Екатерина Соловьева - Улыбка бога

• Название: Улыбка бога
• Автор: Екатерина Соловьева
• Жанр: Русское современное

Что делать, если у бога началась депрессия? Что за страшные тени встают за спинами людей и какое ко всему этому имеет отношение рыжий кот? Эти и другие загадки придётся разгадать Ираиде на пару с новым другом Глебом, который только что покончил с собой, и полозом Янтарём, обратившимся в человека, однако, за отгадки придётся дорого заплатить…

---

– Вот и предсказание, Г-глеб, – дрожа, отметила Ида, – если бы не ты, убитыми нам быть.

Оба они решили умолчать об увиденной теневой небывальщине – мало ли, может, почудилось, а напрасно подозревать друг друга в опасных галлюцинациях не хотелось никому. Спутники поспешили вглубь леса, петляя и делая большой круг от разбойников.

Глава 6. Скупой платит дважды

Друзья бежали, перескакивая через поваленные стволы и трухлявые пни, стараясь, как можно быстрее увеличить расстояние между собой и шайкой Третьяка Душегуба.

От шума крови у Иды звенело в ушах, но она расслышала запыхавшийся голос Глеба:

– Погоди, постой… я вроде ручей слышу…

И действительно, в густой чаще, сразу за вывороченной сосной, звенел небольшой ручей. Он вился между светлых пятнистых берёз, лёгкий и прозрачный в своём глубоком ложе. Ида и Глеб с жадностью принялись пить, а когда напились, умылись чистой ледяной водой, вновь жалея об отсутствии фляжки.

– Вот найдём какой-нибудь город, – утешила женщина, – и купим, деньги-то у меня есть…

– Много?

– Ну, монет десять будет… медных… наверное, всё, что было в кошельке превратилось в эти медяки… Жалко, что я зарабатываю так мало… О, что это так приятно пахнет?..

Ида поняла, что аромат идёт от пушистых листиков мяты. Женщина с удовольствием натёрла ею виски и запястья, и нарвала ещё, так приятно было снова ощутить свежесть.

Затем она осторожно промыла ухо Глеба, вылив на него остаток жёлтого зелья, отдающего солодкой.

– Я прям Пьер Безухов, – пошутил парень, но Ида не разделяла его оптимизма: несмотря на то, что внутреннее ухо было не задета, чёрные коротко стриженые волосы открывали на обозрение жутковатый обрубок. Он уже почти зажил, но каждый раз, когда женщина натыкалась на него взглядом, в памяти всплывали страшные люди в багряном. К счастью, опухоль на скуле начала спадать и желтеть. С плечом Иды дело обстояло почему-то хуже: рана лишь немного затянулась, но до шрама ей было ещё далеко. Поменяв повязки, спутники поторопились выйти из леса, Глеб был вполне уверен, что Третьяк Душегуб может передумать в любой момент.

После передышки у ручья идти стало веселее: голод немного затих, и друзья бодро зашагали по изумрудным мшистым кочкам, уже привычно обирая по пути землянику и чернику. Судя по тому, что ягоды встречались всё чаще, путники скоро должны были выйти на опушку, которая и не замедлила предстать взору – залитая солнцем, золотистая, как звонкий летний день. Мрачные ели отступили, открыв холмистую поляну с кустами орешника и ракиты.

Время подходило к полудню, когда друзья наткнулись на старую дорогу. Гадая, тот же это тракт, который они так легкомысленно избрали, или нет, спутники побрели по обочине, с удовольствием сняв жаркие сапоги и тяжёлые плащи. Скоро невдалеке показалась крупная деревня на пригорке – к ней-то и вёл путь. Приятели с новыми силами поспешили к селению, уже предвкушая, что закажут в трактире.

После лесной тишины Иду и Глеба оглушил шум крупной деревни, которая, судя по всему, в скором времени готовилась стать городом. Крепостную стену только начали возводить: несколько строителей в серых рубахах заливали смесь в деревянные формы, тогда как другая группа вынимала уже готовые длинные глиняные кирпичи и выкладывала их на фундамент. У въезда в селение на дороге теснилось с десяток телег, гружённых клетками с курами, загончиками с печальными свиньями, блеющими овцами, тяжёлыми сундуками, душистым сеном, и холщовыми мешками, набитыми до отказа репой. В воздухе царили запахи ядрёного пота, навоза и крепкий мат: все возницы, приподнявшись на повозках, бранились, потрясали крепкими кулаками и грозили кому-то далеко впереди. Протиснувшись между обозами, друзья пробрались к началу очереди. Войти без платы им посчастливилось благодаря ссоре купца со стражниками: первый, красный от гнева, возвышаясь на телеге, плевался и орал на них, обвиняя в непомерной алчности и стращая близким знакомством с самим старостой. Те же, увлёкшись перебранкой и упражнениями в изобретении самых страшных ругательств, безуспешно пытались достать торговца, то и дело забавно подпрыгивая и грозя копьями. Ида и Глеб решили не мешать людям развлекаться, и незаметно проскользнули мимо купеческих телег, перегородивших всю дорогу.

Грохот, вопли, стук и лязг металла навалились на приятелей со всех сторон: где-то кузнец колотил по наковальне, по деревянной мостовой, усыпанной гнилым сеном, совсем рядом простучал дробный конский топот – кто-то пронёсся в сторону ворот, откуда-то из глубины, скорее всего, с рынка, доносились призывные крики торговцев. Узкие, кривые улочки, вились между бревенчатыми домами с окнами, затянутыми бычьим пузырём. За кривыми заборами глухо лаяли псы и гоготали гуси, скрипнула калиткой женщина с коромыслом, плеснув водой на доски, куда-то промчался босой мальчишка с тяжёлым мешком на плече, двое бородатых мужчин в расшитых рубахах, перепоясанных красными кушаками, вальяжно вышагивали, скрипя новыми сапогами.

Обогнав румяную женщину с большой корзиной, друзья отправились вверх по широкой, очевидно, главной улице, окружённой крепкими дворами с высокими воротами. Они остановились у низкой приземистой избы, которая уходила глубоко в землю. Под крышей виднелась деревянная дощечка с криво намалёванными красными буквами: «Корчма». Из широкой трубы валил дым.

Приятели спустились по лестнице и хлопнули шаткой дверью. Внутри было темно и чадно. Кисло пахло щами и уксусом. Свет едва проникал сквозь узкие окна у самого потолка. Небольшой трактир вмещал восемь длинных столов с лавками, придвинутыми к глиняным стенам. Семь из них были заняты: за одним жарко спорили три подвыпивших торговца, за двумя другими обедали, гремя кольчугами, шестеро воинов. За остальными что-то жевала пара бродячих артистов с дорожными узлами, пьяница, горько рыдающий на плече собутыльника, и цыган с золотой серьгой в ухе, а в конце зала красноносый старик тоскливо опорожнял кувшин в гордом одиночестве. Справа, у очага, маленькая женщина в грязном переднике помешивала сомнительное варево. Рядом, у стола повыше, похожего на конторку, суетился пузатый хозяин в засаленной душегрейке поверх рубахи. Когда он нагибался, чтобы пересчитать монеты в глубоком кармане под брюхом, на его лысине играли блики от огня. За спиной корчмаря, очевидно, находилась кухня: оттуда неслись крики, стук посуды и резко тянуло пережаренным луком. Женщина поморщилась: лук она терпеть не могла ни в каком виде. Глеб сглотнул образовавшуюся слюну и потащил Иду к конторке.

– Что сегодня в меню? – хрипло спросила она у хозяина, и осеклась.

– Чаво-о? – недовольно протянул тот, переваливаясь вместе с необъятным брюхом через конторку, и подозрительно кося чёрным глазищем.

Помявшись, Ида достала пять медных монет. Судя по нездорово радостному блеску во взгляде корчмаря, она переплатила. Но есть хотелось так сильно, что женщина не стала торговаться.

– Вот… Нам бы поесть… И попить…

– И с собой, – твёрдо добавил Глеб, морщась от боли в рёбрах.

Корчмарь смерил его презрительным взглядом, и, обернувшись к женщине у очага, крикнул:

– Пятунька! А ну подавай гостям полбу, да пожирнее!

Приятели уселись на жёстких лавках за пустующим столом, гадая, что же это такое они «заказали». Переваливаясь уточкой, Пятунька поставила на стол дымящийся чугунок, а спустя ещё пару минут – пирог с рыбой на плоской глиняной тарелке. От аппетитного аромата друзья чуть начали есть полбу руками, но вовремя вспомнили про ложки.

– А чаво это у вас, своих нетути? – удивилась Пятнуька, наморщив нос картошкой, и заправляя за платок седую прядь. – Ичас принясу.

Схватив в одну руку ложку, а в другую кусок пирога, приятели с жадностью набросились на горячую кашу. Ида сразу же обожгла язык, а Глеб нёбо. Шипя и ругаясь, они вновь атаковали полбу, исходящую паром. Вкусно было до слёз, хоть и не совсем похоже на ту пшёнку, от которой они воротили нос дома – попадались непроваренные зёрна вперемежку со внушительными кусками свиного сала. А предусмотрительная Пятунька уже принесла корчагу с чем-то ароматным и две большие кружки. Запивая большими глотками плотный ужин, Ида закашлялась:

– Ёл-кхи! Палки… Это что такое?

Глеб опрокинул кружку, обнюхал края и задумчиво заявил:

– Знаешь… смахивает на медовуху…

Сверкнув глазами, женщина икнула и улыбнулась:

– Да и пёс с ним. После сегодняшнего утра явно не повредит.

За пирог, ложки, флягу с водой и пару берестяных кружек пришлось выложить корчмарю ещё три монеты. Ида скрипнула зубами, бормоча, что в следующий раз им придётся продавать что-нибудь ненужное, а чтобы продать что-нибудь ненужное, нужно купить что-нибудь ненужное, а у них денег нет. Но делать было нечего. Только медовуху, они не успели выпить до конца. Перелив её в берестяные кружки, друзья решили тянуть на ходу. И сытые, уже сравнительно довольные жизнью, выбрались наверх. Улица была полна народу, и Глеб крепко прижал к себе дорожный мешок. Проталкиваясь между группой мужчин, пропахших потом и мятой кожей, приятели двинулись вперёд, чтобы найти место в ближайшей таверне – заботливая Пятунька посоветовала остановиться в «Лодье», приговаривая: «тама брат мой, он и за медяшку пустить, тольки кажите, что, мол, от меня».