Елена Макарова - Освободите слона

• Название: Освободите слона
• Автор: Елена Макарова
• Жанр: Воспитание детей, педагогика
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-91759-336-4

Елена Макарова, известный писатель, педагог, историк, рассказывает, как научить детей выражать себя через работу с пластилином и глиной.Ее книги помогают родителям и педагогам увидеть в детских творениях не произведения искусства, а процесс познания мира. Именно через творчество ребенок обретает себя в мире и мир в себе.

---

Когда-то папа написал обо мне:

Возле окошка топчется.
Взгляд – на прохожих.
Без общества
она не может.
Всегда выищет
смешной нос
или уши,
а из пластилина вылепит
трагические души.

По-моему, похоже. Разве что с рождением детей я перестала лепить «трагические души». А уж когда стала заниматься с маленькими детьми, вообще забыла, как эти души выглядят.

В 70-х годах стараниями Б.И. Будницкого, директора музыкальной школы в Химках, возникла «Студия эстетического воспитания» для детей от 3 до 7 лет. Нас было пятеро педагогов – по логике, иностранному языку, живописи, ритмике и лепке. 250 малышей, 15 групп. Каждое занятие длилось полчаса, занимались мы дважды в неделю, группы переходили из класса в класс. Мы изобретали велосипед, хотя представляли себе, что в магической стране под названием ЗАГРАНИЦА есть все, и на нашем «велосипеде» там уже вовсю ездят. Но мы себя недооценивали. Мы-таки создали за пять лет свою школу, просто нам не дали в ней работать.

Например, Рамзия Камалова, педагог по логике, переплюнула саму Монтессори. На секретном заводе, где работал ее муж, специально для нашей студии были изготовлены большущие разноцветные пластиковые кубы, шары, пирамиды и конусы. Малыши играли с ними и внутри них, то есть физически обживали и изучали пространство геометрических форм. Этот сенсорный опыт закреплялся в работе с конструктором, составленным из тех же самых элементарных форм.

Мы играли. Всматривались и вслушивались в детей. Обсуждали после занятий каждого ребенка. Это было невероятно живым процессом. И он приносил «побочные» результаты. Дети вдруг избавлялись от заикания, невротических тиков, у гиперактивных детей налаживалась концентрация внимания, неуверенные становились более уверенными и т.д.

Детей все прибывало, и это насторожило чиновников из Минпроса (где утвержденные методики?) и горкома (где идеология?). Машина заработала. Сначала уволили директора, затем нас.

Мы с Рамзией нашли убежище в клубе «Современник». Через три года история повторилась. Студия была закрыта, скульптуры переломаны, рисунки разорваны.

При советской системе детей надо было с малолетства приучать к неволе, вводить в рамки. А мы их из рамок выводили. Система этого допустить не могла.

Как-то мне в руки попал каталог детских рисунков из концлагеря Терезин. Рисунки из концлагеря – и поразительное ощущение свободы. Что за парадокс? «С детьми работала Фридл Дикер-Брандейс, она спасала их души уроками рисования». Кто такая эта Фридл? У кого узнать? Может, кто-то из ее учеников выжил?

В 1988 году, заполняя анкету на выезд за границу, в графе «Цель поездки» я написала имя Фридл. И меня выпустили, впервые за 20 лет! Так я оказалась в Праге, в Еврейском музее, где хранились детские рисунки и картины Фридл.

Раскрыв первую папку с рисунками, я поняла – моя жизнь изменилась. Куда меня несет и что будет дальше?

С той поры прошло много лет. В списке профессий появилась еще одна графа «историк». В этом качестве меня, в основном, и знают нынче. «Елена Макарова, историк из Иерусалима». История занята прошлым, она собирает разрозненные документы в цельную картину, связывает прошлое с настоящим.

Через терезинские рисунки я «попала» в школу «Баухауз», где прежде училась Фридл. Там она прослушала курс лекций Пауля Клее о детском творчестве. Клее говорил, что маленькие дети, подобно первым художникам, оставившим нам на память наскальные изображения, заняты созданием символической (знаковой) картины мира, а не копированием реальности.

Я думала и писала об этом, не зная ни про существование Фридл, ни про педагогические идеи Клее. Позже я прочла у Фридл: «Книга всегда пишется сообща, даже если авторы незнакомы друг с другом и их разделяет пятьдесят лет». Все правильно, столько времени и прошло.

«Клее – неустанный творец, – писала Фридл. – Он обладает безудержной силой, от которой захватывает дыхание, внутренним зрением, позволяющим видеть насквозь и со всех сторон…»

Чтобы рассмотреть «внутренним зрением, позволяющим видеть насквозь и со всех сторон» все, что было нарисовано и прочесть все, что было написано в Терезине и о Терезине, нужно было сменить образ жизни, превратиться в архивного червя, читать документы на языках оригинала. Зачем?

Чтобы исследовать тему Свободы. Свобода в неволе. Свобода и неволя. Внутренняя свобода. Избавление от страхов. Возможно, обо всем этом можно думать и без всякой связи с Терезином. Возможно. Но меня на это вывели детские работы.

Прежде, занимаясь с малышами, я сердилась на родителей – ну что они вытворяют с детьми! Теперь, после долгого перерыва, я вернулась к искусствотерапии, но провожу ее с родителями, педагогами и воспитателями.

На семинарах, которые иногда длятся день, иногда неделю, иногда – по Интернету – несколько месяцев – мы погружаемся в детство, в мир, где можно все, где все может быть всем. Где мы свободны и не боимся быть глупыми или смешными.

«По-моему, я сошла с ума, – прошептала мне на ухо журналистка, пришедшая описать процесс со стороны, но тут же об этом забывшая – вам не кажется, что я леплю лучше всех?» Другого корреспондента я заметила танцующим вокруг собственного рисунка – мы рисовали под музыку.

В одном из долгих перелетов из Иерусалима в Лос-Анжелес я стала «лепить» из бумажных салфеток. Просто чтобы руки занять. Стюардесса заметила это и принесла мне целую упаковку. Потом ко мне подошла малышка, за ней мальчик, – и вскоре пассажиров, сидящих рядом и даже не совсем рядом, охватила эпидемия салфеточной лепки. Лишь седой господин, около меня, поначалу оставался безучастен. Но и он втихую начал мять салфетку. «Намял» целую лошадь со всадником. «Если бы мама это увидела! – воскликнул он. – Она никогда бы не поверила». И, продолжая лепить, он рассказал мне, что хотел стать хирургом, а стал банковским клерком, поскольку мама вдолбила ему в голову, что у него руки-крюки.

Стало быть, можно разбудить ребенка во взрослом! Правда, у некоторых взрослых он упрятан вглубь, куда бывает не так просто добраться. Если все же размотать этот клубок, «взрослый ребенок» радостно протянет к тебе руки. Как те дети, в больнице. И выяснится – одного занудили на уроках рисования, другого обругали за плохой рисунок, который был на самом деле хорошим, над третьим посмеялись, и т.д. Однако, при всех полученных в возрасте 5-11 лет травмах, есть одна общая, не сказать, ошибка, но крупная неприятность. С пяти лет нынешних взрослых учили не тому. Их учили сюжетному рисованию, пересказу увиденного в картинках, а рисование куда ближе к музыке, чем к литературе. И ценно в нем именно то, что словами не исчерпывается. Почитайте педагогические труды Иттена, Клее, Кандинского – и увидите, что я не брежу.

Со взрослыми я впервые начала заниматься в Израильском музее, это были, правда, весьма специфические взрослые, умственно и душевно больные, которых на мои занятия привозили воспитатели из разных домов-интернатов. Им нравилось рисовать и лепить вместе, нравилось повторять то, что у них получается наверняка, нравилось, когда их за это хвалят, нравилось пить на переменке чай с печеньем, нравилось устраивать спектакли по праздникам. Разумеется, они часто вели себя как маленькие – обижались, если у них не оказывалось под рукой то, что им в этот момент было нужно, плакали, если у них не получалось слепить или нарисовать так же хорошо, как у соседа, но все эти недоразумения и обиды легко снимались – иногда просто одним движением руки, которая ложилась на плечо обиженному, или на произведение, которое чудом начинало получаться – еще лучше, чем у соседа.

Что я хочу сказать? Все мы, и нормальные и ненормальные, плачем, когда нам больно, смеемся, когда смешно, грустим, когда грустно. Однако, бывает, мы вдруг мрачнеем, когда все веселятся, слезы не пророним, если больно и т.д. Значит ли, что такое поведение нуждается в коррекции? Возможно. Но я стараюсь как можно меньше теоретизировать. Есть похожие ситуации, но нет похожих людей, сколько бы ни раскладывала нас наука на типы и подтипы. В своей ненаучной практике я опираюсь на интуицию и опыт, накопленный годами и имеющий некое качество цельности. Такой подход делает творческий процесс затяжным, а иногда, к большой моей радости, просто бесконечным.

Елена Макарова,

2011

ОСВОБОДИТЕ СЛОНА

Не передавайте человеку знание, но старайтесь, чтобы он получил способность сам доходить до него, – вот крайний предел педагогики во всех степенях учения.

В.Ф. Одоевский

Самое глубокое наше и самое заветное – это наше детство, в нас живущее, но от нас плотно занавешенное. Мы забыли о нем, об этой изначальной близости со всем бытием, когда мы приникали еще к жизни природы, забыли, но оно продолжает жить в нас и в известные времена неожиданно объявляется.