Стендаль (Мари-Анри Бейль) - Красное и черное

• Название: Красное и черное
• Автор: Стендаль (Мари-Анри Бейль)
• Жанр: Проза

Судьба каждого из нас всегда предлагает нам сделать выбор, который зачастую и является главным уроком в нашей истории на этой планете. Красное – это любовь, любовь, замешанная на неистовой страсти, это его Реналь. Черное – это гордость, гордыня и тщеславие, это его Матильда.

Жюльен Сорель мечтал о славе, признании и власти, но нуждался только в любви. Две женщины – два отражения, две страсти героя, выбор только за ним…

---

Жюльен быстро исчез и пошел большим лесом, ведущим из Вержи в Верьер. Ему вовсе не хотелось тотчас являться к господину Шелану. Ему не хотелось вновь принуждать себя к лицемерию, ему надо было разобраться в своей душе и прислушаться к обуревавшим его чувствам.

«Я выиграл сражение, – сказал он себе, лишь только очутился в лесу, вдали от людских взглядов. – Итак, я выиграл сражение!..»

Эти слова представили ему все его положение в розовом свете и вернули ему некоторое спокойствие.

«Теперь я буду получать пятьдесят франков жалованья в месяц, значит, господин де Реналь очень испугался. Но чего же?»

Это размышление о том, что могло напугать счастливого и влиятельного человека, против которого час тому назад он был преисполнен гнева, вполне успокоило Жюльена. Он почти поддался очарованию восхитительного леса, по которому шел. Огромные глыбы скал когда-то свалились в глубину леса, оторвавшись от горы. Мощные вязы возвышались почти наравне с этими скалами, и тень их придавала чудесную прохладу тем местам, где в трех шагах невозможно было оставаться из-за палящих солнечных лучей.

Жюльен на минуту остановился в тени этих скал и затем продолжил путь в горы. Вскоре узенькая, едва заметная тропинка, по которой ходят пастухи, привела его на вершину огромного утеса, где он, наверное, уже не встретил бы человека. Это положение заставило его улыбнуться, оно как бы символизировало то положение, которое он так безумно желал занять в обществе. Чистый горный воздух настроил его спокойно и даже радостно. Верьерский мэр продолжал ему казаться олицетворением богатых и наглых людей всего мира, но Жюльен чувствовал, что его ненависть, несмотря на свою силу, не имела ничего личного. Если бы он перестал видеть господина де Реналя, он забыл бы о нем за неделю, – о нем, и о его замке, и о собаках, и о детях, обо всем семействе. «Не знаю, как я его заставил принести такую жертву. Как! более пятидесяти экю в год? Минутою раньше я избежал огромной опасности. Вот две победы в один день; вторая не заслужена, следовало бы разгадать ее причины. Но – до завтра все тягостные расследования!»

Жюльен, стоя на вершине утеса, смотрел на небо, пылавшее в лучах августовского солнца. Стрекозы распевали на лугу у подошвы утеса; когда они умолкли, вокруг него воцарилось безмолвие. У ног его виднелась окрестность на двадцать лье. Ястреб, слетевший со скал над его головою, описывал молчаливо огромные круги; Жюльен заметил его. Взгляд Жюльена машинально следил за хищником. Его поразили его спокойные и мощные движения; он завидовал этому одиночеству.

Такова была судьба Наполеона; быть может – со временем и его?

Глава 11. Вечер

Yet Juli as very coldnes still waskind,

And tremulously gentle her small hand

Withdrew itself from his, but left behind

A little pressure, thrilling, and so bland

And slight, so very slight that to the mind,

Twas but a doubt.

Don Juan, С 1, st. 71

Была в ней даже холодность мила.

Вдруг вздрогнула хорошенькая ручка

И выскользнула из его руки,

Пожатьем нежным бегло подарив.

Столь незаметным, столь неуловимым,

Что он, вздохнув, подумал – быть не может.

Байрон. Дон Жуан, п. 1, ст. 71.

Однако же, надо было показаться в Верьере. Выходя от священника, Жюльен удачно столкнулся с господином Вально, которому он не замедлил сообщить о прибавке жалованья.

Вернувшись в Вержи, Жюльен сошел в сад только глубоким вечером. Душа его была утомлена множеством сильных ощущений, волновавших его в течение дня. «Что я им скажу?» – думал он, с беспокойством вспомнив о дамах. Он был далек от того, чтобы осознать, что душа его была именно на уровне тех мелких событий, которые обычно поглощают все интересы женщин. Часто Жюльен бывал непонятен госпоже Дервиль и даже ее подруге и, в свою очередь, понимал только половину того, что они ему говорили. Таково было действие силы и, если я смею так выразиться, величия страстей, волновавших душу этого юного честолюбца. Ежедневно происходили бури в этом странном существе.

Входя вечером в сад, Жюльен был расположен поболтать с хорошенькими кузинами. Они ожидали его с нетерпением. Он занял свое обычное место рядом с госпожою де Реналь. Вскоре наступил полный мрак. Ему захотелось взять белую ручку, которую он уже давно видел близ себя на спинке стула. Сначала ему уступили, но затем отняли у него руку, выражая этим досаду. Жюльен готов был остановиться на этом и продолжал весело болтовню, но в это время он услышал шаги господина де Реналя.

У Жюльена еще звучали в ушах грубые слова этого утра. «Не лучше ли всего, – сказал он себе, – посмеяться над этим существом, так щедро одаренным судьбою, взяв в его присутствии руку его жены? Да, я это сделаю, – я, которому он выразил столько презрения».

С этого момента спокойствие, столь несвойственное характеру Жюльена, быстро улетучилось; он страстно захотел и уже не мог ни о чем другом думать, как о том, чтобы госпожа де Реналь дала ему снова руку.

Господин де Реналь с возмущением говорил о политике: два-три фабриканта в Верьере разбогатели больше его и собирались досадить ему на выборах. Госпожа Дервиль слушала его. Жюльен, раздраженный этими рассказами, придвинул свой стул к стулу госпожи де Реналь. Темнота скрывала все движения. Он осмелился положить свою руку очень близко к хорошенькой обнаженной ручке. Он был взволнован, мысли его мешались; он наклонился к прелестной ручке и дерзнул прикоснуться к ней губами.

Госпожа де Реналь вздрогнула. Муж ее был в четырех шагах; она поспешила дать Жюльену руку и в то же время слегка оттолкнула его. Тогда как господин де Реналь продолжал громить мошенников и богатеющих якобинцев, Жюльен осыпал протянутую ему руку страстными, или, по крайней мере, казавшимися таковыми госпоже де Реналь, поцелуями. А между тем несчастная женщина в этот же роковой день держала в своих руках доказательство, что человек, которого она обожала, не смея сам в том признаться, любил другую! Пока Жюльена не было, она чувствовала себя такой безмерно несчастной, что должна была задуматься.

«Как! я – люблю? – спрашивала она себя. – Я влюблена? Я, замужняя женщина, могу влюбляться? Но, – говорила она себе, – я никогда не чувствовала к моему мужу этого безумного чувства, которое приковывает все мои мысли к Жюльену. В сущности, ведь это почти ребенок, преисполненный уважения ко мне! Это безумие пройдет. Какое дело моему мужу до чувств, которые я питаю к этому юноше? Господин де Реналь нашел бы скучными мои разговоры с Жюльеном. Он думает только о своих делах. Я ничего у него не отнимаю ради Жюльена».

Никакое лицемерие не омрачило чистоты этой наивной души, введенной в заблуждение никогда не испытанной страстью. Она была бессознательно обманута, а между тем ее природная добродетель была встревожена. Таковы были волновавшие ее сомнения, когда Жюльен появился в саду. Она услышала его голос; почти в ту же минуту она увидела, как он садится рядом с нею. Ее душа была словно подхвачена упоением счастья, которое в течение двух последних недель больше удивляло ее, чем прельщало. Все было для нее неожиданно. Однако спустя несколько минут она сказала себе: «Значит, достаточно Жюльену появиться, и я все ему прощаю?» – Она испугалась, и тогда-то она и отняла у него руку.

Страстные поцелуи, каких она еще никогда не испытала, заставили ее вдруг позабыть, что, быть может, он любит другую женщину. Вскоре он уже не казался ей виноватым. Мучительное страдание, рожденное подозрением, исчезло, а ощущение счастья, о котором она даже никогда не грезила, погрузили ее в любовный восторг и безумную веселость. Этот вечер показался очаровательным всем, кроме верьерского мэра, который не мог забыть своих разбогатевших фабрикантов. Жюльен уже не думал больше ни о своем мрачном честолюбии, ни о своих столь трудно осуществимых намерениях. В первый раз в жизни он поддался обаянию красоты. Впав в какую-то сладкую мечтательность, столь ему несвойственную, он нежно сжимал ручку, казавшуюся ему верхом изящества, и слушал шелест листьев липы, колыхаемых легким ночным ветерком, и лай собак, доносившийся с мельницы на берегу Ду.

Но это было ощущение только удовольствия, а не страсти. Вернувшись в свою комнату, он мечтал только об одном – снова приняться за свою любимую книгу в двадцать лет мысль о возможности покорить свет затмевает все остальное.

Однако вскоре он отложил книгу. Размышляя над победами Наполеона, он заметил что-то новое в себе «Да, я выиграл сражение, – сказал он, – надо этим вое пользоваться; надо сломить надменность этого чванливого дворянина, пока он отступает. Это вполне по-наполеоновски. Мне надо взять отпуск на три дня, чтоб повидаться с моим другом Фуке. Если господин де Реналь мне в этом откажет, я опять заставлю его торговаться, но он уступит».

Госпожа де Реналь не могла сомкнуть глаз. Ей казалось, что она не жила до сих пор. Она не могла ни о чем думать, как о блаженстве, которое испытала, когд Жюльен покрывал ее руку пылкими поцелуями.