Татьяна Коваль - Религия и экономика. Труд, собственность, богатство

• Название: Религия и экономика. Труд, собственность, богатство
• Автор: Татьяна Коваль
• Жанр: Религия
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-7598-1072-8

В книге рассматриваются связь религии и экономики, влияние религиозного фактора на социально-экономическое развитие и религиозная мотивация хозяйственной деятельности. Автор выясняет, как, исходя из различных представлений о Боге, мире и человеке, разные религии приходили к сходным нравственным постулатам в отношении материальных благ. Подробно освещаются также религиозно обоснованные современные социально-экономические учения. Особое внимание уделено истории христианской мысли.

Основная цель автора заключалась в том, чтобы прояснить логику формирования социально-экономических взглядов различных религий, определить степень влияния того или иного вероучения на хозяйственную деятельность, социально-экономические идеалы, представление о справедливости, отношение к бедности и богатству.

Книга адресована преподавателям и студентам гуманитарно-обществоведческих факультетов вузов (бакалавриат и магистратура), а также всем читателям, интересующимся историей и религией.

---

Таким образом, нормы египетской морали были весьма высокими. Чтобы обрести бессмертие, следовало избегать многочисленных грехов и проступков, в том числе в отношении слабых и неимущих. Но еще более важно было творить добро и быть милосердным.

Это, впрочем, не противоречит прагматическому подходу, который развивался во многих произведениях древнеегипетской литературы, относящихся к жанру «Премудростей» и житейских поучений. В них добродетели рассматривались с точки зрения практической пользы. Так, например, воспевались смирение и послушание как способ угодить начальству. Давались советы, как быть исполнительным, но не делать больше положенного, чтобы не сокращать время на отдых. С точки зрения этики труда особый интерес представляет «Премудрость», составленная Дуау для своего сына Пиопи, который направлялся в школу будущих чиновников. Дуау так разъясняет сыну пользу образования: «Нет ничего выше книг; их следует любить как родную мать», потому что «если писец будет при дворе, он никогда не будет нищим, всегда будет сыт»[64]. Он перечисляет различные профессии: кузнеца, резчика, скульптора, пастуха, брадобрея, каменщика, садовника, ткача, красильщика, птицелова. С насмешкой Дуау указывает на их тяжесть и вред для здоровья. Только чиновник становится начальником над простыми тружениками, и нет никакой другой профессии лучше его.

К I в. до н. э. появляются сборники нравственных сентенций, близкие по стилю и духу ветхозаветным притчам. В них проводилась мысль, что Бог сотворил бедного, чтобы выяснить, какое сердце у богатого. «Бог знает злодея, помышляющего злое. Он знает и праведного, в сердце которого величие Бога»[65].

В целом можно сказать, что в Древнем Египте задолго до христианства возникли нравственные установки, поразительно близкие евангельским. Причем, как и в Евангелии, посмертная участь определяется в конечном счете единственным мерилом: способностью сострадать и помогать нуждающимся, делиться с ними своей собственностью[66]. Отметим также, что несмотря на приверженность Древнего Египта магизму, в нем развивались такие направления богословской мысли, в которых представление о Боге (и богах) как божественной личности связывалось с нравственными установлениями, а от поведения человека в земной жизни, его трудолюбия, честности, правдивости, милосердия и щедрости зависело, обретет ли он вечную жизнь или попадет в пасть к инфернальной бегемотихе Амамат (пожирательнице). Многие исследователи справедливо подчеркивают и тягу к монотеизму, а с ним и представлению о единственности и святости Бога, осмысляемой как нравственное совершенство. Все это можно рассматривать как постепенную подготовку к важнейшему духовному перевороту, которое совершало человечество в I тыс. до н. э.

* * *

Связь религиозных представлений с этикой резко усилилась в эпоху, названную известным немецким историком К. Ясперсом «осевым временем», которая обозначила резкий поворот в духовно-религиозной жизни человечества[67]. По его словам, в этот период, длящийся примерно с 800 до 200 г. до н. э., в разных уголках земного шара развертываются мощные духовные движения, возникают новые духовно-религиозные учения, а с ними и новые представления о социальной и экономической этике. Так, примерно в VIII–VII вв. до н. э. древним иранцам новое учение возвестил пророк Заратустра. В Древнем Израиле в IX–VII вв. до н. э. создавалась Тора, а в VI в. до н. э. началась эпоха ветхозаветных пророков. В Греции, а затем и Риме возник новый тип людей – философов, которые развивали свои взгляды на мир. В Китае в это же время большое влияние приобрели Лао-цзы, легендарный родоначальник даосизма, и Конфуций (551–479 гг. до н. э.). В Индии начали свою проповедь основоположник джайнизма Джина Махавира (599–527 гг. до н. э.) и его современник Будда Сиддхарта Гаутама (563–483 гг. до н. э.),[68] учение которого получило название буддизма.

Этические требования различных учений «осевого времени» оказались удивительно похожими. Независимо друг от друга они выдвинули одинаковую формулу, так называемое золотое правило. Впервые оно прозвучало у греческого поэта-философа Гесиода (VIII–VII вв. до н. э.). Тому же учили Конфуций и другие китайские мудрецы: «Не делай другому того, чего не желаешь себе» (Луньюй, 15:23). Так и в индийских древних текстах говорилось: «В радости и в горе, в наслаждении и в страдании поступай с другими так, как хотел бы, что бы они поступили с тобой». В Ветхом Завете золотое правило преобразуется из заповеди воздержания от зла в заповедь деятельной любви: «…люби ближнего, как самого себя» (Лев. 19:18). В Евангелии это правило подтверждается: «…во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними» (Мф. 7:12). Любовь становится «новой заповедью» Иисуса к своим ученикам и краеугольным камнем новозаветной социальной этики.

Можно сказать, что исходя из совершенно разных идейных предпосылок, порой противоположными путями, различные духовно-религиозные учения приходили к одинаковым нравственным выводам и постулатам. Вместе с тем каждое учение обосновывало их по-своему, руководствуясь своими представлениями о мире, Боге и человеке.

Глава 3 Китайская мудрость

Китайская духовная традиция представляет собой целый конгломерат учений и представлений. Среди них ведущая роль принадлежит конфуцианству и даосизму, которые возникли в Китае VI–III вв. до н. э., а также буддизму, принесенному в Китай из Индии в I в. н. э. «Даосизм – это сердце, буддизм – кости, конфуцианство – плоть», – говорили в Китае.

Важной особенностью китайского религиозного сознания было то, что мораль считалось первичной, а религия – вторичной: вопросы веры считались личным делом, в то время как малейшие нарушения моральных норм, церемониала и этикета сурово осуждались. «Для китайцев, – пишет В.В. Малявин, – жизнь есть прежде и превыше всего форма морального существования»[69]. Даже божества ценились, прежде всего, за приписываемые им моральные качества, а не за способность совершать чудеса. Неудивительно поэтому, что в Китае традиционная идеологическая доктрина выдвигала на передний план проблемы социальной политики и этики. Ее главная задача состояла в том, чтобы организовать жизнь общества в этом, а не в потустороннем мире. При этом совершенствование личности и общества, движение вперед осмыслялись как возвращение к истокам, к идеализированной древности, золотому веку, когда царили мудрость и справедливость.

В целом можно выделить нескольких общих постулатов и концепций, в контексте которых развивалась китайская социальная и экономическая мысль.

Первая концепция – инь и ян как противоположных и взаимодополняющих начал. Они не борются между собой, но взаимно дополняют друг друга, как вдох дополняет выдох.

Считалось, что мир возник из первозданного Хаоса, который также называли Единым дыханием, Великой пустотой, подразумевая под ней пустоту материнской утробы, которая внутри себя вскармливает все сущее. Творение мира есть результат самопроизвольного разделения единого Хаоса на два полярных начала – светлое ян и темное инь. Мужское начало ян соответствовало Небу, жизни, свету, активности. Женское начало инь ассоциировалось с Землей, смертью, тьмой, пассивностью. Каждое событие, вещь, явление, состояние человека рассматривались с точки зрения взаимодействия инь и ян. Символически это изображалось в виде круга с двумя полуизогнутыми половинами, похожими на запятые черного и белого цвета. Черная запятая олицетворяет женское начало инь, а белое – мужское начало ян. В центре белой запятой есть черная точка, а в центре черной – белая. Это символы «зародышей» противоположных начал. Если в темном полукружии будет все больше расти белая точка, то она превратит инь в ян, затем, наоборот, ян трансформируется в инь, и так до бесконечности. Этой трансформации посвящена так называемая Книга Перемен (И-цзин).

Один из компонентов этой концепции – представление об изменчивости мира, о переходе от одного полюса бытия (ян) к другому (инь), и наоборот. Мудрость, как говорил легендарный даос Чжуан-цзы, в том и состоит, чтобы улавливать мельчайшие изменения и действовать соответственно обстоятельствам. Это относится ко всему, в том числе и к ситуациям, связанным с благосостоянием. Как учили древние, «…нет радости, которая не сулила бы огорчений. Нет несчастья, которое не предвещало бы радости»[70]. То же и в отношении собственности: «Тот, кто много накопил, многого лишится»[71].

Таким образом, богатство и бедность представлялись ситуативными, и всегда могло произойти радикальное изменение имущественного положения. Тем более что объективные экономические, политические обстоятельства не гарантировали стабильности, а всесильная власть редко отличалась гуманностью. Все это, с одной стороны, препятствовало тому, чтобы собственность и богатство воспринимались как надежная опора в жизни, а с другой стороны, способствовало укоренению привычки «соответствовать моменту», разумно использовать все преимущества данной конкретной ситуации. Нужно было научиться полноценно и счастливо жить в любых обстоятельствах, а если потребуется, то приноравливаться к любым тяготам и лишениям. Отсюда акцент на практической пользе, конкретном счастье, столь характерный для всей китайской традиции. Хозяйская рачительность и бережливость издревле возводились в ранг основных моральных добродетелей. Эта установка сохраняется и в наши дни[72].