Юрий Богданов - 30 лет в ОГПУ-НКВД-МВД: от оперуполномоченного до заместителя министра

• Название: 30 лет в ОГПУ-НКВД-МВД: от оперуполномоченного до заместителя министра
• Автор: Юрий Богданов
• Издательство: Крафт+
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-93675-202-5

Книга посвящена истории органов внутренних дел СССР, в которых Н.К. Богданов прошел практически полностью карьерную лестницу. Прослеживая жизненный путь отца, автор подробно останавливается на ключевых моментах истории России XX века, которые так или иначе были связаны с системой ОГПУ-НКВД-МВД, и обращает особое внимание на политическую игру в правящих верхах времен Сталина и Хрущева.

---

В стране вообще и в Куйбышеве в особенности была создана обстановка шпиономании: раз можно заподозрить, что кто-то суёт нос не в свои дела, интересуется вопросами, которые его не касаются, — значит не иначе как этот гад работает на иностранную разведку. Настоящие советские граждане сидят тихо, ничего не видят и не слышат, занимаются только тем, что им поручено. Но среди них везде и всюду враги, настоящей борьбы с которыми нет. Поэтому, по мне-нию ЦК, важнейшая задача как раз и состояла в том, чтобы «мобилизовать куйбышевскую парторганизацию на разоблачение врагов». Дело дошло до абсурда: «секретари и весь аппарат городских райкомов в Куйбышеве бегали с лупами». Возглавляемые первым секретарём Постышевым, вооружённым таким же оптическим устройством, все настойчиво искали фашистскую символику или силуэты Троцкого на обложках тетрадей, на обёртках печенья и конфет [Л.40]. Чем бы ни тешились ревностные партийцы, лишь бы сами не интересовались и другим не давали проявлять любопытство: что же это строится в Жигулёвских горах вместо объявленной во всеуслышание гидроэлектростанции?

Поскольку любые нововведения практически невозможно скрыть от местного населения, то следует отдать должное «Операции прикрытия», что только предпринятыми жесточайшими мерами удалось обеспечивать абсолютную секретность важнейшего объекта.

Об эффективности проведенных маскировочных мероприятий говорит тот факт, что в германских документах предвоенных лет никаких упоминаний о Куйбышеве как запасной столице, тем более сведений о подземном командном пункте в Жигулях, не обнаружено. Более того, за счёт целенаправленной дезинформации удалось пустить противника по ложному следу: 6 июля 1941 года германская разведка «добыла» сведения о том, что «советское правительство намерено перебраться в Свердловск». В Германии это известие приватно узнали «только Гитлер и самые приближённые к нему люди». В действительности в Свердловске был создан ложный командный пункт, и по указанию Сталина в нужный момент «германская разведка получила “секрет”, который сфабриковали специально для неё» [Л.20].

Казалось бы, что за чрезмерное усердие Постышева в Куйбышеве, когда он через неделю после перевыборов горкома арестовал 17 человек из 41 члена нового состава, исключил из партии 3300 коммунистов, распустил более 30 райкомов, в которых «большинство руководителей оказались врагами народа» и т. д., такого горе-руководителя следовало сурово наказать. Однако товарищ Сталин обсуждение «дела Постышева» завершил своим кратким, очень деликатным выступлением, в котором сказал: «У нас здесь в президиуме ЦК, или Политбюро, как хотите, сложилось мнение, что после всего случившегося надо какие-то меры принять в отношении тов. Постышева. И мнение сложилось такое, что следовало бы его вывести из кандидатов в члены Политбюро, оставив его членом ЦК». В благодарность за то, что Постышев успешно провёл «Операцию прикрытия» во вверенной ему области, Сталин, как мог, смягчил удар по своему ставленнику. Впрочем, этот просвет в судьбе Постышева длился около месяца. Вследствие накопления «слишком большого количества компрометирующих материалов», поступавших от НКВД и куйбышевской парторганизации, Политбюро вынуждено было принять решение о передаче «дела Постышева» на рассмотрение Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б). На основании предъявленных обвинений бывший крупный партийный функционер был исключён из ЦК и из членов партии, а в ночь на 22 февраля 1938 года арестован. Спустя год он был приговорён к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян [Л.40].

Заслушав на пленуме ЦК общие итоги проведения в 1937 году истребованных партократами репрессий (и одновременно негласно проходившей «Операции прикрытия»), Политбюро санкционировало начало второго этапа. 31 января 1938 года было принято следующее постановление: «Разрешить наркомвнуделу продолжить до 15 апреля 1938 года операцию по разгрому шпионско-диверсионных контингентов из поляков, латышей, немцев, эстонцев, финнов, греков, иранцев, харбинцев, китайцев и румын, как иностранных подданных, так и советских граждан, согласно соответствующим приказам НКВД СССР. Оставить до 15 апреля 1938 года существующий внесудебный порядок рассмотрения дел по этим операциям» [Л.40].

Теперь в целях полного выявления связей с зарубежьем и пресечения возможности утечки любой информации остриё репрессий было направлено против националов, то есть на представителей тех национальностей (финнов, латышей, литовцев, эстонцев), «которые имели свои компактные территориальные образования, входившие ранее в состав Российской империи и ставшие после Октябрьской революции независимыми государствами». Репрессии не могли пройти мимо представителей народов других европейских стран (греков, румын, македонцев, чехов, болгар, испанцев и др.), ибо говорилось, что они «склонны к шпионской работе в пользу своих государств». При этом аресты всех потенциальных шпионов производились только по национальному признаку, без наличия компрометирующих материалов. Вызвано всё это было следующим обстоятельством. Ещё в 1935 году Москве стало достоверно известно, что вооружённое нападение на СССР планируется консолидированными силами коалиции ряда государств в составе Германии, Польши, Румынии, Финляндии и стран Прибалтики. Приходилось учитывать это обстоятельство.

Поскольку к новой волне репрессий опять подключились партократы, то с их подачи часто «арестовывали и расстреливали целыми семьями, в числе которых шли совершенно неграмотные женщины, несовершеннолетние, даже беременные, и всех, как шпионов, подводили под расстрел без всяких материалов, только потому, что они — националы» [Л.40].

«Операция прикрытия» подразумевала осуществление более жёсткого контроля и за иностранными гражданами, официально прибывавшими в Советский Союз. В этих целях акционерное общество «Интурист» на основании постановления СНК СССР от 17 апреля 1938 года было передано в ведение НКВД СССР и подчинено его административно-хозяйственному управлению. Интересно, что в сов. секретном циркуляре НКВД СССР № 165сс от 16 августа 1938 года было записано, что о переходе местных отделений и представительств «Интуриста» в ведение НКВД «должны знать только заведующие местными отделениями этой организации и «вопрос о переходе Интуриста в ведение НКВД разглашению не подлежит». Поскольку принадлежность туристической компании к ведомству, занимавшемуся совсем иной деятельностью, выглядела не очень вразумительной, то через полтора месяца, которые понадобились НКВД, чтобы нашпиговать АО «Интурист» своими акционерами, в соответствии с приказом НКВД СССР № 00641 от 29 сентября 1938 года эта фирма в структуре НКВД объявлялась «больше не значившейся».

К этой же международной теме относился и арест всех специалистов, побывавших за границей на учёбе, стажировке, разработке проектов, закупке оборудования и т. п., а потому имевших возможность сохранить нежелательные личные каналы связи с иностранными гражданами. Редкое исключение здесь составил, может, упоминавшийся в главе 14 муж моей тёти по маминой линии Ершов Сергей Прохорович, который находился в США в течение 18 месяцев в связи с разработкой проекта Челябинского тракторного завода, но почему-то (в том числе и к его великому удивлению) за решётку не попал. Большинство его товарищей по американской командировке было арестовано.

В марте 1938 года состоялся последний публичный процесс. На скамье подсудимых находились Бухарин, Рыков, Раковский, Ягода, Крестинский, Розенгольц, Чернов, Икра-мов, Ходжаев, Шарантович, Гринько и Зеленский. Причём Бухарин в ходе следствия и суда всё ещё на что-то надеялся, из тюрьмы неоднократно писал Сталину, просил его не уничтожать, а выслать за границу, чтобы сделать из него анти-Троцкого. Однако на этом процессе обвинения прозвучали куда более серьёзные, чем на предыдущих: вредительство, организация кулацких восстаний, голодомор и др. Основанием для этого явилась полученная к этому времени крайне важная информация. Во-первых, в декабре 1937 года советской разведке за рубежом удалось выкрасть часть архива Троцкого, который в 1929 году при содействии Бухарина и попустительстве ОГПУ «бесу перманентной мировой революции» удалось вывезти с собой при выдворении его с территории СССР. Во-вторых, трём высокопоставленным подсудимым удалось купить себе жизни за счёт откровенного сообщения следствию всех известных им сведений. Перед январским процессом 1937 года это сделали Радек и Сокольников, перед данным, мартовским 1938 года, разговорился (в основном на французском языке) Раковский. Эти фигуранты были причастны к делам высшей зарубежной закулисы, а потому знали очень много: истинную подоплёку революции, Гражданской войны, кровавого террора, голодомора, планов уничтожения СССР и прочих тёмных деяний. Их откровения не были включены в материалы открытых процессов, но позволили Сталину более точно установить, чьими ставленниками являлись Троцкий, Свердлов, Бухарин и другие деятели ленинской (точнее, троцкистской) гвардии. Со слов Радека, Сокольникова и Раковского стало понятно, кто и как подставлял Россию, сокрушал её, разворовывал и продолжал подрывные акции в настоящее время.