Павел Астахов - Наши дети. Исповедь о самых близких и беззащитных

• Название: Наши дети. Исповедь о самых близких и беззащитных
• Автор: Павел Астахов
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-83143-2

Что сегодня делается в России для поддержки семей с детьми? Как получить помощь в лечении, если ребенок серьезно болен? Какие документы необходимо собрать для усыновления? Как получить помощь педагогов и психологов в трудной ситуации?

11 января 2010 года известный российский адвокат Павел Астахов заступил на должность Уполномоченного при Президенте РФ по правам ребенка. Эта книга – откровенный рассказ о том, что удалось сделать за прошедшие годы, как постепенно менялась ситуация и отношение к детям в российском обществе. С момента своего назначения Павел Астахов побывал в 1227 детских домах-интернатах, домах ребенка во всех 85 регионах Российской Федерации. Общее расстояние, пройденное в инспекционных поездках по России, составило более 550 000 км. В командировках по России за эти годы проведено более 1100 дней.

Всего в России сегодня живут более 27 000 000 детей.

Каждый из них нуждается в защите.

Об этом книга Павла Астахова.

---

Я ни в коем случае не хочу сказать, что все директора детских домов – жулики. Неправда. Это не так. Но покажите мне повара, который, когда будет готовить сто котлет на сто человек, не сделает сто две котлеты из этого же количества фарша. Покажите мне завхоза, который, покупая килограмм гвоздей, не отсыпет себе пятьдесят граммов. И так везде. Пачку бумаги – ну почему не взять, правда? Есть же бумага, все равно же закупают. И вот так всё.

Но постепенно стало получаться. Я убедился, и другие поверили, что можно переломить эту тенденцию застоя в детдомовской, интернатной среде – с точки зрения системы управления. И я заговорил о том, что надо сокращать детские дома, закрывать их, больше отправлять детей в приемные семьи; надо оставлять детей в родных семьях, не надо бесконечно лишать родительских прав! В первый год, когда я докладывал президенту, было 83 тысячи лишений родительских прав. А за год до этого – больше 90 тысяч. Представляете? Только лишений родительских прав. Плюс еще различные факторы, которые влияют на ситуацию. Дети отказные, например. Новорожденных отказных детей в начале 2000-х годов было до 30 тысяч ежегодно. Тридцать с лишним тысяч новорожденных детей, от которых матери отказывались в первые дни после рождения!

В 2014 году отказных детей было чуть меньше четырех тысяч. Лишений родительских прав – 36 тысяч (против, напомню, почти ста тысяч за несколько лет до того). То есть мне пришлось уговаривать судей, прокуроров, воспитывать органы опеки – мы провели несколько семинаров, организовали целый съезд в Уфе весной 2013 года, собрали представителей всех органов опеки. Ведь опека – это передовой рубеж. Они видят неблагополучие, они принимают решения, составляют справки и т. д. Их все время ругают. А у них сумасшедшая нагрузка, потому что по норме должно быть две с половиной тысячи детей на одного специалиста, а у них по 10–12 тысяч. Есть территории типа Магадана, где и по 20 тысяч детей на одного специалиста опеки приходится. Тут если хотя бы каждый придет и попросит одну справку написать – специалист полжизни их писать будет. А с них же еще и спрашивали. Акт об изъятии ребенка они составляют, акт обследования жилищных условий тоже они… Когда проходил съезд, многие из сидевших в зале плакали:

– Господи, нас за всю жизнь никто не собирал, нам ничего этого не объясняли, не говорили!..

Они же в муниципальном подчинении находятся – какой муниципалитет, какой мэр, такая и политика. У них нет единого федерального начала – это мы снова возвращаемся к вопросу о министерстве по делам семьи. Нет единого начала у опеки. В России 25 тысяч муниципалитетов – и это 25 тысяч самостоятельных маленьких комиссий.

Я решил еще и с другой стороны зайти. Пошел в министерство экономического развития к заместителю министра – тогда министром была Эльвира Сахипзадовна Набиуллина – и спросил:

– А можно посчитать и посмотреть, сколько мы тратим на детские дома и тому подобные учреждения?

И мы так часа два с половиной проговорили, наверное. Я тогда сказал:

– Вот по тем цифрам, которые я вижу, я считаю, что мы огромные деньги тратим в никуда. В год из бюджета – более 500 миллиардов рублей!

Вспомните, что я рассказывал про школу-интернат в Карелии или школу-интернат в Ижевске. Кого мы там воспитаем, если они уже бандитами выросли? Если директор был неспособен справиться с воспитанниками и за три года просто развалил все? А тратим ведь столько же. По сто тысяч в месяц. В самых бедных регионах – во Владимирской области или Ивановской – все равно минимум 50 тысяч в месяц тратится на одного ребенка в детском доме. Ну дай ты 10 тысяч рублей одной маме, которая не сдаст малыша в детский дом, даже если у нее работы нет! Дай 20 тысяч, если это ребенок-инвалид. Помоги сохранить детей в семье!

Тут возникает другой вопрос: у нас в детских домах около 70 тысяч детей, а семей нуждающихся примерно 4–4,5 миллиона. То есть просто перераспределить деньги не получится – слишком несерьезные суммы получаются. Однако и эту проблему можно решить. Но об этом позже.

Глава 4 Авгиевы конюшни

Когда я начал убеждать людей в том, что нужно сокращать детские дома, мне пришлось выслушивать массу возражений. Люди на разных руководящих постах мне говорили:

– Павел Алексеевич, слушайте, ну что вы? Вот есть же благополучная жизнь, а есть неблагополучная. Ну так случилось, люди пьют, гуляют, наркоманят, асоциальный образ жизни ведут. Ну не повезло ребенку. Наша задача какая? Забрать его, поместить в детское учреждение. Там его накормят, напоят, в школу отправят, будет спать на чистом, есть четыре раза в день. Мы же выполняем эту функцию? Да, выполняем. Ну и все! Ну что вам эти детские дома! Давайте лучше о другом, вот же параллельно еще преступность начала увеличиваться по отношению к детям.

Это правда – уровень преступности по отношению к детям начал увеличиваться буквально в геометрической прогрессии. Убитых детей насчитывали фактически по две тысячи каждый год. Только в 2013 году ситуация чуть-чуть изменилась. Вообще жестокость по отношению к детям в обществе колоссальная! Причем в первую очередь – со стороны родителей, близких людей. Сексуальные преступления, о которых раньше никто не знал и не говорил, с везде проникающим Интернетом, с этим информационным пространством, которое сделало все доступным, а люди с больной психикой, погруженные в это пространство, от своих гадких фантазий переходили к делу. И до сих пор что происходит? Вот, пожалуйста, – в Томске была похищена трехлетняя девочка Вика. Преступник – просто из-за того, что раньше был осужден за изнасилование и не знал, куда свою энергию потратить, – украл трехлетнюю девочку, изнасиловал, убил, а потом пошел и сам повесился. Чудовище. И история чудовищная. А ведь можно было избежать трагедии.

А мне говорят:

– Давайте только этим заниматься!

Я-то не против. Но все же возражаю:

– Да мы будем этим заниматься, но вы поймите, это все звенья одной цепи. Это все вокруг детей. Самые доступные дети – это воспитанники интернатов и детских домов. Они и есть первые жертвы.

Сколько таких было? Вспомним, например, огромное многоэпизодное дело педофила Куваева в Москве: в течение пяти лет он выслеживал девочек из коррекционных детских домов – с легкой умственной отсталостью, абсолютно беззащитных – и заманивал к себе. Притом мерзавец их совращал, а потом еще из них делал адепток. У него была целая агентурная сеть – девочка получала сто рублей, если приводила другую девочку. У него был офис на Ходынском поле, полностью оборудованный для его нужд. То есть извращенец просто конченый. Дали ему двадцать лет, сейчас сидит.

Часто приходили сведения о том, что извращенцы пользуются детьми из детских домов. В Санкт-Петербурге был разгромлен целый притон – содержатель, мужчина шестидесяти одного года, поставлял мальчиков любителям. Ему тоже дали двадцать лет.

Очень много времени я потратил на то, чтобы эту внутреннюю оппозицию убедить и победить. Чтобы протолкнуть пакет «антипедофильских» законов, который с 2001 года лежал под сукном в Госдуме. В 2012 году наконец приняли – президент подписал. Девятнадцать новых составов преступлений появилось в Уголовном кодексе, которых до этого не было. Ввели ужесточение ответственности, запрет на условно-досрочное освобождение, повысили сроки наказания, ввели новые виды наказания, ввели медицинские меры, такие как химическая кастрация. Мы приняли все это. А ведь это не принималось. Это лежало огромным мертвым грузом. Мои сотрудники, работавшие раньше в Генеральной прокуратуре (среди них есть даже бывший ведущий сотрудник НИИ Академии Генеральной прокуратуры – организации, которая занимается исследованиями, законопроектами и т. д.), говорили:

– Павел Алексеевич, мы в 2001 году направили все эти законопроекты, они лежат там под сукном, их не пускают. Потому что в Госдуме есть пара человек, которые засветились в том, что любят малолеток.

Да что говорить – вот Борис Абрамович Березовский, царство ему небесное, тоже практиковал это. Ходил с девочками четырнадцати-пятнадцатилетними в ресторан, оргии с ними устраивал. Все про это знали. А вместе с ним не отказывали себе в подобных «развлечениях» и другие олигархи из его окружения. Некоторые до сих пор в политике. Это все было. Такое было время – никто внимания не обращал. А по новым законам получается – педофилия, поражение в правах, пожизненный учет. Сидели люди и боялись. Мне и говорили:

– Вы же понимаете, педофильское лобби не пускает!

И ведь реально не пускали. Были и такие, которые пытались торговаться:

– Ну хорошо, давайте мы примем здесь ужесточение, но вы тогда возраст согласия понизьте до четырнадцати лет, – он сейчас в шестнадцать лет установлен, а нам предлагали понизить до четырнадцати. А разве может быть торг, когда речь идет о неприкосновенности ребенка? Нет. Компромисс тут невозможен.