Дмитрий Новокшонов - Речь против языка

• Название: Речь против языка
• Автор: Дмитрий Новокшонов
• Жанр: Культурология
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-7598-1365-1

В монографии рассказывается об истоках и становлении ремесла психолингвистики. Изучение предложенного материала вкупе с самостоятельной проработкой нескольких образцовых психолингвистических отрывков, помещенных в Supplements позволит желающим вполне овладеть профессиональным жаргоном психолингвистов. Положительной стороной книги является краткое изложение новых данных об истории русского и славянских языков и народов.

Книга адресована филологам и историкам.

---

Римляне уходили на Восток, пользуясь словами corbis (корзина), corbula (корзинка, посудинка). Судьба и распространенность этого слова позволяют уточнить путь возвращения коробов Иванов с серами с Востока на Запад[126].

Огромен был список кораблей будущих славян, вряд ли меньше, чем у Гомера в «Илиаде». «Нет ни одного славянского наречия, в котором это слово не было бы своим… слово korab, коrabi – живет как народное» (примеч. clxxvii).

В русских сказках лягушонка Василиса (от греч. ßaai\iaaa, царица) едет к Ивану в коробчонке[127]. Значение «судна», «посудины», «короба» есть и у болг. кораб, чешек, korab, польск. korab, серб, кораб. Латинское слово, став славянским, русским кораблем, вернется в византийский греческий: карсфос; = карбас и в позднюю латынь: carabus[128]; исп. carabella, порт, caravella, араб, караб и гураб. Со временем это устаревшее слово будет вытеснено новым: лодья (лодка), которое обычно для балтийских славянских языков: чешек, lod, lodi, польск. lodzia, вендск. lodia, поморо-люнебургск. lida. Слово «корабль» сохранится лишь в торжественной речи вплоть до времени, когда Петр I создаст новый флот. Ныне, когда русский флот вышел в океан (примеч. clxxviii), устаревшим нам кажется слово «ладья» (примеч. clxxix). Слово «лодья» вошло в шведский (lodia) и финский (lotia)[129] языки (примеч. clxxx).

До указа обожествленного Гая Августа не существовало запрета на вступление легионеров в законный брак. У невозвращенцев было почти полвека, чтобы наплодить законное, легитимное (от lex, закон) потомство. На Востоке латынь жила и оказала огромное влияние на новые языки, преобразившись в славянских языках. Дети начинают учить язык еще в утробе матери (примеч. clxxxi). Слушая речь матери, малыш познает и создает после рождения язык (примеч. clxxxii).

Дети творят язык. Это понимает и один из столпов революционной психолингвистики А.А. Леонтьев, по-товарищески, как И.В. Сталин Н.Я. Марру, немного пеняя Л.В. ГЦербе, но в целом снисходительно одобряя его мысли о детском языковом изобретательстве:

Это хорошо понимал Л.В. Щерба. Он говорил, что «дети владеют всеми грамматическими категориями своего родного языка… Здесь надо лишь, не мудрствуя лукаво и не насилуя ни своего, ни детского языкового чутья, налепить ярлычки на существующие у них категории, которые таким образом и будут приведены к сознанию» (примеч. clxxxiii), а не «классифицировать слова по каким-либо ученым и очень умным, но предвзятым принципам» (примеч. clxxxiv). Л.В. Щерба недооценивал, однако, того, что на одну и ту же категорию можно налепить разный ярлык[130], ибо между «языковой способностью» носителя языка (тем, что Щерба называл «психофизиологической речевой организацией») и системой языка, моделируемой в нашем описании языка, нет однозначного соответствия[131]. Поэтому предлагаемый им путь отнюдь не приводит к автоматическому решению вопроса о частях речи, что хорошо видно на примере спора о природе значения части речи (примеч. clxxxv).

Со смертью Щербы «лепка ярлыков» малообразованными учеными и начальниками в СССР ускорилась необычайно, что было совсем небезобидным делом именно в государстве, сплоченном великоросским языком. И.П. Павлов заметил, что «русский ум не привязан к фактам [данности]. Он больше любит слова и ими оперирует. Что мы действительно живем словами» (примеч. clxxxvi).

Просто и понятно о детской речи написал книжку «От двух до пяти» (примеч. clxxxvii) К.И. Чуковский[132]. В случае с римскими отцами-невозвращенцами случился самый грандиозный в памяти человечества пример детского языкового творчества. Языки, порожденные потомками римских отцов, ныне именуют индоевропейскими.

Раннее детство мальцы проводили с матерями, приобретая первые навыки понимания приходящих к матерям отцов. Что-то помогали понять и юные тетки-титьки, лишившиеся новорожденных.

Дети умирали часто. Когда пацаны подросли, их неудержимо потянуло к папашам. Стайками и поодиночке дети сопровождали отцов на работы, наблюдали за строящими дороги лагерниками, провожали до лагеря. Это вошло в привычку. Со временем дети осмелели, поняли, что убивать их никто не собирается. Понимание, сложившись с детским бесстрашием, стало раздражать пленных. Они пугали и прогоняли отвлекающих их детишек; их римские черты и повадки смущали, пугали[133].

Но убить – не поднималась рука. Подкормить, подхарчить сорванцов, поговорить с ними, посмеяться с ними хотелось каждому. Ребятня схватывала латынь на лету лучше матерей. Но все равно, слушать их речи было так… Сердца каменели в глотках от детского:

– Atta (рус. отче)![134]

Детей прозвали злом, лат. malum, рус. малый, малой (примеч. clxxxviii).

Все изменилось, когда лагерники узнали, что к малым стали прицениваться еврейские и греческие торговцы. Легионеры знали, что ждет карапузов. Без ужасных сцен не обошлось. С той поры малых или мальчишек[135] (примеч. clxxxix), как ласково переделали римское malum их матери, римляне признали за своих. Не по закону, по закону эти дети были рабами. А по понятиям они были детьми (примеч. схс).

Римские отцы-atta стали богами у своих потомков тюрок: киргизов, бурят, телеутов, монголов etc. Восклицания «О татай!» и «Ат татай!»[136] до сих пор живы в их языках (примеч. cxci).

Римляне долго не разбирались в различиях родов и племен своих женщин. Своих детей они отличали по своей породе, она была заметна тогда, заметна и сейчас. Ораву признанных и непризнанных сыновей надо было учить. С усилением отцовских и сыновних привязанностей у римлян пробуждалось любопытство к новым родственникам и их укладу. Отцы рассказывали сыновьям байки о Риме, те – о своей Родине. Подобное столкновение египетского, греческого и латинского языков в Египте изучено (примеч. cxcii). Дети росли в двуязычной среде, причем влияние омертвевшей в литературе на Западе латыни уменьшалось от поколения к поколению.

В новое время наблюдалась похожая языковая (речевая) картина. М. Бергельсон, А. Кибрик и У. Лиман обнаружили и описали остаточный (реликтовый) диалект (наречие) русского в деревне Нинильчик на Аляске на восточном берегу залива Кука.

Сейчас насчитывается не более двадцати человек, в той или иной степени владеющих нинильчикским диалектом. Все они не моложе 75 лет.

Местная разновидность русского уникальна еще и тем, что она по меньшей мере сто лет не имела никаких контактов с материнским языком[137]. Средний род существительных в диалекте утрачен.

Частично утрачен и женский род, например, мой дочь пришел, краснай смародина, евонай мать весь ночь television караулил (его мать всю ночь смотрела телевизор). Эта черта появилась здесь не в результате распада языка, а, видимо, была свойственна тому варианту русского, который использовался в XIX в. среди русских и креолов Аляски (примеч. cxciii).

Более 70 % слов нинильчикского диалекта – обычные русские слова (с точностью до фонетических изменений): агорот, бутилка, бабачка, чотка (тетка), остраф, мишок, скаска. Некоторые русские слова в Нинильчике сохранились с измененным значением: шайка (ночной горшок), дёсна (челюсть), башка (череп), крупа (рис). Сохранились и слова, встречавшиеся в русском языке XIX в.: струш (рубанок), вишка (второй этаж), чухня (финн), чихотка (туберкулез). Есть слова, встречающиеся в других русских диалектах: шикша (ягода водяника), пучка (дикий сельдерей). Некоторые слова немного изменили свою форму: калишок (кошелек), вомарак (обморок), мужиканиц (музыкант). В языке сложился ряд образных названий: дедушка камар (крупный комар), марской чайка (рыба скат – так как машет плавниками, подобно птице). Быт и облик Нинильчика описан в книжке Agrafenas Children (примеч. cxciv, cxcv).

Если перенести этот пример на происходившее в Центральной Азии, то русские говоры в нем соответствуют италийским. Наблюдение А.И. Доватура о разнице греческого и латинского языков позволит продлить в прошлое наблюдения за пожиранием языка речью:

Греческий язык – женский язык, потому что его грамматика изобилует особенностями, между тем как грамматика латинского языка подчинена строгим правилам, исключения здесь немногочисленны; латынь – это язык мужчин (примеч. cxcvi).

Языковые следствия речевого общения разноязыких дают причудливые сочетания. Известен, например, кяхтинский пиджин, русско-китайский диалект, наречие (примеч. cxcvii):

Лексика кяхтинского языка была преимущественно русской, грамматический строй – китайским: слова не изменялись, глаголы употреблялись в форме императива, существительные и местоимения в препозиции становились определениями – следовательно, было утрачено различие между личными и притяжательными местоимениями, и т. д. Знаменита фраза «моя твоя понимай нету». В Китае одно время этот язык преподавался чиновникам, торгующим с Россией, издавались учебники и существовали экзаменационные комиссии (обычно составители пособий при этом называли кях-тинский пиджин русским языком; насколько искренним было такое представление, не вполне ясно) (примеч. cxcviii).