Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное

• Название: Золотые миры.Избранное
• Автор: Ирина Кнорринг
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 5-86020-054-14

---

15. VIII.31

«Уже не девочка — жена и мать…»

Уже не девочка — жена и мать.
Суровый опыт, а не мысль о чуде
Уже пора бы, кажется, понять,
Что это — жизнь, и что другой не будет.

А всё-таки еще бывает жаль
Забытых слов, разрушенных желаний,
И о не бывшем поздняя печаль
Мешает спать в предутреннем тумане…

Уж создан быт, свой дом, своя семья,
— Ну, пусть не так, как думалось когда-то.
Пусть не дорога жизнь, а колея,
Не зори в ней, а ранние закаты.

Пусть большего не будет никогда,
Но то, что есть — сурово и велико,
И беспощадно-трезвые года
Прекрасней нашей юности двуликой.

— А всё-таки…

IX.31

«Просто, без слёз и проклятий…»

Просто, без слёз и проклятий,
С горстью наивных стихов,
В стареньком ситцевом платье,
В тёмной тоске вечеров,

С запахом лука и супа,
В кухонном едком чаду —
Женщиной слабой и глупой
Тихо к тебе подойду.

И без упрёка и стона
Острую боль заглушу.
Снов твоих страшных не трону
И ни о чём не спрошу.

— Всё, что копила годами,
Молча отдам навсегда.
И заструятся над нами
Не золотые года.

2. X.31

Роза Иерихона («Вдруг стало ясно: жизнь полна…»)

Вдруг стало ясно: жизнь полна
Непоправимою угрозой,
Что у меня судьба одна
С моей Иерихонской розой.

Вот с той, что столько долгих дней
Стоит в воде, не расцветая,
В унылой комнате моей
Безжизненная, неживая.

Будильник, пудра, пузырьки,
Игрушки — рядом на камине.
Её корявые ростки
Окутывает сумрак синий.

И я, над страшным и сухим,
Неумирающим растеньем
Слагаю мёртвые стихи
О не бытье, о не цветенье.

И из сплетенья длинных строк,
Из неожиданных созвучий
Встаёт уродливый цветок,
Сухой, бесплодный и колючий.

Но словно в огненном бреду,
С упрямой, безрассудной верой
День ото дня я жадно жду,
Что зацветёт комочек серый…

Себя стараюсь обмануть,
Другим — сплетаю небылицы.
О, только бы, хоть как-нибудь,
От пустоты освободиться!

Проходят дни и вечера,
Я с каждым днём скупей и строже.
Сегодня — то же, что вчера,
А завтра — заново всё то же.

И мой цветок не расцветёт.
Быть может, и бывают розы,
Что зацветают дважды в год,
И что не вянут на морозе,

Но только это не для нас,
Не для таких, как мы, должно быть.
Томит вечерний, синий час
Томленьем напряжённой злобы.

И вот с безжизненной тоской
Склоняюсь грустно и влюблённо
Над неудачливой сестрой,
Над розою Иерихона.

9. IX.31

Ночью («Два будильника ночью стучат…»)

Два будильника ночью стучат,
Чётко слышен двойной перебой.
Тянет левую руку с плеча
Притуплённая, нудная боль.

На полу — неподвижная рябь,
За окном — мёртвый свет фонаря…
Где-то Богом забытый корабль
Укачали чужие моря.

Где-то долго гудит паровоз
В чёрном холоде мёртвых полей,
С усыпляющим ритмом колёс,
С переливом призывных огней.

Утомлённая память легка,
Память медленно клонит ко сну…
Где-то в небе скользят облака,
Закрывая над крышей луну.

В неподвижной, таинственной мгле
Умирают большие слова.
Два будильника там, на столе…
Но зачем же их всё-таки два?

И над горечью счастья и слёз,
Над сомненьем — любовью — тоской —
Где-то в детстве гудит паровоз,
Далеко, далеко, далеко…

10. IX.31

Мыши («Мыши съели старые тетрадки…»)

Мыши съели старые тетрадки,
Ворох кем-то присланных стихов.
Мыши по ночам играют в прятки
В сонном сумраке углов.

Мыши съели письма из России,
Письма тех, кого уж больше нет.
Пыльные обгрызочки смешные —
Память отошедших дней и лет.

Мыши сгрызли злобно и упрямо
Всё, что нам хотелось сохранить:
Наше счастье, брошенное нами,
Наши солнечные дни.

Соберём обгрызенные части,
Погрустим над порванным письмом:
— Больше лёгкого земного счастья
По клочкам не соберём…

Сделает живым, ненастоящим
Этот мир вечерняя заря.
Будет в окна падать свет мертвящий
Уличного фонаря.

Ночью каждый шорох чутко слышен,
Каждый шорох, как глухой укор:
Это гложут маленькие мыши
Всё, что было до сих пор.

24. X.31

«Надоело скитаться без цели…»

Надоело скитаться без цели,
Примитивный, непрочный уют,
Одиночество тёмных отелей,
Одиночество тёмных минут.

Закоулки глухие, кривые,
Нищета, теснота, полутьма,
И облупленные, неживые
Двухсотлетние эти дома.

Ни романтики старых кварталов,
Ни фальшиво-восторженных слов!
Слишком много я в жизни видала
Этих грязных и тёмных углов.

Жить подобно бродячей собаке,
Не приткнуться нигде, никогда…
— Надоело мне на бивуаке
Прожигать неживые года.

А над жизнью тугой, неизменной,
Навсегда заколдованный круг…
Ночью снятся мне белые стены
И широкие окна на юг.

2. XI.31

«Надоело скитаться без цели…»

Уж не мечтать о нежности, о славе.

А. Блок

Я всё ещё верила в чудо,
Упрямо чего-то ждала,
Готовила, мыла посуду,
И думала, что не жила.

Ласкала любимого сына,
Пила валерьянку и бром.
А ночью томительно-длинной
Томилась о чём — то ином.

Мне снилась высокая жалость,
Большая, как небо, любовь…
Одна только горечь осталась
От этих возвышенных слов.

И маленьким сердцем сгорая,
Как трудно мне было понять,
Что, в сущности, только — жена я,
И только — ревнивая мать.

Прости мне пустые угрозы,
Моё пораженье в борьбе,
И эти жестокие слёзы,
И эти стихи — о себе.

17. XII.31

Рассвет («Будильник резко прозвонит: пора!..»)

Будильник резко прозвонит: пора!
И оборвёт, не досказав чего-то.
Как автомат, в шестом часу утра
Ты встанешь и уедешь на работу.

На мертвых улицах велосипед
Запутает уродливые тени,
От фонаря прольётся красный свет
В тебя засасывающую темень.

А дома, в нестерпимой духоте
Проснётся и замечется ребенок,
Забьётся в долгом кашле. Словно тень
Ночь соскользнёт с соседнего балкона.

И где-то дробно застучат сабо…
И с каждым днём суровее и строже,
Над чёрным городом проснётся Бог,
Но никому на свете не поможет.

17. XII.31

Поэту («Так бывает: брови нахмурив…»)

Так бывает: брови нахмурив,
Зверем смотришь по целым дням.
Отвращенье к литературе,
И в особенности — к стихам.

Ненасытная злоба к фразам,
К разговорам о пустяках,
Да к шатаньям по Монпарнасам,
Да к сидениям — в кабаках.

И кому это только нужно,
Чтоб от споров ночей не спать.
Ведь полезней сготовить ужин,
Чем пустые стихи написать.

Скажут мне: «Не единым хлебом…».
Но без хлеба не проживешь.
Вся земная тоска по небу —
Вековая, большая ложь…

— Ты бы лучше занялся делом,
А не вылущенным стихом
Ты бы встал на рассвете белом
Да в метро побежал бегом.

И работал, работал, работал…
Целый день в жестоком труде,
Не отмахиваясь от заботы,
От земных, от священных дел.

Не гнушался бы скромным заданьем,
Не витал бы в бездне времён,
Лучше — каменщик, строящий зданье,
Чем хранящий тайну масон.

…Но, устав от последней тревоги,
Подойдя к последней черте —
Снова чтенье стихов о Боге,
О бессмертии, о красоте.

5. I.32