенных до меня сестрами, есть несколько, заставляющих втыкать в книжную полку до часу времени.

«Лучшая похвала – та, которая исходит от человека, которому ты не сделал ничего хорошего. А худшая похвала – это похвала от человека, которому ты не сделал ничего плохого».

Такими фразами и возможностью кулаком убить бычка мой прадедушка завоевывал паству.

Погиб санитаром в 1916 году, 17 сентября, под Ипром.

Итальянский поход Гиллиландов

Вчера ввечеру произошло частичное воссоединение семейства Гиллиланд. Я переживаю сейчас непростое время, родственники бросились на выручку. Местом встречи была обозначена Генуя. Отсюда мы начинаем торжественное шествие на Рим. По дороге родственники обещались выслушивать мои бесконечные жалобы и хныканье на несовершенство натуры.

Какой-то демон, как утверждают, не давал покоя моему любимцу Алариху, заставляя его гнать армию на Рим. Как утверждали Иероним и Августин, Алариха уговаривали отказаться от чудовищных планов, на что гот ответил, что поступает так не по своей воле. Какое-то существо не давало ему покоя, мучило, гнало и взывало: иди и разрушь Рим!

Августин был уверен, что Аларих так выполнял Господню волю, карая Рим за римские грехи. Августин был человеком, тонко чувствующим Господне настроение.

Ну, а я чем хуже, в самом деле?! Чем я не Аларих?!

Вчера провел для членов нашей безумной экспедиции экскурсию по Риму. Со свойственной мне наглостью водил за собой десяток мало в чем виноватых родственников, горячо размахивая руками и декламируя. В разгар культурного похода к нашей процессии присоединились совершенно посторонние американские люди. Были бы у меня прежние силенки, можно было бы сколотить по итогам небольшой варварский отряд под моим водительством. Я, честно говоря, даже ждал знамения какого на этот счет. Коршуна, севшего мне на голову, было бы вполне достаточно. Но не случилось. Поэтому гонимого перед моей колесницей римского сената по новостям не покажут.

Когда я вижу ступени Колизея, уходящие в неподвижное небо, то совершенно отчетливо понимаю, что убогим тут не место. И могут там, наверху, сверкать звезды, орлы когтить лавровые венки, куриться алтарь победы, все одно – помимо гимна величию и мраморному покою, лестницы эти, обставленные героическими мускулистыми торсами, говорят настойчиво: сиди дома, сука безногая, не порть людям праздник освобожденной воли.

Предвосхищая, поспешно скажу, что я ног не лишился. И даже не натер.

Покидая римския руины, не удержался и сфотографировал с помощью своего дизельного телефонного аппарата наиболее сдержанную в стилистическом решении часть отельного интерьера. Больше в дизайнерские отели решил не селиться. Мозговая горячка, заработанная в этом странноприимном доме, будет аукаться еще долго. По первости, как только въехал в эти ликующие волшебные чертоги, даже умилялся, на все это глядючи. А потом стало как-то не по себе.

Вернувшись с прогулок по Вечному городу, зажмурясь, пробирался к себе в номер, где только и отдыхал взглядом, рассматривая белые полотенца. Не готов я еще в гости к сказке, так понимаю.

Если бы праздный хладнокровный путешественник заглянул некоторое время тому назад в один маленький бар на Виа С-та, то мог бы застигнуть наш экспедиционный корпус в полном составе за обсуждением планов дальнейшего покорения Италии.

Общий ход обсуждения заставлял воскресить в памяти нравы китобоев Арктики. Жесты и высказывания собравшихся были крайне выразительны. Это у нас фамильное. Приучены пользоваться ножом и вилкой с двух лет. Вилкой удерживаем чужой кусок мяса на щелястой столешнице, а ножом, торопливо жуя откушенное, отмахиваемся от остальных участников тихого семейного ужина.

Пара опасных итальянских дедусь (а итальянские дедуси всегда кажутся крайне опасными), зачарованно понаблюдав за ходом нашего совещания, пересели ближе к выходу, поглубже натянув свои опасные кепки. Это когда я утробно заревел, тряся зажатым в руке путеводителем, что ход нам только на Сицилию! Потому как с Сицилии выдачи нету! И мы там можем спокойно отдышаться под сенью апельсиновых деревьев, подсчитать потери и значительно расширить кругозор.

Спутники мои против Сицилии решительно возражали. Зря я им про сицилийского циклопа Полифема рассказывал, упирая особенно на: