Николай Семченко - Шотландская любовь по-французски

• Название: Шотландская любовь по-французски
• Автор: Николай Семченко
• Жанр: Короткие истории

Сборник повестей и рассказов о любви и её отсутствии. Автор порой довольно откровенен, его проза может показаться даже жесткой. Большинство текстов, вошедших в сборник, были опубликованы в литературных журналах. В настоящем издании они даются в новой редакции.

---

Они вошли во двор дома, где жил Сергей. Над палисадником с кустистыми рябинками и чахлыми березками вилась стая мух: кто-то сбросил с балкона пакет с рыбьей требухой – ну что за соседи такие, ленятся к мусоропроводу сходить! На неухоженном газоне с пыльной светло-зелёной, рахитичной травой валялись скомканные полиэтиленовые пакеты, старые газеты, поломанные детские игрушки, пластиковые бутылки и даже использованные презервативы: это надо же, не полениться подойти к окну, чтобы выбросить их. Зато над клумбой с разноцветной, пышной космеей, желтыми ноготками и темно-зелеными, ещё не расцветшими георгинами весело порхали бабочки и гудели пчелы, а может быть, и осы: по крайней мере, над кухонным окном квартиры Сергея у них было гнездо в виде серой бумажной розочки.

За клумбой ухаживала баба Ксеня, жившая в однокомнатной квартирке на первом этаже. Можно сказать, что это была её собственность: она сама вскапывала клумбу, рыхлила почву, готовила рассаду цветов, холила-лелеяла их всё лето. Если кто-то из расшалившихся детишек нечаянно запузыривал в клумбу мячиком или, не дай Бог, ломал веточку георгина, то баба Ксеня, дежурившая у окна, тут же выскакивала во двор, ловила нарушителя, выспрашивала, как его зовут, в какой квартире живёт, и непременно вечерком являлась к его родителям. А поскольку она была донельзя занудливой и не меньше часа рассказывала, как она, бедная и одинокая старушка, глубоко страдает из-за поруганной красоты клумбы, то папаши, обезумевшие от её стенаний, непременно брались за ремень и вкатывали мальцам по первое число, чтоб впредь неповадно было играть около бабуськиных зеленых питомцев. Сергею, кстати, тоже в своё время из-за бабы Ксени досталось. Зато клумба и вправду была дивной, настоящее украшение их полузапущенного двора.

К удивлению Сергея, возле неё, согнувшись в три погибели, копошилась Марго: она занималась прополкой.

– О! Юная тимуровка помогает престарелым цветоводам-селекционерам! – воскликнул Сергей.

– О! – в тон ему откликнулась Марго и засияла улыбкой. – А вы, сир, возвращаетесь с прогулки, и с прекрасной дамой!

Алина непринужденно улыбнулась и, явно дурачась, посмотрела по сторонам:

– А где она, эта ваша, Сережа, прекрасная дама?

Марго распрямилась и, тыльной стороной ладони отбросив прядку волос со лба, бесцеремонно оглядела Алину с ног до головы.

– Мне баба Ксеня разрешила травку прополоть, – сообщила Марго. – У неё что-то вроде радикулита приключилось – вся скрюченная, стонет, но, надо же, всё равно с утречка возле клумбы ползала. Мне её стало жалко. Она же и для нас всех старается: цветы – украшение двора…

Всё то время, что она говорила, Марго не сводила глаз с Алины. Кажется, она пыталась найти в ней какой-нибудь изъян, чтобы сделать колкое замечание. Когда надо, соседка Сергея была настоящей язвой.

– А что? – вдруг спросила она. – Сейчас в моде скромные училки начальных классов?

– Чего? – не понял Сергей.

– Твоя дама выглядит как моя первая учительница – Татьянпаловна, – пояснила Марго и как-то слишком нагло подмигнула ему. – Скромная, наверное. Не то, что я.

– Девочка, – ледяным тоном произнесла Алина, – а не пойти ли тебе в куколки поиграть? Молодой человек, девочка, – это не игрушка. От контактов с ним могут быть неприятные последствия. Разве мама тебя этому не учила?

Марго сконфузилась и отвернулась.

– А ты, оказывается, Казанова местного масштаба, – пошутила Алина, поднимаясь с Сергеем по лестнице. – Эта девочка явно в тебя влюблена…

– Малявка, – отмахнулся он. – Фантазии одни в голове! Напридумывала себе что-то…

– А что? – не унималась Алина. – У вас, кажется, неплохая разница в возрасте – лет пять. Так? Она, наверное, в выпускной класс перешла, да?

– Ну да, – подтвердил он. – Круглая отличница, кстати. На золотую медаль тянет.

– Вот и будет тебе невеста, медалированная – засмеялась Алина. – Симпатичная девчонка. Со временем красавицей обещает стать. Может, ещё и Мисс Ха станет, если, конечно, захочет в эти игрушки играть. Умные девушки в миссы обычно не идут. Но девчонка она симпатичная, поверь мне. У меня глаз-алмаз.

– Верю, – вздохнул Сергей. – Но я сам как-нибудь разберусь…

Он открыл дверь. Алина прошла вперед и, не разуваясь, села в коридоре на пуфик у телефона.

– Может, хочешь холодной воды или, напротив, чая? – неловко спросил он.

– Спасибо, не откажусь от воды, – сказала она. – Есть газированная?

– Проходи в комнату, – предложил он. – Я сейчас.

На кухне через вентиляционную решетку снова слышались эти странные, ритмичные постукивания, напоминавшие скрип пружин панцирной сетки. Сергей уже давно не обращал на них внимания: эти звуки раздавались в любое время суток. Сначала он решил, что соседи наверху неутомимо любят друг друга, и звуки вроде как подтверждали эту версию: пружины пели то нежно, чуть слышно, то вдруг срывались на резкий, нервный перестук, то, на несколько мгновений замерев, взрывались какофонией бешеных ритмов, после чего снова слышалось медленное, ленивое перестукивание, будто бы кто-то нехотя раскачивался в гамаке, висящем на скрипучих сучьях. Но поскольку ни одному, даже самому крепкому и выносливому мужчине, навряд ли под силу заниматься круглосуточным сексом, да ещё каждый день, то Сергей разгадал эту загадку по-другому: наверняка в вентиляционную шахту попала какая-то хренотень, которую шевелят потоки воздуха, недаром же в ветреную погоду эти чёртовы постукивания усиливаются. А впечатление такое, будто бы в ненастную погоду в любовников вселялись неистовые демоны, заставлявшие их отдаваться друг другу безоглядно.

Он прислушался. Сквозь перестук пружин явственно донёсся женский протяжный смех, в него ворвался тяжелый бархатистый голос мужчины – слов не было, лишь что-то похожее на лошадиное торжествующее ржанье. И тут он вспомнил, что Трамвайщик рассказывал ему, как однажды во время оргазма неудержимо разразился конским гоготом, даже сам не ожидал, что так выйдет, что уж говорить о партнерше, которая, впечатлившись, вцепилась в его спину острыми ногтями.

– Ё! Да когда же они насытятся? – подумал Сергей. – Если это, конечно, звуки секса, а не какой-нибудь железячки в вентиляции…

Мужской голос смолк, и женский, вскрикнув, тоже затих, но медленные ритмичные звуки не прекратились.

Сергей налил в высокий стакан боржоми, положил на любимый материн мельхиоровый поднос два розовобоких персика, с нежным пушком, как у шариков для бадминтона. Когда вгрызаешься в мягкую плоть такого персика, из него брызгает мутный сок и бежит по губам.

Когда он вернулся в комнату, Алина стояла у книжного шкафа и перелистывала небольшую изящную книгу в яркой обложке.

– А знаешь, – сказала она, – я, пожалуй, снова оставлю тебе колокольчик. В залог. За «Призраки Лексингтона». Если ты мне, конечно, разрешишь взять книгу. Я еще не читала эти рассказы Мураками.

Ненавижу Мураками! Все как с ума сошли: «Мураками, ах-ах, Мураками!» Ну и что? Писатель как писатель. Разве что культовый. До того культовый, что уже и майки с его портретами продают, и «сидюшники» с любимой муракаминой музыкой штампуют, и сайты фанов в Интернете заводят, и чуть ли не каждое его слово комментируют и трактуют…

Меня тошнит от всякой культовости. Потому что это чем-то похоже на толпу, которая восторженно марширует колоннами мимо предмета своего обожания. Восторженная до того, что ничего и никого не замечает вокруг.

А мне надо, чтобы Алина заметила меня. Но она пока что замечает в моём доме Мураками.

А как же я?

4.

«Снова решил вести записи. Что-то вроде дневника. А может, это самоотчет? Или что-то другое – например, попытка понять себя. Или не себя? Может, я хочу постигнуть Алину. Хотя иногда мне кажется, что другого человека незачем разгадывать (не то слово, но другое пока на ум не приходит). Человек – шарада. Пусть и остаётся шарадой. Потому что если её отгадаешь, то, возможно, станет скучно: всё ясно и понятно, нет никаких загадок – конец: если просто и понятно, то стоит ли продолжать? Уже ничего нового не будет, только – то, что было, всегда – одно и то же. Или я не прав? Может, это я – скучный и ясный, как пять копеек? А тот человек, которого считаю разгаданным, на самом деле не постигнут: в его шараде скрываются другие загадки, только я их не вижу или не хочу видеть. Потому что так мне удобнее.

Какую-то чушь пишу. Упражняюсь в логике, что ли? Или играю в слова? Я и сам себя не понимаю. Как же я тогда пойму другого человека?

Трамвайщик сказал: «Не загружайся! Будь проще. Всё на самом деле гораздо проще, чем мы себе придумываем».

Может, он прав?

Я ему не рассказываю, как и что у нас с Алиной. О Катьке – рассказывал. Всё! Об Алине, вернее, о том, как мы любим друг друга, – нет, не могу почему-то рассказать Мишке. Может, потому что у нас с Катькой был всего лишь трах, а с Алиной – совсем другие отношения: у меня сердце замирает (серьёзно, не вру!), когда я её вижу, только вижу – и уже всё, дыханье перехватывает, и сердце будто останавливается, и я даже соображать перестаю… Ха! Если маман случайно найдет эти записи, она же с ума сойдет: её благовоспитанный сыночек знает такие слова – из жаргона подворотни, и мало того, что знает, так ещё и … ха-ха! Маман, не читай, пожалуйста, дальше, сама знаешь: разбирать чужие письма и дневники – занятие, недостойное интеллигентного человека… ха!