Михаил Заскалько - Когда придёт Зазирка

• Название: Когда придёт Зазирка
• Автор: Михаил Заскалько
• Жанр: Русское современное

Я не мастачка рассказывать истории, – у меня по сочинениям всю жизнь были чахоточные тройки, – но расскажу, как могу.

Всё началось, я думаю, с моего сна. А приснилось мне следующее: будто стою я на вершине горы, по грудь, провалившись в снег – не могу шевельнуть ни рукой, ни ногой. А вокруг только белое безмолвие… Я хочу кричать, но губы выдавливают нечленораздельное сипение. И вдруг, непонятно откуда, в трёх шагах от меня на снегу появляется…деревянный кот. Я вижу его почти человеческий взгляд и… ободряющую улыбку. Кот заскользил по снегу, описывая круги вокруг меня. И снег стал опадать. Вот уже освободились руки, стало легче дышать. Кот ускорил скольженье. Когда снег опал по щиколотку, я смогла шевелить и ногами. Кот остановился, глянул на меня смеющимися глазами и сказал: «Иди за мной». Сказав, нырнул в снежную стену, а через мгновение за ним потянулась глубокая траншея.

---

– Тихо! – закричал кентавр и, похоже, топнул копытом.

Воцарилась тишина.

– Эта дивная пичуга попала к нам…  Не ведаю, как и зачем, но её появление…  добрый знак! Должно случиться… хорошее…

Радостное оживление в толпе.

– Не будем пугать её…

Толпа отпрянула и рассыпалась, грубо говоря, по своим норам. Одни оставались на тропинках, садились на ступеньки, другие скрывались в лазах, чтобы вскоре появиться с каким-либо предметом в руках. Через пару минут рядом с резервуаром появился изящный каменный столик, на него водрузили металлическую конструкцию – абстрактное дерево. К одной из «веток» прикрепили корзинку, сплетённую из кожаных ремешков – гнездо для Упа. У подножия «дерева» сгрудилась череда глиняных тарелочек, мисочек с кормом: зерно, хлебные крошки, червячки, жучки. Когда всё было готово, и на площади остался только кентавр, он опустил руку и Уп спрыгнул на стол. Вновь воцарилось напряжённая тишина: все, затаив дыхание, следили за дивной пичугой. Уп деловито обошёл все блюда, в каждом поклевал.

«Ты про нас не забывай…  и смотри, не обожрись. Извини за грубое слово, но тебе столько вкусностей нанесли… «– послала я мысленное послание.

Уп самодовольно развёл хохолок во всю красоту, мотнув головой, издал громко:

– Уп – уп – уп!

Мне почудилась в его крике обида: мол, за кого ты меня принимаешь?

«Прости, прости! Ляпнула неподумавши».

– Уп – уп – уп – уп, – потише и в иной тональности, видимо переводилось так: «Хорошо, прощаю. В другой раз следи за словами. Пичугу легко обидеть.»

«Ладно, Уп, я отключаюсь: что-то виски ломит…»

И не только виски: на глазные яблоки, будто, пальцами давили. И ещё лёгкое подташнивание. Должно быть, у меня та же история, что и у Димы: перегрузка. Наши Дары едва проклюнулись, а мы уже эксплуатируем их, как взрослых.

В мои ноги бился Колобок: от возбуждения, у него даже нить распустилась.

– Ну, что ещё?

Колобок откатился и замер, ниточка завиляла, точно хвостик. Интуитивно я догадалась: приглашает последовать за ним.

– Хорошо, давай прогуляемся.

Колобок метнулся вдоль обрыва. Я последовала за ним, проваливаясь по колено в снег.

– Алё, не так шибко. Мне не угнаться за тобой.

Колобок сбавил темп. Внезапно, испугав меня, рядом прошуршал Зебрик, вышел на колею Колобка. След Зебрика держал меня: словно по бетонной дорожке пошла. Метров двести, думаю, прошла, когда Колобок остановился.

– Дальше что?

Колобок осторожно приблизился к самому краю, спустил нить вниз.

– Ясно: хочешь, чтобы я посмотрела. А не грохнусь?

Зебрик съехал с колеи и бесстрашно принялся утюжить снегу самой кромки. Утрамбовав площадку, метр на метр, Зебрик скромно скользнул в сторонку.

Я опустилась на площадку, чуть подтянулась к краю и глянула вниз. Глубина, конечно, стеганула по нервам, даже спине стало знобко. То, что хотел мне показать Колобок, я отметила сразу: трещина, почти от края и до самого низа. Широкая и ребристая – природные ступеньки. Вообще-то мысль Колобка ясна, но…

– Только сумасшедший рискнёт спускаться здесь без альпинистского снаряжения, – сказала я, вставая. – Ты, конечно, не подумал об этом?

Колобок отпрыгнул на чистый снег и принялся лихорадочно что-то чертить. Я в чертежах, как свинья в апельсинах, но приблизилась, с умным лицом всмотрелась. Собственно, рисунок не был сложным: Колобок предлагал закрепить конец его нити за вон тот валун – в трёх шагах от нас, присыпан снегом, – а сам Колобок кинется вниз, размотавшись. Идея неплохая, только меня чрезвычайно смущала тонкость нити, вернее, её прочность. Хотя… ведь это не просто шерстяная нить, а из шерсти самой Земун – коровы…

Подошёл Дима. Видок у него был ещё тот…  Я, невольно, усмехнулась.

– Да, да… – закивал головой Дима. – Похоже, как с бодуна?

– Похоже. Вот тут наш Проводник предлагает спускаться по его нити. Что скажешь?

Дима поморщился, потряс головой:

– Чёрт, задолбала эта тошнота…  А выдержит нить?

– Вот и я о том же. Но если хорошо подумать… наш Проводник особенный… раз предложил себя, значит уверен…

– Если хорошо подумать, – продолжил Дима в моём тоне, – то Колобок тыщу лет провалялся в шкатулке бабы Нюры, сюда попал вместе с нами… – Дима вновь затряс головой, взял горсть снега, сунул в рот, подержал и выплюнул.

– Что ты хочешь сказать? Что может случиться синдром «перегрузки»?

Дима кивнул. В сущности, он прав: либо все эти сказочные вещи от долгого бездействия ещё не вошли в Силу, либо здешнее безвременье ослабляет их магические свойства. И то и другое не позволяет нам полностью доверять, в данном случае, прочности нити…

– Что же делать? Сколько продлится твой… бодун? Ещё час? два? день?

– Давай рискнём. Только первым пойду я. Во – первых, самый тяжёлый, во-вторых, если нитка не выдержит… я не смогу разбиться. И позову на помощь аборигенов.

«Ух, ты! – обрадовалась Варька. – Он заговорил целыми фразами, не разрывая их «это… ну»! Что бы это значило?»

– Убедил, – сказала Ладанея, – рискнём.

Мы перетащили Вадика и нехитрые наши вещички. Колобок всё время вертелся под ногами, не то, подгоняя нас, не то, волнуясь от предстоящей его роли. Валун, присыпанный снегом, оказался велик: чтобы его обвязать уйдёт слишком много нити. В одном месте Дима обнаружил трещину и предложил вставить в неё Спицу, а к ней уже привязать нить.

Не помню, я уже говорила, что наше оружие давалось лишь в руки хозяину? Ничего, повторюсь. Ни Дима, ни Вадик – пробовали! – не могли даже оторвать от земли мою Спицу. А когда мы перебрасывались, и мне пришлось держать оружие ребят, то ощущение было дикое: казалось, не щит держу, а целую массивную кровать, на плече не лук, а бухта стального троса, не меч, а стальная балка. Не представляю, как все эти сотни кэгэ выдержало хрупкое тело Варьки. Не иначе Дух Ладанеи подмог…

Вот и сейчас, забывшись, Дима хотел взять Спицу, но только ухнул болезненно, схватился за голову, ругнулся в пол голоса:

– Железяка хренова!

Я промолчала, хотя и порывалась что-нибудь сказать. Взялась за Спицу, и она, родимая, припала к руке, питая мускулы силой. Размахнулась вроде не сильно, направила остриё в расщелину, и ударила. Результат нас с Димой вогнал в шок: валун разлетелся в куски, словно внутри его взорвался динамит. Удивительно: нас не задел ни один осколок, а вот Зебрику и Юрику (не вовремя надумал проснуться!) досталось. Зебрика отшвырнуло метров на десять и забило в снег. Юрику, конечно, крупно повезло: чиркнуло мимолётом по руке чуть выше локтя – рассекло мякоть в кровь. Никогда бы не подумала, что в такой крохе столько крови: она хлестала фонтанчиком. Юрик стал белее снега, выл на одной ноте и закатывал глаза. Я кинулась к нему, – скорее Ладанея, чем Варька, – разорвала ветхие тряпицы, обнажив рану.

– Дима, не стой столбняком! Отруби кусок нитки! – заорала я, приводя его в чувства.

Перетянули Юрику руку у самого плеча, перевязали рану – на бинты Дима пожертвовал свою майку. Когда всё закончили, Юрик вырубился: либо заснул, либо потерял сознание.

– Ещё один коматозник, – сказала я, смывая снегом кровь с рук. – Суперпутешествие…

– Кто ж знал… – словно оправдываясь, промолвил Дима и полез за Зебриком. Бедняге осколком срезало ухо, а один осколок застрял в боку. Дима мечом выковырнул его, осталась рваная удручающая вмятина.

– Хорошо хоть ему не нужны бинты.

– Да. Ну, что, от валуна остались крошки. Куда будем привязывать нить?

– Элементарно, Ватсон! – притворно бодро сказал Дима, при этом морщась и судорожно сглатывая. – Вгонишь Спицу в снег, к ней и привяжем. Потом, когда мне станет лучше, вернёмся за ней.

– Годится.

Я довольно легко вогнала Спицу в снег по самую «шляпку». Нетерпение Колобка, похоже, было на пределе: едва Дима привязал нить к Спице и ещё не закончил слово «Готово», как наш Проводник самоубийцей кинулся вниз с обрыва. Дима взялся за нить:

– Я пошёл.

– Удачи и мягкой посадки!

Дима послал меня к чёрту, пропустил нить за спину, как это делают альпинисты, – по телику видела, – и осторожно начал спуск. Нить натянулась, как струна, завибрировала, рождая дикую мелодию. Я плюхнулась на площадку, свесив голову вниз и затаив дыхание.

Дима втиснулся в трещину боком. Теперь он упирался спиной, и ноги прочно стояли на выступах; нить помогала сохранять равновесие.

– Ты как? – наконец, выдохнула я, не в силах более сдерживать дыхание.

– Окэй. Счас отплююсь и мухой вниз…

Неуклюже, порой едва, не вываливаясь из трещины, Дима упорно спускался. Вскоре я уже перестала различать его на фоне разлома, лишь ноющая нить говорила: порядок! Внезапно нить выдала иную мелодию: если до этого её, будто хаотично подёргивали, то сейчас, словно, оттянули и отпустили.

– Что случилось? – закричала, слабо надеясь, что Дима услышит.

Нить замолкла, обмякла. Спустился или… сорвался? Скорее всего, второе: так быстро спуститься не смог бы и альпинист-профи…