Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное

• Название: Золотые миры.Избранное
• Автор: Ирина Кнорринг
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 5-86020-054-14

---

26. II.38

«Я уж не так молода, чтобы ехать в Россию…»

Я уж не так молода, чтобы ехать в Россию.
«Новую жизнь» всё равно уже мне не начать.
Годы прошли беспощадно-бесцельно-пустые
И наложили на всё неживую печать.

Жизнь прошаталась в тумане обманчиво-сером,
Где даже отблеск огня не сверкал вдалеке.
Нет у меня ни отчизны, ни дружбы, ни веры —
Зыбкое счастье на зыбком и мёртвом песке.

А впереди — беспощадная мысль о расплате:
Боль отреченья, позор примиренья с судьбой
Белая койка в высокой и душной палате.
Крест деревянный, сколоченный верной рукой.

23. XI.38

«Я Богу не молюсь и в церковь не хожу…»

Я Богу не молюсь и в церковь не хожу.
России не люблю, не плачу об утрате.
Нет у меня друзей… И горько я слежу,
Как умирает день на медленном закате.

Как умирает жизнь, — спокойно, не спеша,
Как каждый день ведёт навстречу смерти.
Умрут мои стихи. Умрёт моя душа.
Зароют глубоко истерзанное тело.

Конец? — Так что ж? Ведь мне себя не жаль.
Последний, тайный стон последней грусти.
О чём моя тоска? О ком моя печаль?
Зачем моя любовь и боль ночных предчувствий?

От неподвижных дней, от равнодушных встреч —
Одна лишь пустота, усталость и досада.
Мне нечего жалеть, и нечего беречь.
И некуда идти, и ничего не надо.

9. XII.38

«Мне холодно. Мне хочется согреться…»

Мне холодно. Мне хочется согреться.
Сесть ближе к печке. Пить горячий чай.
И слушать радио. И сквозь печаль
Следить, как стынет маленькое сердце.

Как стынет это сердце. А в ответ —
Огромный холод в равнодушном мире,
Да музыка, скользящая в эфире
С прекрасных и невидимых планет.

С «прекрасных и невидимых»? — Едва ли…
Большой концерт в большом парижском зале.

Мне очень холодно. Не превозмочь
Моей, ничем не скрашенной печали.

— И там, на улице, где стынет ночь,
— И там, где музыка, в притихшей ложе, —
Там холодно и одиноко тоже.

21. XII.38

«Ещё лет пять я вырву у судьбы…»

Ещё лет пять я вырву у судьбы.
С безумием, с отчаяньем и болью.
Сильнее зова ангельской трубы —
Неумирающее своеволье.

Ещё лет пять, усталых, грустных лет,
Всё, что прошу, что требую у Бога,
Чтоб видеть солнечный, весёлый свет,
Ещё смотреть, ещё дышать немного.

Чтобы успеть кому-то досказать
О жизни торопливыми словами…
Чтоб всё, что накопила, растерять
Под не прощающими небесами.

Ещё лет пять хотя бы…
А потом —
Тяжёлый воздух городской больницы,
Где будет сердце стынуть с каждым днём,
Пока совсем но перестанет биться.

17. IV.39

«Мне всё равно — куда и от кого…»

Мне всё равно — куда и от кого
Я ухожу бесцельною дорогой.
Мне всё равно…
От счастья моего
Осталась только смутная тревога.

Тоска и жалость. Больше ничего.
Слепая жалость. Да и той немного.

30. IV.39

«С каждом годом всё дальше и дальше…»

С каждом годом всё дальше и дальше
Так и будет — больней и больней.
Сероглазый, беспомощный мальчик
Скоро выйдет из жизни моей.

Станет скоро большим, своенравным,
Плох, хорош ли — не всё ли равно?
Будет брать он у жизни по праву
Всё, что только ему суждено.

Расшибётся ли или добьётся, —
Загорится ли ярким огнём, —
Но уже никогда не вернётся
В свой задорно покинутый дом.

В дом холодный, безмолвный, пустынный,
Где осталась навеки молчать
Ничего не принесшая сыну,
Ничего не сумевшая мать.

2. V.39

PENTECOTE («Два быстрых дня, вернее — полтора…»)

Юрию

Два быстрых дня, вернее — полтора,
И между ними — леденящий ветер.
Кафе, да улицы — так до утра,
И холод у вокзала на рассвете,

Прозрачный сумрак в улицах пустых,
Когда мы снова шли, — и коченели.
И первый луч, проникший сквозь кусты,
Застывший на стволе высокой ели.

Пустынный лес. И холод без конца.
И радость, наполняющая сердце.
Две тени у дворцового крыльца,
В бессмысленной надежде — отогреться.

Потом — большой, торжественный дворец.
(Ведь это стоит многих километров!)
И это солнце, солнце, наконец,
Наперекор отчаянью и ветру!

Огромный лес, таинственный в глуши,
Где дьяволом разбросанные скалы.
И снова хруст велосипедных шин,
И двое нас — весёлых и усталых…

И — всё! Чтоб много месяцев потом
Мне вспоминать о ночи у вокзала,
О холоде, о радости вдвоём,
И сожалеть бессмысленно о том,
Что этого не повторить сначала.

30. V.39

«Обвей мой крест плющом зелёным…»

Обвей мой крест плющом зелёным,
Чертой могилу обведи.
И всё! Ни жалости, ни стона,
Не поминай церковным звоном,
И никогда не приходи.

Пусть зарастёт моя могила
Колючей, сорною травой.
Ведь ты на кладбище унылом
Уже не встретишься со мной.

И только у окна, в столовой,
В ночной, томящей тишине,
Пусть будет тихой и суровой
Скупая память обо мне.

24. VI.39

«Пасьянс не сошёлся. Я снова одна…»

Пасьянс не сошёлся. Я снова одна.
За плотною ставней большая луна —
Ясней фонарей освещает весь город.
Все в доме уснули. И полночь скоро.

Как трудно подумать: война.

Я знаю, что надо бороться и жить,
Почти — против силы. Почти — против воли.
Что многое надо принять и простить.
Ну, что ж? Я прощу. И приму — поневоле.

Я знаю, что надо быть твёрдой, как сталь,
Что нужно поднять непокорные руки.
И трепет — быть может, последней — разлуки
Бесследно нести в равнодушную даль.

Так надо. Я знаю.

А я — я готова без счёта платить
За зыбкое счастье не бывшего рая,
За ветошь почти нелюбимого дома —
Любым пораженьем, позором, разгромом —
……………………………………………
Конечно, об этом нельзя говорить.
Я знаю.

30. IX.39. Шартр

«Это значат — никогда на свете…»

Это значат — никогда на свете,
Ни на этом свете, ни на том.
Это значит — только чёрный ветер
За большим заклеенным окном.

Это значит, что во всей вселенной —
Безнадёжный, бесконечный дождь.
Значит, — ветры воют, как сирены,
(Или — шум в ушах, — не разберёшь!)

Это значит, что не спится ночью,
— Как-то нудно, холодно, темно…
Ах, завыть бы с ветром заодно,
Не по-человечески, — по-волчьи.

14. X.39

«Когда сердце горит от тревоги…»

Когда сердце горит от тревоги,
А глаза холоднее, чем сталь, —
Я иду по парижской дороге
В синеватую, мглистую даль.

Начинает дождливо смеркаться,
Тень длиннее ложится у ног.
Никогда не могу не поддаться
Притязательной власти дорог!

Как люблю я дорожные карты,
Шорох шин, и просторы, и тишь…
А куда бы ни выйти из Шартра —
Все дороги уводят в Париж.

И часами безмолвно и строго,
Плохо скрыв и волненье, и грусть,
Я смотрю на большую дорогу,
По которой назад не вернусь.

14. X.39.Шартр