Священник Илия Кочуров - Русский кантианец

• Название: Русский кантианец
• Автор: Священник Илия Кочуров
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-88017-290-0

В серии «Библиотека русской философской мысли» вниманию читателей предлагается монография священника Илии Кочурова, посвященная жизни и творчеству выдающегося русского философа и логика Александра Ивановича Введенского (1856–1925), профессора Санкт-Петербургского университета.

А. И. Введенский был, с одной стороны, последовательным сторонником кантовского критицизма в России, с другой – самостоятельным оригинальным мыслителем. Книга познакомит читателя с развитием русской философии в конце XIX – начале XX в., с философскими дискуссиями того времени, с историей взаимоотношений А. И. Введенского со своими учителями, учениками, коллегами.

---

Почему же тогда ум человека впадает в ошибку признания возможности научной метафизики? Кант видит причину в невольном заблуждении ума, не умудренного критической теорией познания. Разум, умозаключая об опыте, примышляет к нему еще и такие объекты, которых не видит. И через это разум считает, что знает о метафизике нечто действительное.

Умозаключения бывают трех родов: категорические, гипотетические и разделительные. По аналогии с этим, считает Кант, и метафизика как наука преследует в своих рассуждениях раскрытие трех идей: идеи души, идеи мирового целого и идеи Бога. Соответственно, существуют и три раздела метафизики: рациональная психология, рациональная космология и рациональная теология. А. И. Введенский считает подобные рассуждения Канта односторонними, так как выходит, что метафизика всегда спиритуалистична[151], однако материализм и атомизм тоже относятся к метафизическим теориям. Несомненная же заслуга Канта, по мнению А. И. Введенского, заключается в указании на то, какая обязанность выпадает на долю философов, отрицающих возможность метафизики в виде науки.

Кант доказал несостоятельность той метафизики, которую считают наукой. Для этого он раскритиковал все три ее раздела. В рациональной психологии он вывел недоказуемость существования души и ее бессмертия. А. И. Введенский не видит в этом причины считать Канта материалистом. Против взглядов Канта в свое время была выставлена рациональная психология, потому он и критиковал ее, а не материализм. Впрочем, Кант уже доказал субъективность пространства, материализм же считает пространство объективным, а значит, автоматически подпадает под опровержение Канта. Из всего этого следует и недоказуемость дуализма[152], если следовать теории Канта, так как недоказуемы и душа, и материя.

Исследуя рациональную космологию, Кант выводит 4 антиномии[153]относительно 4-х главных вопросов мирового целого. Тезис и антитезис каждой антиномии, по мнению Канта, одинаково легко доказуемы. Причиной этого является то, что в тезисах мы смотрим на вещи в себе, а в антитезисах – на явления. А. И. Введенский видит в этом ошибку, так как получается, что в метафизике возможны доказательства, а вещи в себе познаваемы.

Во времена Канта рациональная теология была направлена на рассмотрение вопросов о Боге, главным образом о Его существовании. При этом все рассуждения велись схоластично и наукообразно, независимо от духа Откровения. Кант разбивает все существовавшие тогда доказательства бытия Божия и говорит, что в Бога можно только верить. Почему же Кант не подвергает опровержению атеизм? А. И. Введенский считает, что этого он не делает, возможно, потому, что у атеизма нет своих доказательств. Атеизм ошибочно из недоказуемости бытия Божия заключает Его небытие.

Итак, Кант доказал неопровержимость и недоказуемость любых положений метафизики. Она невозможна в виде знания. Однако без метафизики невозможно цельное мировоззрение. Метафизика должна входить в него в качестве веры, но быть не просто верой, а весьма прочно обоснованной. То есть человеку необходимо решить для себя: какая метафизика для него лучше других? Этому вопросу посвящены две работы Канта: «Основоположения к метафизике нравов» и «Критика практического разума». К ним-то и обращается А. И. Введенский.

В этих произведениях Кант вполне однозначно высказывает мысль о том, что лучшим основанием для правильных и прочных метафизических суждений является признание безусловной обязательности нравственного долга. Отталкиваясь от этой посылки, Кант предлагает построить и всю метафизическую систему. Методом будет служить нахождение и определение тех метафизических положений, без которых невозможно признание безусловной обязательности нравственного долга. Из этих положений и должна составиться метафизика, в которую логически обязан будет верить каждый признающий обязательность нравственного долга человек. Такую метафизику Кант называет «морально обоснованной верой». А. И. Введенский предлагает назвать ее «критической метафизикой». Но эта метафизика все же остается верой, а не знанием, так как абсолютную обязательность нравственного долга нельзя ни доказать, ни опровергнуть. В отличие от законов природы нравственный закон дает повеление, т. е. является императивом[154]. Существуют и другие императивы, например юридические законы, законы благоразумия, законы искусства и т. п. Но они имеют условный характер, так как направлены на уменьшение неудовольствия и увеличение удовольствия. Нравственный же закон имеет безусловный характер. «Он требует, например, какого-нибудь поступка, независимо от того, будет ли этот поступок полезен или вреден, приятен или неприятен для того, кто его совершает», – говорит А. И. Введенский[155]. То есть нравственный закон – это категорический императив. Кант называет нравственный закон априорным синтетическим суждением, так как он имеет общеобязательное значение – а это признак априорности. Синтетический характер виден из того, что понятие безусловной обязательности, которое нравственный закон присоединяет к человеку, не содержится в понятии человека. Это же говорит об автономном характере нравственного закона: он не навязывается человеку извне, а диктуется непосредственно изнутри.

От рассмотрения этих положений А. И. Введенский переходит к изучению содержания нравственного закона. Кант дает две формулы, считая их при этом эквивалентными. Первая заключается в том, что нравственный закон носит формальный характер, так как не может предписывать ничего эмпирически определенного. Он повелевает поступать всегда независимо от соображений об удовольствии или неудовольствии, но руководствуясь исключительно чувством уважения к самому нравственному закону. Поэтому он требует лишь того, чтобы наши поступки имели законосообразную форму: поступать всегда нужно так, чтобы то правило, которым руководствуется человек при совершении поступка (максима поступка[156]), могло бы сделаться всеобщим правилом для всех людей, могло бы действовать во всех как закон природы. А. И. Введенский отмечает, что комментаторы Канта удачно называют иногда эту формулу «законом законосообразности»[157]. Кант считал, что в этой формуле суммируются все требования нравственного закона.

Вторая формула Канта гласит: поскольку нравственный закон предписывает абсолютное уважение к нему, постольку необходимо оказывать такое же уважение и к носителям этого закона, т. е. ко всем без исключения людям, в том числе и к себе. Нравственный закон можно сформулировать иначе: «…поступай так, чтобы человек, как в твоем лице, так и в лице всякого другого человека, никогда не служил только средством, но всегда также и целью, которая ценна сама по себе»[158].

А. И. Введенский видит в этих рассуждениях Канта огромную заслугу перед философией, так как немецкий философ впервые разработал этику, допускающую безусловную обязательность нравственного долга. Но все же А. И. Введенский нашел нужным внести небольшие поправки.

По мнению Александра Ивановича, не все требования нравственного закона суммируются в первой формуле, а только те, которые запрещаются. Действительно, пользуясь законом законосообразности, можно ввести в обязательное правило и то, что совершенно безразлично для нравственного закона, например все невинные удовольствия, не переходящие меры, или легальные поступки. Таким образом, закон законосообразности необходим, но все же еще недостаточен для нравственного поведения. Не находит А. И. Введенский вполне убедительным и само доказательство первой формулы, хотя считает ее по содержанию вполне верной. Кант зашел слишком далеко в утверждении невозможности совпадения наклонностей человека с требованиями нравственности. Они вполне могут совпадать. А. И. Введенский предлагает свое доказательство. Он исходит из категоричности и автономности нравственного закона. Закон имеет общеобязательное значение, т. е. не зависит ни от каких условий. Но при этом его автономность не позволяет ему требовать то, что совершенно неисполнимо. А отсюда следует, что поступки, максима которых не может сделаться как бы всеобщим для всех людей законом природы, не уничтожая самих поступков, противоречат нравственному закону.

А. И. Введенский считает ошибкой утверждение Канта о том, что вторая формула эквивалентна первой. Первая формула имеет отрицательное значение (т. е. содержит одни лишь запрещения), а вторая – указывает положительные требования нравственного закона. А. И. Введенский видит ошибку Канта и в доказательстве второй формулы. Кого считать носителем нравственного закона? Ведь кто-то его не признает, кто-то признает, но не исполняет, детям прощается то, что непозволительно взрослым, и т. д. То есть ответить на этот вопрос однозначно нельзя. Поэтому А. И. Введенский предлагает другое доказательство. Категоричность нравственного закона налагает на меня безусловные обязанности, которые, прежде всего, являются обязанностями относительно других разумных существ. Если же не будет на земле ни одного разумного существа, кроме меня, то все безусловные обязанности упразднятся. Таким образом, категоричность нравственного закона обязывает меня рассматривать всех разумных существ как цель и совершать некоторые поступки независимо от соображений о собственных удовольствиях и неудовольствиях.