Ингер Эдельфельдт - Удивительный хамелеон (Рассказы)

• Название: Удивительный хамелеон (Рассказы)
• Автор: Ингер Эдельфельдт
• Издательство: Текст
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2001
• ISBN: 5-7516-0269-2

Ингер Эдельфельдт, известная шведская писательница и художница, родилась в Стокгольме. Она — автор нескольких романов и сборников рассказов, очень популярных в скандинавских странах. Ингер Эдельфельдт неоднократно удостаивалась различных литературных наград.

Сборник рассказов «Удивительный хамелеон» (1995) получил персональную премию Ивара Лу-Юхансона, литературную премию газеты «Гётерборгс-постен» и премию Карла Венберга.

---

Хелена шла дальше. Она все время напоминала себе, что чем труднее путь, тем приятней будет оказаться у цели — на пледе, на траве, на солнце.

Она переходила мост, ведущий к Юргордену.

Навстречу ей двигалась толпа маленьких детей с сверкающими металлическим блеском шариками, купленными, наверно, у какого-нибудь продавца недалеко от Скансена. Да нет, против детей Хелена Петрен ничего не имела, но в большом количестве они как бы немного пугали. Сказал бы им кто-нибудь, чтоб не шумели так ужасно, чтобы сели спокойненько по одному и превратились из этой жуткой вопящей стаи в маленьких людей. Ведь в действительности все они и есть маленькие люди с собственными заботами и горестями. А кипящую злость в ней вызывала именно эта вопящая демонстративная беззаботность.

Лишь один серьезный ребенок был в этой толпе. Маленькая девочка. Хелена попыталась поймать ее взгляд, но задумчивые глаза девочки не смотрели в ее сторону. Не замечали ее.

Я могла бы помочь тебе, думала Хелена Петрен. Но вдруг маленькое личико девочки расплылось в широченной гримасе, и вся ее серьезность пропала.

Хорошо, что у меня нет детей, подумала Хелена Петрен.

Идти уже оставалось недолго. Только пройти мимо Музея Скандинавии, галереи Лильевальхс, Грена Лунд и Скансена.

Вдруг она вспомнила одну странную вещь. Воспоминание это было из такого далекого времени, что казалось, оно уже больше не принадлежит ей: когда она была маленькой и еще не переехала в Стокгольм, то думала, что Скансен — место куда более дикое, чем на самом деле. Что там всякие львы и тигры, верблюды и бизоны. Не так, как в настоящем Скансене, а все вперемешку. Самые разные животные. Маленьких животных держали для того, чтобы животным побольше было что есть. А те в свою очередь служили пищей еще более крупным животным, и так далее. Мышка съедала гусеницу, мышку сова, сову — лиса, лису — волк, волка — пантера, пантеру — лев. Кто съедал льва? Наверно, акула или кит.

Вокруг этого дикого, жестокого Скансена стоял белый в завитушках забор, похожий на забор, окружавший их дом в Хальмстаде, только повыше и потолще. И она могла часами фантазировать о животных, о том, как они караулили и кусали друг друга, как сова выманивала мышку из норки, и как та молила о пощаде, и как сова ей отвечала: «А на что же мне тогда острые когти и клюв?»

Хелене стало противно, когда она вспомнила, что игра носила очень эмоциональный, почти неприличный характер, как будто действительно доставляла ей наслаждение. Как такое возможно? Неужели дети так жестоки? Неужели они играют в такие игры?

И она испугалась; испугалась всех этих людей вокруг — они кажутся такими обыкновенными, но кто знает, что у них внутри? Может, под взрослой маской скрывается жестокий ребенок? Дети, не желающие взрослеть. Достаточно подумать обо всем, что творится в последнее время. Нет, она, конечно же, права.

Но уже совсем скоро она будет сидеть на своем пледе. Вот и подходящая лужайка. Вокруг нее двойная изгородь: деревья изнутри и дома снаружи, — как будто специально, чтобы подчеркнуть важность этого места. Там-то уж ее точно никто не побеспокоит. На траве устроились какие-то люди, но она видит уголок, где сможет спокойно посидеть.

Но когда она направилась через дорогу к своей лужайке, мимо промчался велосипедист и задел ее так, что она уронила корзину. Бутылка с минеральной водой упала на асфальт и разбилась, помидор выкатился из коробки и лопнул, книга вывалилась на землю и раскрылась.

На помощь Хелене подбежала маленькая дамочка с желчным лицом.

— Ох уж эти велосипедисты, — вне себя от возмущения сказала маленькая дамочка, — ездят так, будто хотят поубивать всех вокруг, просто безобразие какое-то, и что же будет дальше? — Она протянула Хелене книгу и пустую коробку от помидора, страдальчески вздохнула и схватилась за больную спину.

— Большое спасибо, — сдержанно произнесла Хелена. — Вам не стоило нагибаться.

Вдруг дама обратила внимание на Хеленину руку.

— Ах, Боже мой! — задыхаясь, воскликнула она. — Вы ранены!

Хелена посмотрела и увидела на коже совершенно незначительную ссадину.

— А, эта царапина, — спокойно ответила она. — Я ее даже не заметила.

— Никогда не пренебрегай царапинами и бедными друзьями! — сказала маленькая дамочка, прищурившись на солнце. Потом она улыбнулась — так улыбается сестра по несчастью себе подобной. — Да, да, да, — вздохнула она. — Пока оно светит, самое лучшее, конечно, насладиться его теплом.

* * *

Наконец Хелена Петрен сидела на своем пледе и смотрела на траву.

Я на необитаемом острове, думала она; здесь не жарко и не холодно, у меня есть все необходимое. Даже только что купленная, новая бутылка минеральной воды, а она еще вкуснее той, что разбилась. Ведь на самом деле я больше люблю именно эту воду, так что, наверно, хорошо, что та разбилась.

Она открыла книгу, но не могла сосредоточиться. Недалеко от нее громко разговаривали какие-то подростки, словно им было наплевать, что они не одни.

У одного из деревьев сидела молодая пара — они целовались; целовались, и хихикали, и опять целовались. И он, и она совершенно неинтересные, но надо же, какое значение они придают друг другу.

Она подумала о Клаусе и о его мечте — женщине помоложе. Может, такая женщина у него уже есть — какая-нибудь мямля, которая согласится на что угодно. Согласится рожать ему детей, хотя он этого не достоин. Согласится воспитывать их, покупать им одежду и компьютерные игры; наверняка это будут мальчишки, неаккуратные, жадные мальчишки, только и ищущие, чего бы сломать. «Надеюсь, у них хотя бы не будет бедняжки младшей сестры», думала Хелена.

Вот так все и начиналось, само собой. С поцелуев под деревом. И не знали, наверно, эти двое, в какой туннель призраков они попадут, вот так, хихикая и целуясь, а потом вдруг поймут, что они одни в этой тьме, одни с призраками, которых и вообразить себе не могли: семья-призрак, рутина, мытье посуды, рента и пьянство, лишние килограммы и орущие дети. Сами виноваты.

Она заметила, что перестала дышать. Перед глазами все кружилось. Пришлось лечь.

Она смотрела вверх — в безоблачную синеву. Подростки все так же шумели. Где-то тявкала собачка, тяв-тяв.

Хелена снова села. Она еще раз посмотрела на людей вокруг. Внутри нее все бурлило, кипело. Собака лаяла, пара целовалась, солнце светило, все шло своим чередом.

Послушайте меня! — хотела она закричать. Поймите же! Что мне сделать, чтобы вы хоть что-нибудь поняли?

Собака. Эту собаку надо пристрелить. Пусть кто-нибудь выстрелит. Она не могла ничего с собой поделать, перед ее глазами возникла картина: звучат выстрелы, один за другим, в их телах, на их лицах разрываются раны, брызги крови, они кричат, дергаются, пробужденные от спячки, от своей лживой жизни, время пришло, пробил час, так слушайте же правду: вы не заслуживаете того, чтобы жить, безвольные идиоты; почему, черт возьми, вы уверены, что достойны жить!!!!

Хелена попыталась успокоиться. Руки дрожали, когда она наливала минеральную воду. Пришлось отставить стакан и бутылку. Что на нее нашло? Она крепко зажмурила глаза. Руки тряслись, дергались так, словно жили своей собственной жизнью, сжимались, как в судороге. Она прижала ладони к пледу. Через некоторое время все прошло.

Она посмотрела вокруг. Ничего не произошло. Никого не застрелили.

Ее мутило, было такое ощущение, что ее сейчас вырвет. Казалось, все это действительно произошло. Но люди все так же сидели на траве. Это произошло где-то в другом месте.

Она очень надеялась, что ее никто не видел.

«Нельзя читать все подряд, — подумала она. — Это проникает тебе в голову. Как-то воздействует на тебя».

Чтобы избавиться от тошноты, ей пришлось лечь.

«Домой, — думала она, — я должна вернуться домой. Это единственное безопасное место. Надо вернуться домой».

* * *

И она помчалась домой. Скорей, скорей, словно в любую минуту могла начаться воздушная тревога, война, обстрел. Домой, с тяжелой корзиной и пледом. Взять такси она побоялась, так как была уверена, что попадет в аварию.

Только бы добраться до дома, и все опять будет хорошо. Она подумала о доме, старательно припомнила все предметы в квартире: комнату за комнатой, вещь за вещью. Цветы, диван с подушками, ванная, экстракт для ванн, горячая вода, клубком свернуться в постели.

В метро притвориться невидимой, невидящей. Не обращать внимания. Спокойно сидеть в своих шортах, с корзиной, шляпой и пледом как на приеме у зубного врача, закрыть глаза и сделать вид, что это перерыв, прекращение вещания. Скоро она будет дома.

От метро она пошла самой короткой дорогой, хотя знала, что придется пройти мимо мерзкого забора. Мерзкого забора с мерзкой надписью; и почему никто ее не сотрет? Почему она там? Казалось, она там уже тысячу лет, мерзкие буквы, и как можно написать что-то подобное?