Теодор Моммзен - История римских императоров

• Название: История римских императоров
• Автор: Теодор Моммзен
• Издательство: Ювента
• Жанр: История
• Год: 2002
• ISBN: ISBN 5-87399-138-3

---

Работоспособнее его не было никого, чего только он не предпринял менее чем за 2 года своего правления: реформу религии, чиновничьей сферы, подготовил и провел великую Персидскую войну, занимался весьма обширной и, похоже, первоначально предназначавшейся для публикации корреспонденцией, а также составлением многочисленных брошюр. Это было возможно единственно благодаря его образу жизни.612 Он был самым скромным из всех мыслимых правителей; радостей трапезы он не знал, сна ему нужно было мало; до рассвета покидал он свое жесткое ложе и сразу же садился за письменный стол. Но во всем этом не хватает чувства красоты и изящества: даже его целомудрие едва ли можно поставить ему в заслугу, поскольку происходило оно из полнейшего равнодушия к женским прелестям. Скверное писательство, странная жизнь, злопыхательство, писательская зависть — те дурные качества пишущих людей, которые омрачают образ этого храброго солдата.

Отсутствие у Юлиана определенной политической позиции, стремление вести войну на бумаге напоминает Наполеона I. Он, как и тот, не был джентельменом. Таким образом, из-за этих негармоничных и неприятных качеств он [MH. III179] никогда не был настоящим, великим государственным деятелем и полководцем. Без удачи и без благословения он плыл против течения и боролся за уже проигранное дело, что и вынужден был признать. Отсюда его неприязнь к христианству. Как бы глубоко не презирал он христианство, как бы четко не видел его недостатков, он все-таки знал, что не мог с ним соперничать, что времена язычества прошли. Поэтому он пытался на свой лад, насколько это возможно, перенести христианские идеи на язычество.613 Конечно, это не могло увенчаться успехом. Но самое печальное в том, что в нем рядом с государственным деятелем и полководцем мы всегда видим фрондирующего писателя.

Взойдя на престол, благодаря особой милости судьбы, без кровопролития, Юлиан начал преобразование в религиозной и военной жизни, в администрировании. Восстановление тиранического режима Констанция, устранение продажных придворных подхалимов, которые несли вину за многие грехи, совершенные во время его правления, было, пожалуй, необходимо. Однако судебная комиссия, которую Юлиан создал для расследования политических процессов времен правления Констанция, была все же сомнительным деянием.614 Из-за искаженного понимания объективности выбор его пал отчасти на худшие орудия правосудия прошлого режима. То, что Юлиан якобы сам принимал участие в заседаниях комиссии, — клевета, большая часть ее решений заслуживает сурового порицания. То, что все те, кто приложил руку к казни Галла, [MH. III180] тем самым жестоко задели Аподемия и Павла, имело в своем основании угодничество по отношению к его брату, Юлиану, что по сути не заслуживает порицания и могло быть политической необходимостью.

Из-за строгого этикета Констанция, из-за излишней роскоши, которая во все времена была чертой императорской жизни, двор находился в плохом состоянии. Брадобреев и поваров, занимавших видное место в иерархии придворных должностей, увольняли целыми толпами, двор отказывался от роскоши. Однако поспешное и бесцеремонное вмешательство Юлиана и здесь послужило причиной жестокого кровопролития.615 Правда, сэкономлено было много денег, и когда Юлиан хвалился тем, что сократил налоги во всей Империи на одну пятую,616 то львиную часть следует отнести на счет прекращения бессмысленного расточительства при дворе.

Если рассматривать его отношение к религии, то очевидно, что, как и Цезарь в Галлии, он еще не сделал выбор и не отвернулся от христианства открыто.617 Только вступив в Константинополь618 в качестве императора, он признал себя язычником и провозгласил полную терпимость, не более того.619 Однако это допущение обратило свое острие против церкви, облагодетельствованной обоими его предшественниками. Ее сильно возросшие при Констанции привилегии были уничтожены одним ударом. Храмы были восстановлены, все их богатства, которые ранее отошли [MH. III181] христианским церквям, надлежало вернуть обратно. Однако по отношению ко всем христианам действовала полная терпимость; никого не смели принудить к жертве, и всем сектам должна была быть предоставлена полная свобода. Юлиан отказался от ранее упомянутого плана государственной ортодоксии, согласно которому предполагалось насадить сверху единую веру. При этом свою роль сыграла абстрактная идея терпимости, и, конечно же, ощущение того, что он не мог применить более действенного средства в деле разрушения христианства, кроме как посеять разногласия между сектами и позволить им свободно царствовать. Тем самым опасное для государства замкнутое единство христиан было устранено. Вполне похоже на Юлиана то, что он не только с радостью наблюдал споры среди христиан, но и сам вмешивался в диспуты епископов различных конфессий, и поскольку в шуме спорящих голосов не мог добиться к себе внимания, кричал им, что они все-таки должны его слушать, ведь даже франки и алеманы слушали его.620 Возможно, это действовало, но достойным это не было — так опускаться до бранящегося клира.

Благодаря признанной идее всеобщей терпимости Афанасий тоже вернулся в Александрию и занял должность епископа. Однако Юлиан не потерпел этого, он признавал опасность Афанасия для государства и запретил ему заниматься епископской деятельностью. Поскольку должность епископа должен был занять другой, Афанасий не покорился. Юлиан приговорил его к ссылке в четвертый раз.621 Ни один император не мог ужиться с этим священником. [MH. III182] Действия против христианства были в равной степени неправильны и с точки зрения государственной политики. После того как значение христианства возросло до такой степени, что его уже нельзя было игнорировать, государство должно было позаботиться о признании ортодоксии, кроме того, положение было невыносимо, и повсеместная разруха в Империи неизбежно вредила единству.

Несмотря на теоретическую всеобщую терпимость, Юлиан оказывал предпочтение язычникам, не исключая, впрочем, того, что христиане могли быть допущены к официальным должностям, но охотнее назначал на них язычников.622 Строго придерживаться нейтралитета было все-таки невозможно. Один шаг был сделан прямо против христианства, шаг, имевший высшее, практическое значение. Христианам было запрещено преподавать; риторику, грамматику и философию могли преподавать только язычники.623 Во всех крупных городах были учреждения, которые имели огромное сходство с нашими гимназиями и если не с университетами, то с факультетами.

Таким образом, христиане были отрезаны от любого преподавания для высших сословий, от всякого соприкосновения с молодежью. Юлиан очень хорошо видел, где таилась главная опасность для язычества, в частности в переходе христианства от религии низших сословий к религии всех сословий.

Существует письмо Юлиана,624 в котором он с известной наивностью, но и с внутренним убеждением пишет, что Гомер и Геродот верили [MH. III183] в Гермеса и муз, и кто хочет толковать Гомера и Геродота, не должен поносить Гермеса и муз ради нескольких драхм. Пока языческий культ был подавляющим, этот принцип был приемлем. Теперь христиане могли толковать в своих церквах Матфея, а античных писателей отдать их единоверцам. Это разбередило старые раны и увеличило пропасть между античным образованием и новой верой. Данное распоряжение вызвало самый резкий протест даже у лучших представителей язычества.625 Юлиана упрекнули в нетерпимости.

К своему сожалению, император вынужден был убедить себя в том, что язычество отжило свой век. Храмы стояли открытыми, но никто не заходил туда. В язычестве можно проследить два направления: духовно-философский неоплатонизм и язычество в его грубом виде, со всем механизмом пророчествования и волшебства. Более глубоко мыслившие люди отвергали эти извращения. Однако Юлиан был до смешного предан толкованию снов, пророчествованию и жертвоприношениям, так что его не без основания упрекали в том, что он не более чем идолопоклонник.626 Так он выбивался из сил, тщетно борясь старой, мертвой религией против новой, жизнеспособной. Он воспылал ненавистью к Антиохии, потому что не смог наполнить храмы. Единственным достижением этого [MH. III184] города было принесение в жертву старым жрецам гуся; так это увидел Юлиан.627 Возможно, это только выдумка, но она показательна. Юлиан был слишком благоразумен, чтобы видеть, как достаточно часто по отношению к нему имела место лишь угодливость, которая толкала в объятия облагодетельствованной им религии такие элементы, владение которыми было не совсем желательно и лестно. Таким образом, чувство несбыточного предприятия всегда было живо в нем. Поэтому он попытался перенести этическую форму христианства на язычество.628 Сюда можно отнести добрые дела: организацию духовенства по образцу иерархии христианской церкви и основание приютов и больниц, для каковых целей он выделил значительные государственные средства. Он признавал превосходство христианства в этих областях и хотел наделить им язычество. Однако это было бесполезно, сосуд не вмещал содержимое.