Александр Бондарев - Юридическая ответственность и безответственность – стороны правовой культуры и антикультуры субъектов права

• Название: Юридическая ответственность и безответственность – стороны правовой культуры и антикультуры субъектов права
• Автор: Александр Бондарев
• Жанр: Юриспруденция
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-94201-553-4

В настоящей книге юридическая ответственность и юридическая безответственность – две важнейшие общетеоретические категории – рассматриваются впервые в качестве противоположных свойств субъектов права.

Юридическая ответственность анализируется подробно как сугубо позитивная, не имеющая по своей природе ретроспективного аспекта. Она представляет собой неотъемлемую составляющую статусно-ролевой части правовой культуры субъектов права. А юридическая безответственность, как негативное свойство субъектов права, подробно анализируется в структуре их правовой антикультуры. В последней части работы дается подробный анализ современных форм, средств и методов правового воспитания свойства юридической ответственности у субъектов права.

Книга адресована преподавателям, аспирантам и студентам юридических вузов. Она окажется полезной и всем тем, кто заинтересован в развитии своей правовой культуры.

---

Э. В. Кузнецов, В. П. Сальников, И. В. Авсеев предложили понимать правовую культуру в широком и узком смыслах. «Правовая культура в широком смысле слова, – пишут они, – это совокупность элементов юридической надстройки в их реальном функционировании. Правовая культура в узком смысле слова – явление, выражающее собой развитость социальных качеств личности (субъекта права), характеризующих ее правосознание, уровень и характер овладения или преобразования ею своей социальной сущности, социального опыта»[55].

Основываясь на анализе приведенных выше представлений философов о культуре вообще и юристов о правовой культуре как одной из ее разновидностей в частности, мы пришли к следующим выводам. Правовая культура – явление социальное и представляет собой необходимую часть общечеловеческой культуры только в социально неоднородном противоречивом обществе, нуждающемся для своего жизнеобеспечения в правовых средствах. Правовая культура должна обладать своим специфическим содержанием, отличным от содержания всех других правовых явлений: правосознания, права, правоотношений и т. д. Она не может быть и совокупностью всех правовых явлений общества, как представили ее В. И. Каминская и А. Р. Ратинов. Она не может быть широкой либо узкой, поскольку едина. Категория «правовая культура» должна, на наш взгляд, характеризовать не те или иные правовые ценности, а субъектов права и коллективных, и индивидуальных, – отражать и фиксировать степень их правовой развитости, правового совершенства, уровень их способности качественно творить и эффективно использовать необходимые правовые средства для достижения целей, своих правомерных интересов и потребностей. Правовая культура – явление конкретно-историческое, ибо степень правовой развитости, правового совершенства субъекта права находится в прямой зависимости от конкретно-исторической ступени развития классового общества и его правовых ценностей[56]. Такое понимание правовой культуры было изложено нами в докладе «Понятие и значение социалистической правовой культуры» на Пермской областной научной конференции еще в 1980 г.[57] Его более углубленное и развернутое обоснование дано нами несколько позже в статьях «Понятие правовой культуры» и «Структура правовой культуры»[58]. Наше понимание правовой культуры не поколебали, а, наоборот, укрепили периодически возникающие и по сей день дискуссии о содержании данного весьма сложного понятия как в философской, так и в юридической науках. К примеру, в отечественной юридической науке и сегодня существуют разнополярные подходы к понятию «правовая культура». В подтверждение сказанного приведем лишь несколько из них. Правовая культура – это «совокупность правовых ценностей, выработанных человечеством, отражающих прогрессивно-правовое развитие общества» (Н. Н. Вопленко)[59]; это «совокупность знаний и навыков, умение применять их на деле, обеспечить законность» (П. П. Баранов и А. П. Окусов)[60]; это «качественное состояние жизни общества» (Л. А. Морозова)[61]; это «совокупность всех позитивных компонентов правовой деятельности в ее реальном функционировании, воплотившая достижения правовой мысли, юридической техники и практики» (В. П. Сальников)[62]; это «обусловленное всем социальным, духовным, политическим и экономическим строем качественное состояние жизни общества, выражающееся в достигнутом уровне развития правовой деятельности, юридических актов, правосознания и в целом уровне правового развития субъекта (человека, различных групп, всего населения), а также степени гарантированности государством и гражданским обществом свобод и прав человека» считает (А. П. Семитко)[63], и т. д. По мнению Е. А. Певцовой, в современной юриспруденции насчитывается около 250 различных определений правовой культуры[64].

В настоящее время мы, оставаясь на прежде выработанной позиции, изложенной выше, можем лишь дополнить наши размышления о понятии правовой культуры.

Правовая культура есть только «живое» человеческое явление. Она живет только в правовом сознании и правомерном поведении всех субъектов права, действующих именно в данное время и в данном правовом пространстве. Живет именно до тех пор, пока действуют правомерно субъекты права – носители правовой культуры данного исторического типа. С уходом с исторической арены того или иного общества, действующего на основе определенного типа права, закономерно уходит и его правовая культура – именно в результате того, что исчезают субъекты данного типа права как ее создатели и носители, обладавшие определенным уровнем правовых знаний, правовых умений, навыков, сформировавших в полной мере свою правовую убежденность, а следовательно, совершавшие правомерные действия. Так, к примеру, рабовладельческая правовая культура исчезает вместе с рабовладельческим обществом и регулирующим его жизнь рабовладельческим типом права, поскольку феодальное общество, пришедшее ему на смену, и все субъекты права в нем не могут жить и действовать по рабовладельческим законам. Они должны научиться создавать эффективные феодальные законы, а также уметь ими пользоваться для достижения своих правомерных целей: неукоснительно соблюдать правовые запреты, исполнять установленные правом обязанности и использовать свои правомочия в установленных именно феодальных правовых рамках. Субъекты же правоприменения должны знать и уметь принимать только законные, обоснованные и справедливые по феодальным меркам акты применения норм права.

Правовая культура имеет как бы две стороны, неразрывно связанные между собой, обусловливающие друг друга: внешнюю – видимую и внутреннюю – невидимую. Видимая (внешняя) сторона правовой культуры предстает перед нами в форме правомерного поведения, а невидимая (внутренняя) находится в правосознании субъектов права в форме их правовых знаний и правовой убежденности, мотивирующих и направляющих их правомерную деятельность. Невидимая, находящаяся в правосознании субъектов права часть правовой культуры непосредственно не оказывает влияния на окружающих именно вследствие своей невидимости для окружающих. И только через свою внешнюю, видимую окружающим сторону, через правомерное поведение субъектов правовая культура обнаруживает себя, делается доступной для непосредственного восприятия окружающими, их оценки и соответствующего реагирования. Так, посредством «оживленных» своей правовой культурой правовых норм все субъекты права становятся в той или иной мере участниками правовой социализации в действующем обществе.

Во-вторых, правовая культура субъектов права может быть материализована (опредмечена) и выражена в тех или иных предметах правовой культуры. К примеру, правовая культура законодателя материализуется в опубликованных им правовых законах либо правовых прецедентных судебных решениях и т. д.; правовая культура ученого-юриста может быть опредмечена, выражена в форме научной статьи, монографии на правовую тему не нигилистического характера, проекта нормативного правового акта и т. п.; правовая культура рядовых граждан – в письменных правомерных договорах (на папирусе, бересте, как в древности, а теперь – на бумаге, дискетах, дисках и т. д.), в письмах депутатам законодательных собраний с предложениями о принятии нового правового нормативного акта либо об изменении и дополнении уже существующего и т. п. Произведенные на свет субъектом права предметы правовой культуры начинают сейчас же «жить» своей самостоятельной жизнью, наряду с его «живой» правовой культурой, оказывая самостоятельное воздействие на правовую жизнь общества, причем, возможно, даже не то, на которое рассчитывал их создатель. А в ряде случаев предметы правовой культуры служат передаточным первостепенным средством воздействия правовой культуры одних субъектов права на правовую культуру других. Таким образом, прежде всего через свои предметы (правовые нормативные акты, акты правоприменения и т. д.) правовая культура общества оказывает воздействие на субъектов индивидуальных и групповых правовых культур. Важно заметить, что предметы правовой культуры, в отличие от самой правовой культуры могут действовать, оказывать влияние в той или иной мере не только «при жизни», но и после «смерти» их создателей и носителей – индивидуальных и коллективных субъектов права. Причем это влияние на судьбы правовой культуры последующих поколений и типов правовых культур не только одной, но и многих стран, а возможно, и всего человечества может быть весьма существенным, как, к примеру, предметов римской правовой культуры.

Серьезный исследователь эпохи формирования права Западной Европы Г. Дж. Берман подробно прослеживает огромное влияние предметов римской правовой культуры на этот процесс, в частности, выделяет два направления влияния: через каноническое право и через университеты[65]. Исследуя корни канонического права, Г. Берман приходит к выводу, что «церковные законы как на Западе, так и на Востоке испытали сильное влияние римского права. Были заимствованы различные понятия и нормы классического и послеклассического римского права, особенно в вопросах собственности, наследования и договоров. В дополнение к этому компиляции Юстиниана и его преемников на Востоке содержали большое количество императорских предписаний относительно литургии и теологии, равно как и церковной власти. На Западе церковные предписания частенько издавались королями и императорами. Франкские императоры даже заявляли, что унаследовали власть над церковью вместе с мантией римского императора. Более того, в раздробленной на кланы Западной Европе считалось, что церковь – носительница римского права, и кодекс рипуарских франков VIII в. прямо заявлял: “Церковь живет по римскому закону”»[66]. Г. Берман называет те сферы, в которых церковные законы особенно заметно опирались на римские нормы права: «1) церковные финансы и собственность; благотворительные отказы имущества; право владения, пользования и распоряжения церковными землями и зданиями; 2) церковная власть (власть назначать на церковные должности, процедуры улаживания споров между священниками, дисциплинарные санкции); 3) отношения между светскими и церковными властями… 4) преступления, например, перечень покаяний, налагаемых за разные проступки, включая убийства и лжесвидетельство; 5) брачно-семейные отношения, например препятствия к заключению брака, законнорожденность детей, расторжение брачных уз…». «На Западе римское право Юстиниана считалось идеальным правом, писаным воплощением разума, принципы которого должны руководить правовым регулированием повсюду, и в церкви, и в светских государствах»[67]. Г. Берман, однако, считает некоторым преувеличением утверждение ряда ученых о том, что новая система канонического права была «отпрыском» римского права Юстиниана и что великие кодификации, образующие Corpus Juris Canonici, составлены по образцу кодификаций Corpus Juris Civilis.