Алки Зеи - Леопард за стеклом

• Название: Леопард за стеклом
• Автор: Алки Зеи
• Жанр: Детская проза
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-91759-482-8

В 1936 году в Греции король отходит от власти и в стране устанавливается военная диктатура. Две сестры, восьмилетняя Мелисса и десятилетняя Мирто, живут на одном из греческих островов под защитой большой благополучной семьи: дедушки — великого знатока древней истории, — родителей, тети и горничной. Но только Никос, их старший двоюродный брат, рассказывает самые лучшие истории про леопарда, чучело которого стоит за стеклянной витриной в семейной гостиной. Но вдруг взрослые становятся мрачными, говорят о демократии и диктатуре, ссорятся между собой. Никос вынужден скрываться, а Мирто вступает в военизированную организацию греческой молодежи.

Для среднего и старшего школьного возраста.

---

Алки Зеи Леопард за стеклом

Часть первая

Скучные воскресенья, Икар, таблица умножения

Нет дня ужаснее, чем зимнее воскресенье. Хотела бы я знать, все ли дети обречены по воскресеньям так умирать от скуки, как мы с моей сестрой Мирто? Особенно во второй половине дня, когда темнеет слишком рано и мы уже не можем придумать, чем бы еще заняться. С утра мы успеваем поиграть, поссориться, помириться, книжки почитать — вот сегодня я читала «Дэвида Копперфильда», а Мирто — «Джека», и вот нам уже нечего, ну совершенно нечего делать.

Папа и мама по воскресеньям играют в карты в гостях у господина Периклиса, он папин начальник в банке. Тетя Деспина, папина сестра, отправляется с визитами по знакомым, а у Стаматины, нашей горничной, выходной. Поэтому после обеда с нами сидит только дедушка. Если погода хорошая, он ведет нас на прогулку, но, чуть стемнеет, мы возвращаемся домой. Тут-то и начинается самая скукотища. Дедушка запирается в кабинете — вместе со своими «древними». Так мы с Мирто называем его книги: все они написаны древними греками. А мы плетемся на застекленную веранду и смотрим на море. Когда на море шторм, волны разбиваются о скалы — и долетающие брызги заливают стекла, так что по ним стекают капли воды, похожие на слезы. Вот тогда-то мы и придумываем самые грустные истории. Например, что папа умер, а мама снова вышла замуж, отчим наш, конечно, ужасен, ну и дальше всё, как в «Дэвиде Копперфильде». Или, например, что наш дедушка — нищий бродяга, а мы, завернувшись в лохмотья, скитаемся вместе с ним по холодным улицам, от дома к дому, и просим хлеба. Какую бы историю мы ни придумали, всегда даем ей название, прямо как настоящим сказкам.

Однако на этот раз мы так извелись от скуки, что, даже когда я предложила Мирто сыграть в «Дедушку-бродягу», она заявила, что трудно придумать более жалкую и никчемную историю. Мы, совсем скиснув, посидели еще немножко, а потом устроились каждая перед своим окошком и решили: по чьему стеклу больше капель дождя скатится, та и выиграла. Но выигрывала все время я, поэтому Мирто и на этот раз сказала, что нет игры глупее.

— Может, сочиним историю про леопарда за стеклом? — предложила я, но пожалела об этом раньше, чем произнесла окончание слова «леопард».

— И как тебе только не стыдно! — взвилась Мирто. — Вот об этом я тебе все время и говорю! Слишком много ты о себе воображаешь, если думаешь, что можешь сочинить про него что-нибудь!

Может, она и права. Потому что самые интересные истории о леопарде, чучело которого заперто в стеклянной витрине у нас в большой гостиной, рассказывает Никос, наш двоюродный брат Никос живет в Афинах и учится в университете на химика. Каждое лето он приезжает на остров и отправляется вместе с нами в деревню.

Тетя Деспина, конечно, может сколько угодно рассказывать, что леопарда убил ее муж, потому что несчастная зверюга приплыла из Турции и чуть не съела всех овец на острове, но эта история годится только для взрослых — ни один нормальный ребенок в нее, конечно, не поверит. Никос же рассказывает другую, чудесную историю про леопарда за стеклом, у нее нет конца, а продолжение следует каждое лето.

Уже совсем стемнело. Даже волн на море было не разглядеть. Только слышалось «пу-у-у-уффф», да по стеклам то и дело скатывались потоки «слез». Улицы опустели, и я представляла, что в такие унылые зимние воскресенья наш остров становится необитаемым, все его жители уезжают куда-то далеко-далеко и остается только застекленная веранда, а на ней — мы вдвоем, словно плывущие посреди бушующего моря.

— И как тебе только не стыдно, — снова пробурчала Мирто.

Ясно было: она это сказала, чтобы мы начали разговаривать, пусть даже ее слова прозвучали так, будто она решила устроить драку. Я и сама думала, как бы придвинуться к ней поближе, потому что стало совсем темно и страшно. И тут мы услышали напев волшебных слов: «ПА ВУ ГА ДЕ КЕ ЗО НИ…»

Это был дедушка: всякий раз, заканчивая работу, он пел на каком-то загадочном языке, который называл византийским. Мирто и я, когда нам хотелось показать другим детям, что мы-то — в отличие от них — важные персоны, «разговаривали» между собой на этом иностранном языке. Одна начинала: «ПА ВУ ГА», — а другая подхватывала: «ДЕ КЕ ЗО НИ». Тогда нас спрашивали: «Да на чем это вы болтаете?» А мы, очень гордые собой, отвечали: «А вы что, не понимаете? На византийском языке».

Дедушка спустился к нам на веранду и позвал нас в столовую. Наколол орехи и поставил перед каждой по целой тарелке с медом в придачу. Когда Мирто попросила добавку, дедушка сказал:

— Мирто, что ты предпочитаешь? Еще орехов или чтобы я рассказал вам новую историю?

— Разумеется, еще орехов, — откликнулась она. — Историю съесть нельзя.

Странный у нас дедушка! Он совсем не похож на дедушек наших друзей. Высокий-превысокий, ходит с тростниковой палочкой вместо трости, и спина у него прямая-прямая — ну ни чуточки не сгорбленная. Все жители острова называют его «мудрец».

Он всего Гомера знает наизусть. Никогда не рассказывает нам сказки про драконов и царей, одни только мифы и предания про богов и героев. Иногда мне кажется, что и сам наш дедушка — древний эллин, вот только никак не решусь сказать это Мирто — наверняка она тут же отмахнется: «Вот еще, чушь какая!»

— Ну и чем вы сейчас собираетесь заняться? — спросил нас дедушка, когда мы разделались с орехами.

Мы ничего не ответили: если бы мы попросили его поиграть, например, с нами в лото, он бы тут же отказался: «Лучше я расскажу вам историю. А в лото вы и со Стаматиной поиграете».

— Ну, тогда послушайте одно предание, — решил за нас дедушка и начал рассказ о Дедале и Икаре.

«Икар на крыльях, которые для него сделал его отец Дедал, начал летать, как птица. Но однажды он поднялся так высоко, почти к самому солнцу, что от жара воск, которым были скреплены его крылья, растопился. Он упал в море и утонул. И море, в которое он упал, назвали Икарийским…»

Наш остров «плавает» в Икарийском море. И каким же маленьким он кажется на глобусе! Крошечной точкой. За ним идут другие острова, потом вся Греция, а за нею — огромное множество стран.

Ах, вот бы можно было прицепить себе крылья и полететь! Наступает, скажем, очередное скучное воскресенье, а ты говоришь: «Слетаю-ка я на секундочку в Японию, Китай и Африку — посмотрю, что там сегодня делают дети? А вдруг они тоже играют в классики и „пять камешков“ или прыгают со скакалкой?»

— Дедушка, а может, когда-нибудь человек научится летать по-настоящему? — спросила я.

— Вот еще, чушь какая! — тут же встряла Мирто.

Но дедушка ее перебил:

— Пройдет пятьдесят-сто лет — и это случится. Вот сегодня у нас январь тысяча девятьсот тридцать шестого года, и, может быть, в январе тысяча девятьсот восемьдесят шестого люди будут летать, как Икар, и смогут долететь до самого Солнца, и крылья у них не расплавятся.

— У-у-у-у-у-у-у, — недовольно протянула Мирто, — а нам что делать? Мы-то к тому времени уже старухами станем и летать вряд ли сможем.

Тут дедушка ее отчитал: сказал, что она эгоистка. Сказал, что, если бы все так думали, в мире не было бы никакого прогресса. Ученые могли бы тоже решить: «Зачем нам работать, совершать открытия, если мы состаримся или умрем до того, как увидим плоды нашей деятельности?»

— Но ученые, госпожа Мирто, — продолжал дедушка, — думают о человечестве вообще, а не только о себе. Может, они уже и покинут этот свет, но в своих именах обретут бессмертие.

— Я бы хотела стать ученым, — задумчиво произнесла Мирто.

— Ну, если бы все ученые… так плохо знали таблицу умножения, как ты, — заметил дедушка, — тогда бы точно в мире не было никакой науки.

Мы и представить себе не могли, что воскресенье закончится так ужасно. Дедушка начал экзаменовать Мирто: сколько будет семью семь и дальше, а она, словно бы нарочно, путала всё, что только можно. Даже настаивала, что семью восемь будет сорок шесть, хотя дедушка уже сказал, что пятьдесят шесть, — ну и он, конечно, разозлился.

— Если ты не выучишь таблицу умножения от начала до конца и обратно, никогда не пойдешь в настоящую школу! — бросил он и отправил нас спать.

Я уже во втором классе, а Мирто — в четвертом. Только мы не ходим в школу, нас учит дедушка. Каждый год мы сдаем экзамены как «обучающиеся на дому» и переходим в следующий «класс». В государственную школу нас отдавать не хотят, потому что там, как говорит дедушка, столько детей в каждом классе, что может полгода пройти, пока тебя вызовут к доске. В нашем квартале есть и частная школа — господина Каранасиса, но нам она не по карману.