Илья Левяш - Глобальный мир и геополитика. Культурно-цивилизационное измерение. Книга 2

• Название: Глобальный мир и геополитика. Культурно-цивилизационное измерение. Книга 2
• Автор: Илья Левяш
• Жанр: Философия
• Год: 2012
• ISBN: 978-985-08-1441-8

В монографии рассматриваются проблемы синтеза постдисциплинарного знания о глобализации и геополитике, обосновано новое направление исследований − геоглобалистика, раскрываются ее культурно-цивилизационные основания и авторская интерпретация сущности глобализации как уникального процесса современности. В системно-синергетической оптике представлена структура глобализации, эволюция научных представлений о ней в направлении от классической геополитики к глобалистике. Значительное внимание уделяется феномену «нового регионализма», особенно его европейскому измерению, и в этой связи – полиаспектное видение России, в целом – «славянского треугольника» СНГ, их позиционирование в контексте «нового Востока». Отмеченная проблематика рассматривается в контексте современных неклассических вызовов и угроз глобальной, региональной и национальной безопасности, в конечном счете – представлений о глобализации как планетарном фронтире.

Рассчитана на научных и практических работников, аспирантов, магистрантов и студентов-дипломников.

---

Однако такие бесспорные приоритеты в интеллектуальных кругах Европы автоматически еще не ведут к политической общности и требуют ясной и последовательной ориентации «власть имущих» элит ЕС на строительство Большой Европы совместно с Россией. Характерно, что именно британский политолог Ф. Кэмерон подтверждает перспективность такой ориентации. Он отмечает, что «те сферы, где ЕС и США будут продолжать действовать вместе как друзья и партнеры, сохранятся. Но возникают и сферы, где они станут соперничать. Это значит, что США перестанут быть главным объектом притяжения для ЕС; Европа свободнее пойдет на сотрудничество с другими стратегическими партнерами – например с Россией и Китаем, плюс Канадой, Индией и Японией… Европейский Союз должен искать других партнеров, которые разделяют его видение миропорядка и стремление действовать через международно-правовую систему» [2004, с. 73, 78].

Символично и то, что геостратегические выкладки Ф. Кэмерона – не последний довод, и в своем прогнозе он опирается на такой, с его точки зрения, более весомый и долгосрочный аргумент, как общность культурных приоритетов. «Можно утверждать, – пишет он, – что между между Россией и ЕС не меньше связей, чем между ЕС и США. В Америке трудно найти фигуры, равные Толстому, Пастернаку, Пушкину и Достоевскому, Чайковскому и Тургеневу» [Там же, с. 76].

Оценки британского автора – отнюдь не глас вопиющего. Кампания «Группа ИМА» провела репрезентативное исследование жителей Германии о России. Опрошено 1000 человек, сделано 50 экспертных интервью с представителями культурной элиты Германии, и выяснилось, что по критерию «культурный авторитет» немцы ставят Россию на первое место – впереди даже Франции (Германия – на третьем месте, далее США, Чехия, Польша) [НГ – Ex libris, 3.03.2003].

Если адекватно понятые интересы и ценности России «по гамбургскому счету» совпадают, то в этом – объективная предпосылка не ситуационнного, а стратегического партнерства. Х. Тиммерманн пишет о стабильно всесторонней заинтересованности ЕС в России. «В этом она разительно отличается от избирательного подхода США, являющегося скорее односторонним, в котором упор делается лишь на вооружения и борьбу с терроризмом и который подчинен коньюнктурным соображениям (резкие колебания между предложениями партнерства и его игнорированием)» [Актуальные…, 2003, с. 165]. К. Эньере – министр по европейским делам Франции в правительстве Ж.-П. Раффарена подчеркивает, что, «вне всякого сомнения, связи Европейского Союза с Россией имеют стратегическое значение. Они представляют собой главное направление, позволяющее обеспечить политическую стабильность и экономический подъем нашего континента. Они также являются ключевым элементом архитектуры международных отношений XXI века… Не только структуры нашего сотрудничества, но и само стратегическое партнерство должны проявлять гибкость и постоянно отвечать трем общим критериям: они должны быть сбалансированными, углубленными и глобальными… В связи с углублением сотрудничества между ЕС и Россией возникает вопрос: как сделать так, чтобы эти два игрока, находящиеся в процессе постоянного преобразования, не замыкались на свою внутреннюю динамику?… Как можно выйти на стратегическое партнерство, учитывающее статус глобальных игроков Евросоюза и России?» [Цит. по: НГ, 25.04.2005].

В духе отмеченных К. Эньере критериев такие термины, как «сотрудничество» и даже «партнерство» уже недостаточны, и в этом русле возникает вопрос о целесообразности интеграции России в ЕС. Интеграция – не самоцель, тем более, что в целом элиты Евросоюза и, вероятно, его население не готовы к такой перспективе. Эксперты Еврокомиссии ставят вопрос о том, чего ЕС и Россия вправе ожидать друг от друга. Европа прошла длительный путь от «Духа законов» Ш. Монтескьё до идеологии и практики ЕС, чтобы от абстрактной идеи единства перейти к пониманию таких фундаментальных и взаимосвязанных предпосылок интеграции, как соразмерность масштабов государств и однотипность их ценностно-смыслового ядра, политико-экономических отношений и структур. Вполне резонен вопрос Тиммермана: «Как много России способна вынести определяемая своими институтами Европа?» [Актуальные…, 2003, с. 177]. В таком ракурсе понятно заключение экспертов Евросоюза по России о том, что, с одной стороны, в политическом и концептуальном плане Россия является частью Европы. «С другой стороны, пока не просматривается перспективный план развития целостной Европы» [Цит. по: НГ, 22.09.2001].

Действительно, у России – полный «джентльменский набор» противопоказаний членству в ЕС. 150-миллионное население (его 75 % издавна проживает в европейской части страны), евразийские масштабы жизненного пространства, еще экстенсивный и во многом неопределенный тип хозяйственной и политической трансформации, – такой комплекс исключает органический характер интеграции России в ЕС и лишь вызовет нежелательное напряжение. Но если институциональная интеграция не рассматривается как «рабочая» перспектива, означает ли это возведение новой «берлинской стены», на сей раз – между Россией и Евросоюзом?

Диапазон оценок состояния и перспектив взаимодействия России с ЕС в российском экспертном сообществе достаточно широк.

Заместитель директора по исследованиям Совета по внешней и оборонной политике (СВОП) В. Суслов предлагает «начать серьезно обсуждать вступление России в ЕС, а также выстраивать с ним такую модель, которая не исключала бы такую возможность». Но политолог не разделяет восторгов с обеих сторон по поводу согласованных между Россией и ЕС «четырех пространств» сотрудничества, как знаменующих «начало ассоциации» России и Евросоюза…» [2005]. Основательные сомнения по поводу стратегической цели декларированных «дорожных карт» сотрудничества высказывает А. Мальгин: «Непонятно, к чему мы будем двигаться… Неясен темп нашего движения». Характерно, что это упрек не только в адрес Брюсселя, но и Москвы. «Все это традиционная болезнь российской политики на европейском направлении – мы не знаем, чего мы хотим стратегически. А если и знаем, то скрываем и боимся это закрепить документально… следует обновить упоминавшуюся российскую Стратегию по развитию отношений с ЕС, вычеркнув из нее слова о том, что мы «в обозримой перспективе не стремимся к отношениям ассоциации»… Период ответов-вопросов вряд ли стоит затягивать… В 2007 году истекает срок действия старого ЕС. Приступать к переговорам о новом соглашении без «идеологической ясности» вряд ли разумно. Паллиатив продления СПС… также не решит долгосрочных проблем» [2005].

Такую конструктивную критику и что особенно значимо – самокритику не приемлют политологи, разочарованные в реальном прогрессе взаимоотношений с Евросоюзом. По мнению В. Батюка, ведущего научного сотрудника Института США и Канады (Москва), следует «признать неизбежное: ЕС всегда будет чем-то внешним и посторонним, и «вступить» в ЕС будет так же немыслимо для России, как «вступить» в Китай или Индию». Однако автор ошибается, полагая, что это «непреложный факт». Некорректность его сравнения в том, что Китай и Индия, во-первых, неевропейские государства, во-вторых, это централизованные и относительно гомогенные государства, а ЕС – союз во многом гетерогенных государств, в идеале допускающих «свое-другое». Отсюда – и пессимизм в адрес ЕС: «Россияне должны смириться с тем, что они оказались за бортом Объединенной Европы». Тем не менее верно, что «Россия должна отвергнуть претензии официального Брюсселя на европейскую исключительность и взять курс на создание БОЛЬШОЙ ЕВРОПЫ, куда на равноправной основе могли бы войти и те государства, которые по разным причинам не могут или не хотят войти в Евросоюз» [2006]. Такое различие в подходах к Евросоюзу и Европе вполне оправданно, но совсем иное – их абсолютное противопоставление.

Вообще романтический этап однозначно позитивного отношения Москвы к Евросоюзу, в отличие от сдержанно-негативного отношения к НАТО, привел к быстрой смене «очарования» на «разочарование». В итоге – известная операция удаления из ванны, помимо грязной воды, еще и здорового ребенка. Вновь, как во времена оппозиции западников и славянофилов, происходит их смысловая инверсия. Менее всего можно было ожидать от политолога К. Косачева безапелляционного и исключающего всякий дискурс заявления: «Любой российский политик, заявляющий о европейском выборе страны, был бы на долгие годы обречен». Это напоминает министра иностранных дел СССР А. Громыко, известного как «мистер НЕТ». Доводы от фундаменталистской версии геополитики чистой пробы: «В ЕС мы не можем проситься, «как все», по той простой причине, что большее не может проситься в меньшее». По сути неверна и антитеза: «Придет время, будет, наверное, решаться и этот вопрос – но не когда Евросоюз «созреет», а когда выгода будет очевидной и обоюдной» [МН, 10–16.03.2006]. Напротив, «выгода будет очевидной», когда Евросоюз и Россия созреют для понимания принципиально большего – своей европейской индентичности и оптимальности синергии совместных действий в ответ на вызовы глобального мира.