Жиль Делез - Капитализм и шизофрения. Книга 2. Тысяча плато

• Название: Капитализм и шизофрения. Книга 2. Тысяча плато
• Автор: Жиль Делез
• Издательство: У-Фактория, Астрель
• Жанр: Философия
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9757-0526-6, 978-5-271-27869-3, 978-5-9757-0527-3, 978-5-271-29213-2

Второй том «Капитализма и шизофрении» — не простое продолжение «Анти-Эдипа». Это целая сеть разнообразных, перекликающихся друг с другом плато, каждая точка которых потенциально связывается с любой другой, — ризома. Это различные пространства, рифленые и гладкие, по которым разбегаются в разные стороны линии ускользания, задающие новый стиль философствования. Это книга не просто провозглашает множественное, но стремится его воплотить, начиная всегда с середины, постоянно разгоняясь и размывая внешнее. Это текст, призванный запустить процесс мысли, отвергающий жесткие модели и протекающий сквозь неточные выражения ради строгого смысла…

---

Странно, что для обозначения плана, обращенного к имманентности, следует использовать слово «вера». Но если рыцарь — это человек становления, то существуют всевозможные типы рыцарей. Не бывает ли даже рыцарей наркотиков, в том смысле, что вера — это наркотик, — в смысле, весьма отличном от смысла, что религия — это опиум? Эти рыцари заявляют, что наркотики — при необходимых условиях предусмотрительности и экспериментирования — неотделимы от разворачивания некоего плана. И на таком плане не только сопрягаются становления-женщиной, становления-животными, становления-молекулярными, становления-невоспринимаемым, но и само невоспринимаемое с необходимостью становится воспринимаемым в то самое время, когда восприятие с необходимостью становится молекулярным — достичь дыр, микроинтервалов между материалами, цветами и звуками, куда устремляются линии ускользания, мировые линии, линии прозрачности и рассечения.[342] Менять восприятие; проблема сформулирована корректно, ибо она дает всю содержательную совокупность «этого» наркотика, независимо от вторичных отличий (галлюцинаторные или нет, тяжелые или легкие, и т. д.). Все наркотики, прежде всего, касаются скоростей и изменений скорости. Что позволяет описать Наркотическую сборку — какими бы ни были различия — так это линия перцептивной каузальности, которая является причиной того, что: 1) невоспринимаемое воспринимаемо; 2) восприятие молекулярно; 3) желание непосредственно инвестирует восприятие и воспринятое. Американцы поколения битников, уже вставшие на этот путь, говорили о молекулярной революции, присущей наркотику. Затем обширные синтезы Кастанеды. Лесли Фидлер отметил эти полюса американской Мечты: зажатые между двумя кошмарами — геноцидом индейцев и негритянским рабовладением, — американцы создали из негра образ, подавленный силой аффекта, множества аффектов, а из индейца — образ, сдерживаемый остротой восприятия — восприятия, все более и более острого, разделенного, бесконечно замедленного и ускоренного.[343] В Европе Анри Мишо стремился к тому, чтобы более охотно освобождаться от ритуалов и цивилизаций, составляя превосходные и тщательные протоколы опыта, облагораживая проблему каузальности в отношении наркотиков, уточняя ее насколько возможно, отделяя от бреда и галлюцинаций. Но именно в этом пункте все воссоединяется — и еще раз, проблема хорошо поставлена, когда мы говорим, что наркотик вынуждает утратить форму и личность, приводит в действие безумные скорости наркотика и необычайные медленности после наркотика, сжимает одни скорости с другими как борцов, сообщает восприятию молекулярное могущество схватывать микровосприятия, микрооперации, а воспринимаемому — силу испускать ускоренные и замедленные частицы, следуя плывущему времени, которое более не наше время, испускать этовости, которые уже не этовости этого мира: детерриторизация, «Я сбился с пути…» (восприятие вещей, мыслей, желаний, где желание, мысль и вещь захватили все восприятие — невоспринимаемое наконец воспринимаемо). Ничего не осталось, кроме мира скоростей и медленностей — без формы, без субъекта, без лица. Ничего не осталось, кроме зигзага линии, подобного «удару бича приведенного в ярость кучера».[344] Целая ризоматическая работа восприятия, момент, когда желание и восприятие сливаются.

Такая проблема специфической каузальности весьма важна. Взывать к каузальностям — слишком общим, внешним, психологическим или социологическим, дабы принять в расчет некую сборку, — это все равно, что ничего не сказать. Сегодня по поводу наркотиков установился такой способ говорить, который только и делает, что мусолит общие места относительно удовольствий, бедствий, затруднений в общении и причин, всегда приходящих откуда-то еще. Чем больше мы симулируем понимание данного феномена, тем более мы неспособны к схватыванию собственной каузальности в протяженности. Несомненно, сборка никогда не заключает в себе каузальной инфраструктуры. Однако она в высшей степени несет в себе некую абстрактную линию специфической или творческой каузальности, свою линию ускользания и детерриторизации, которая может быть осуществлена лишь в соединении с общими каузальностями иной природы, но никоим образом не объяснена посредством них. Мы говорим, что проблема наркотиков может быть понята только на том уровне, где желание непосредственно инвестирует восприятие, а восприятие становится молекулярным в то самое время, когда невоспринимаемое становится воспринимаемым. Тогда наркотики появляются как агент такого становления. Именно здесь обитает фармакоанализ, который следовало бы сравнить с психоанализом и, одновременно, противопоставить ему. Ибо психоанализ существует здесь одновременно и как модель, и как противопоставление, и как предательство. Действительно, психоанализ может быть понят как модель референции, ибо он сумел — по отношению к существенным аффективным феноменам — построить схему собственной причинности, отличную от обычных психологических или социальных обобщений. Но эта каузальная схема все еще зависит от плана организации, который никогда не может быть постигнут в себе, который всегда выводится из чего-то еще, всегда подразумевается, изымается из системы восприятия и который как раз и получает имя Бессознательного. Таким образом, план Бессознательного остается планом трансцендентности, который должен обеспечивать, оправдывать существование психоаналитика и необходимость его интерпретаций. Этот план Бессознательного молярно противостоит системе восприятие — сознание, и, поскольку желание должно транслироваться в этот план, он сам соединен с крупными молярностями, подобными утопленной части айсберга (структура Эдипа или скала кастрации). Итак, невоспринимаемое остается тем более невоспринимаемым, чем более оно противится воспринимаемому в некой дуальной машине. Все по-иному на плане консистенции или имманентности, который, насколько его касается, оказывается с необходимостью воспринимаемым в то самое время, когда конструируется — экспериментирование заменяет интерпретацию; бессознательное, ставшее молекулярным, не изобразительным и не символическим, дано, как таковое, в микроперцепциях; желание непосредственно инвестирует поле восприятия, где невоспринимаемое проявляется как воспринимаемый объект самого желания, «нефигуративность желания».

Бессознательное уже означает не скрытый принцип трансцендентного плана организации, а процесс имманентного плана консистенции, как он проявляется на самом себе по мере своего конструирования. Ибо бессознательное должно создаваться, а не переоткрываться. Больше нет дуальной машины сознание — бессознательное, ибо бессознательное существует или, скорее, производится там, куда движется сознание, уносимое планом. Наркотики сообщают бессознательному имманентность и план, постоянно упускаемые психоанализом (в этом отношении, возможно, знаменитый эпизод с кокаином отметил поворотный пункт, заставивший Фрейда отказаться от прямого подхода к бессознательному).

Но если верно, что наркотики отсылают к такой молекулярной, имманентной перцептивной каузальности, то в целом остается вопрос о знании того, сумеют ли они на самом деле расчертить план, обуславливающий опыт. Итак, каузальная линия, или линия ускользания, линия наркотиков не перестает сегментироваться в форме самой жесткой зависимости от них, от их принятия и дозы, и от наркодилера. И даже в своей гибкой форме она может мобилизовать градиенты и пороги восприятия так, чтобы задать становления-животными, становления-молекулярными; все происходит еще в контексте относительности порогов, которая довольствуется лишь имитацией плана консистенции, а не расчерчиванием его на неком абсолютном пороге. Что дает нам восприятие столь же быстрое, как и быстролетящая птица, если скорость и движение продолжают ускользать куда-то еще? Детерриторизации остаются относительными, компенсированными самыми гнусными ретерриторизациями, так что невоспринимаемое и восприятие не перестают преследовать друг друга или бежать друг за другом, никогда на самом деле не спариваясь. Вместо того чтобы дыры в мире позволяли мировым линиям ускользать самим, линии ускользания сворачиваются и начинают кружиться в черных дырах; каждый наркоман в своей дыре — групповой или индивидуальной — подобен литорине[345]. Скорее погрузившийся [enfoncé], чем раздавленный [défoncé]. В зависимости от рассматриваемого наркотика молекулярные микроперцепции заранее покрыты галлюцинациями, маниями, ложными восприятиями, фантазмами или параноидальными приступами, восстанавливающими в каждое мгновение формы и субъектов, подобных многочисленным призракам и двойникам, которые не перестают блокировать конструирование плана. Более того, это — то, что мы уже видели раньше в нашем перечне опасностей: план консистенции рискует не только быть преданным или отброшенным под влиянием других каузальностей, внедряющихся в такие сборки, но и сам план порождает свои собственные опасности, согласно которым он разрушается по мере своего конструирования. Нас больше нет, сам план больше не хозяин скоростей. Вместо созидания тел без органов — достаточно богатых и полных, чтобы по ним проходили интенсивности — наркотиками сооружают опустошенное или стекловидное тело, или же тело, пораженное раком: каузальная линия, творческая линия или линия ускользания немедленно превращается в линию смерти или уничтожения. Отвратительное остекленение вен или нагноение носа, стеклянное тело наркомана. Черные дыры и линии смерти, предостережения Арто и Мишо сходятся (более техничные, более согласованные, нежели информационный, психологический и социопсихологический дискурс, центры приема и лечения). Арто говорит: вы не убежите от галлюцинаций, ошибочных восприятий, бесстыдных фантазий или плохих чувств, подобных многочисленным черным дырам на плане консистенции, ибо ваше сознание также будет двигаться в этом пойманном в ловушку направлении.[346] Мишо говорит: вы не будете больше хозяином ваших скоростей, вы завязнете в безумной гонке невоспринимаемого и восприятия, в гонке настолько цикличной, что все будет относительным.[347] Вы раздуете сами себя, вы утратите контроль, вы будете на плане консистенции, в теле без органов, но там, где вы не прекратите упускать их, опустошать их, уничтожать то, что вы сделали, неподвижные лохмотья. Такие слова куда проще, чем «ошибочные восприятия» (Арто) или «плохие чувства» (Мишо), но они говорят о гораздо более технических вещах: о том, как имманентная каузальность желания — молекулярная и перцептивная — терпит неудачу в сборке-наркотике. Наркоманы постоянно снова сваливаются туда, откуда хотят выбраться — сегментарность еще более жесткая, чтобы быть маргинальной, территоризация слишком искусственная, чтобы основываться на химических веществах, галлюцинаторных формах и фантазматических субъективациях. Наркоманы могут рассматриваться как первопроходцы или экспериментаторы, которые неутомимо снова и снова прокладывают новый жизненный путь, но даже их осторожность не обладает условиями осторожности. Тогда они либо вновь попадают в когорту лжегероев, следуя конформистским путем мелкой смерти и долгой усталости. Либо же — и это еще хуже — все, чему они будут служить, так это тому, чтобы отбросить попытку, которую могут возобновить и использовать лишь те, кто не принимает наркотики или кто больше не принимает наркотики, кто повторно исправляет всегда несостоятельный план наркотиков и обнаруживает благодаря наркотикам, что последних недостаточно, чтобы сконструировать план консистенции. Не состоит ли вина наркоманов в том, что они каждый раз вынуждены начинать с нуля — либо чтобы принять наркотик, либо чтобы отказаться от него, — тогда как следовало бы освоить переключатель-реле, начать «с середины», раздвоиться в середине? Напиваться допьяна, но чистой водой (Генри Миллер). Накачивать себя наркотиком, но, воздерживаясь, «принимать и воздерживаться, главным образом воздерживаться», Я — трезвенник (Анри Мишо). Добраться до той точки, где вопрос уже не в том «принимать наркотики или нет», а в том, меняют ли наркотики в достаточной мере общие условия пространственного и временного восприятия так, чтобы те, кто их не использует, сумели пройти через дыры мира и следовать по линиям ускользания именно там, где нужны средства иные, нежели наркотики. Нет наркотиков, гарантирующих имманентность; но именно имманентность наркотиков позволяет нам обойтись без них. Ждать, пока другие пойдут на риск — не трусость ли это и злоупотребление? Скорее всегда возобновлять предприятие с середины, меняя средства. Необходимость выбрать, отбирать хорошую молекулу — молекулу воды, водорода или гелия. Здесь нет никакого дела до моделей, все модели молярны — необходимо определить молекулы и частицы, по отношению к которым «близости» (неразличимости, становления) порождаются и определяются. Живая сборка, сборка-жизнь теоретически или логически возможна благодаря любым видам молекул — например, кремнию. Но оказывается, что такая сборка с помощью кремния машинно невозможна — абстрактная машина ее не пропускает, ибо она не распределяет зон близости, конструирующих план консистенции.[348] Мы увидим, что машинные доводы совершенно иные, нежели логические доводы и возможности. Мы не приспосабливаемся к какой-то модели, мы пришпориваем настоящую лошадь. Наркоманы не выбирают хорошую молекулу или хорошую лошадь. Будучи слишком неуклюжими, чтобы ухватить невоспринимаемое, чтобы стать невоспринимаемыми, наркоманы полагали, будто наркотик даст им план, тогда как именно план должен дистиллировать свои собственные наркотики, оставаясь хозяином скоростей и близостей.