Михаил Заскалько - Когда придёт Зазирка

• Название: Когда придёт Зазирка
• Автор: Михаил Заскалько
• Жанр: Русское современное

Я не мастачка рассказывать истории, – у меня по сочинениям всю жизнь были чахоточные тройки, – но расскажу, как могу.

Всё началось, я думаю, с моего сна. А приснилось мне следующее: будто стою я на вершине горы, по грудь, провалившись в снег – не могу шевельнуть ни рукой, ни ногой. А вокруг только белое безмолвие… Я хочу кричать, но губы выдавливают нечленораздельное сипение. И вдруг, непонятно откуда, в трёх шагах от меня на снегу появляется…деревянный кот. Я вижу его почти человеческий взгляд и… ободряющую улыбку. Кот заскользил по снегу, описывая круги вокруг меня. И снег стал опадать. Вот уже освободились руки, стало легче дышать. Кот ускорил скольженье. Когда снег опал по щиколотку, я смогла шевелить и ногами. Кот остановился, глянул на меня смеющимися глазами и сказал: «Иди за мной». Сказав, нырнул в снежную стену, а через мгновение за ним потянулась глубокая траншея.

---

Мы снова пошли, в том же порядке. Юрик, припав к уху Зебрика, дремал. Шагавший следом Вадик, негромко насвистывал и беспрестанно дымил.

– Дим, а ты, почему не куришь? – спросила я, чтобы оборвать тягостное молчание.

– Я маме обещал. Да и не нравится мне это. Я лучше пивусика попью…

– А если сопьёшься? Если пьяницей станешь?

– Что я дурак? Я это… ну, знаю, когда надо остановиться.

– Молодец! А Вадик не знает, дымит, как паровоз. Скоро закончатся?

– У меня ещё целый блок.

– А бросить слабо?

– Слабо, – Вадик обернулся, глянул на меня вызывающе: – Невры у меня.

– Счастливый. А у нас вот нет нервов.

– Сочувствую, – ехидно усмехнулся Вадик. – Бедняги… мутанты.

– Смотрите! – вдруг закричал, как ошпаренный, Дима.

Наш проводник исчез. Мы ахнуть не успели, как исчез и Зебрик с дремавшим Юриком. Понеслись к месту, где они исчезли, добежав, увидели: никуда они не исчезли, а стремительно спускались по крутому склону, оставляя за собой глубокую – нам по колено – траншею. Перед нами был либо гигантский овраг, либо ущелье, если предположить, что мы в горах. Здесь так же царило белое безмолвье, сплошной снег. Ни чёрной малейшей точки.

– Как будем спускаться? Далековато до низа.

– Хорошо бы на лыжах…

Вадик глянул на брата, как на дебила, презрительно хмыкнул:

– Другие предложения будут?

– Будут! – Дима шагнул навстречу Вадику, сжав кулаки. – Думаешь, это… ну, ты один умный, да? Остальные чмо да?

– Это ты о себе?

– Господи! когда это кончится?! Ребята! Прекратите! Дима, что ты хотел сказать?

– Щит. Ну, это… как на санях…

Вадик глянул на щит, дёрнул головой:

– Молоток! Не все, значит, мозги жиром заплыли.

Дима промолчал, лишь гневно засопел. Положил щиту края, отошёл в сторону.

– Хорошо, – сказал Вадик, подойдя к щиту. – Я спереди, потом ты, Варя, ломиком своим притормаживать будешь. Ну, а в хвосте наш гений, противовес…

– Я это… ну, не могу…, – Дима глубоко вздохнул, отступил на два шага назад, потупился.

– Переведи.

– Да, Дим, мы не поняли. Что, значит, не могу?

– Я это… ну, скорости… боюсь… Мы в аварию попали… тормоза сломались…

– Понятно. Дим, а если ты зажмуришься и уши заткнёшь?

– Нет, всё равно… – Дима ещё отступил назад, словно опасался, что его силой заставят.

– Что будем делать? – глянула я на Вадика.

– Что, что… оглушить и тюфяком спустить.

– Только попробуй! – Дима угрожающе поднял меч.

– Варь, давай как меня тогда. Выруби его бесконтактным приёмчиком.

– Дима, успокойся, – шагнула я к нему и тут… он просто растворился в воздухе. – Дима? Ты здесь?

Тщетно я кружила на месте, где стоял Димка, взывала и хватала воздух.

– Нет его здесь, – как холодной водой плеснул Вадик.

– А где?! Где?! Кретин, это ты во всём виноват! Я же просила, просила не доставать его…

– Неженка. Шуток не понимает.

– Я тоже не понимаю таких шуток! Дебильские шутки нам непонятны! Толстокожий осёл!

– Слушай ты, истеричка! Не обзывайся, а то…

– Что? Что? – Я кричала уже не контролируя себя. – Ударишь? Герой, обижать слабых. Трус ты и слизняк! Да!

– Заткнись, дура! – Вадик рванул стрелу из колчана.

Скорее инстинктивно, чем осознано, я вскинула меченую руку: невидимая сила ударила Вадика в грудь, отбросила шагов на пять, как раз рядом со щитом. С руганью Вадик вскочил, но из-за поспешности оступился и рухнул на щит. Вторая попытка вскочить, стронула щите места: скользнул вперёд, к краю, – я метнулась удержать, но было уже поздно, – щит стремительно полетел вниз. Клубы снежной пыли образовали облачко, поглотившее Вадика. Я смотрела, как это облачко хаотично спускалось по склону, и сердце больно сжималось: только бы благополучно спустился, не убился, не покалечился…

Облачко стало размером с футбольный мяч, а, спустя секунды, пропало, растворилось в снегу.

– Что же делать? Что? – обратилась я к сидящему на плече удоду. – Куда делся Димка? А Вадик в порядке? И как мне спуститься, чтобы шею не сломать?

Удод приподнялся, взъерошился, распустив веером хохолок, издал глухое «уп – уп – уп» и вспорхнул. Сделав круг надо мной, полетел вниз ущелья.

– Чудесно! – крикнула я вслед. – Бросили одну и рады… Эгоисты! Чёрт с вами! Сама как-нибудь спущусь.

Боком, опираясь на «спицу», осторожно стала спускаться. Колея, оставленная Зебриком, была полностью уничтожена «санями» Вадика. Образовалась другая колея, более широкая, но она плохо держала мой вес: я всё время проваливалась, то по колено, то…, «В общем, вам по пояс будет». Такими темпами я и до пенсии не доберусь вниз…

Довольно скоро я вымоталась, как проклятая. Силы покинули, и я плюхнулась на снег. Точно вороны на падаль, налетели истерика и плаксивость. И снова, как тогда в Яблоницах, я кляла свою судьбу, Зебрика и бабу Нюру. Зачем мне этот чёртов Дар и, якобы, Дух Ладанеи, если они не помогают, когда очень нужно? Зачем мне всё это? Я тихая, домашняя девчонка, в комплексах, как рыба в чешуе, зачем мне корчить из себя супердевицу, спасать мир? Я хочу домой! хочу в ванну! Пусть меня шпыняют родные, пусть… только бы не сидеть на снегу зарёванной дурой…

«Уп – уп – уп»-внезапно разнеслось над головой, обдало ледяным ветерком и на плечо опустился удод. Оживлённо стал тереться головой о мою мокрую щёку. Будто просил прощение.

– Ладно, подлиза, прощаю. Как там внизу? – Я погладила его собранный в чубчик хохолок. Удод боднул мою руку. – Что не так?

Удод щёлкнул клювом, изогнул для удобства шею и, словно пинцетом, щипнул мою ладонь. Что-то было в его поведении не так, точно просил развернуть руку ладонью вверх. Развернула. «Уп – уп – уп!» – обрадовался удод и, – я даже опомниться не успела, – смахнув клювом слезу с моих ресниц, поместил её в центр «кошачьей лапки», затем судорожно дёрнулся и…  отрыгнул мне на ладонь бурую каплю.

– Нет, так не пойдёт! – возмутилась я. – Я тебе не унитаз… – схватила пригоршню снега, вымыла руку, вытерла о колено. – Что за фамильярности? Этот плевок не в ладонь, а в душу мне… – Мной опять овладела истерика. Тряхнула плечом, сбрасывая удода: – Пошёл вон! Я тебя от спячки… а ты плеваться… – по инерции, продолжала себя накручивать.

Заплёванная ладонь внезапно стала зудеть. Глянула: на мгновенье почудилось, что «кошачья лапка» ожила, показав и спрятав коготки. Порозовевшие подушечки мелко дрожали – возможно, и оптический обман, – притягивая взгляд. Розовое стремительно разбухало, расползалось, а через минуту я будто стояла перед огромным розовым занавесом. Глазам стало больно, я зажмурилась, выдавливая слёзы сквозь ресницы…  Но что это?! оказывается, я просто моргнула и теперь передо мной не розовый занавес, а широкоформатный экран. Камера плавно скользит вдоль склона, фиксируя мельчайшие подробности. Вот зигзагообразный след от «саней» Вадика. Здесь он ногой пытался выровнять движение, здесь едва не потерял лук, а здесь «сани» занесло так, что Вадик вывалился, но умудрился не выпустить «сани» из рук, зато потерял торок… А вот и он, Вадик, жив – здоров, сидит на щите и дымит. У него лицо и руки в кровавых ссадинах, вместо куртки лохмотья. Поднимает голову и машет рукой прямо в камеру, которая тотчас делает наезд на крупный план.

– Привет, долгоносик! Как там наша голова? Всё психует?

«Уп – уп – уп»– слышится в ответ и я, удивительно спокойно, осознаю, что нет никакой камеры: просто я вижу всё глазами удода. И слышу его ушами. Всё просто, как блин. Я спокойна, уверенна…

– Классный жучок! – откуда-то из-за кулисья прорвался голосок Варьки. – И кассет не надо…

Я ещё раз моргнула – или всё – таки зажмурилась? – и «кино» закончилось. Белый гигантский занавес – и перед ним сидит единственный зритель. Кто: Варька или Ладанея? И что дальше? Варька уже показала себя истеричкой и плаксой, а что сделает Ладанея? Взмахнёт ручкой, как волшебной палочкой, и ляжет на снег ковёр-самолёт?

Кукиш с маслом! Махала: никаких ковров – самолётов, вообще ничего…  И просила, и умоляла, и требовала – ноль внимания.

Нет, скорее всего, это была Варька. А Ладанея прокрутила «кино», закрыла будку и отправилась на покой. Что ей до какой-то Варьки, сидящей в снегу на склоне, а спускаться ещё ого – го сколько, поболее километра…  Ну, так чего расселась квашнёй: подъём! Скажи тёте спасибо за «кино»– и вперёд! Ножками, ножками…  Эй, погодите, постойте!! Димка! вы не показали Димку! Киномеханик, алё!

Впустую я до рези в глазах, всматривалась в ладонь, моргала и зажмуривалась. Кина не будет?! Неужели всякий раз, когда мне захочется что-то увидеть, удод будет плевать мне в ладонь?! Это что, плата за билет? Нечего сказать, оригинально… Прикольно…  Ха-ха-ха!

Наверху зашуршало и, вместе с глыбами снега, рядом со мной остановился Димка. Живой и здоровый, с обалденно счастливой раскрасневшейся рожицей.

– Варь, приколись: я могу себя перемещать! Супер! Только подумал, раз – и я на той стороне! Там тоже снег и больше ничего.