Лариса Харахинова - Одегон – 03,14

• Название: Одегон – 03,14
• Автор: Лариса Харахинова
• Жанр: Русское современное
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-00071-322-8

Дашка не шаманка, хоть и называли её друзья этим словом. Она атеист-пересмешник, математик, бывшая спортсменка и комсомолка, не красавица, но с «бездной трансцендентного, как 3.14, обаяния», доставшегося ей от предков – бурятских боо`гов и одегонов. В конце «лихих 90-х», в поисках «страны ОЗ» она покидает регион-03 и уезжает в столицу, где в моде слово «манекенщица». И там неожиданно проявляется её одегонский дар. Как и на что она его использует? (Основано на реальных событиях).

---

В этот момент в комнату вошел Витек – друг соседки по комнате. Дашка повернула голову к двери, все ещё не выходя из «состояния бесконечности». Отчетливо в этот момент она ощутила два упругих шарика, величиной и плотностью с дробину, прокатившихся по нерву из глубины глаз и полыхнувших голубой молнией в сторону вошедшего. «Ого! Какие мы молнии умеем метать!» – растерянно произнес вошедший, с тех пор переключивший свое внимание, выросшее со временем чуть ли не в преклонение, на Дашку. Чего ей было совсем не надо. Но удивление осталось. С обеих сторон.

Попытки повторить такой взгляд не получались. Случайные спонтанные проблески, более или менее выразительные – да, но так, чтоб молния летела – увы, никак… Точно такую же голубую молнию она видела ещё раз от незнакомой девушки, примерно в такой же ситуации. Теперь уже она сама вошла в один сельский магазин на берегу Лены, и молоденькая девушка с черными глазами, убиравшаяся там, в момент её захода тоже созерцала небо и тоже метнула на неё взгляд «оттуда».

Сама Дашка пыталась разложить по полочкам свои ощущения: «Так, значит шарики – это резкое сжатие зрачков при переводе взгляда из света в темноту. А молния – это просто расслабленный глаз более увлажнен, и потому отражение его поверхности так сверкает. Входящий фиксирует сначала белок глаза, отражающий свет, а потом темная радужка повернувшего взор глаза закрывает этот просвет, и возникает иллюзия, что сверкнула молния». Как-то так объясняла Дашка эту молнию. Но почему она сама видела её? «Ну, видимо, так работает зрение – унося с собой кусочек неба в темноту».

Но, параллельно с таким объяснением феномена, она внутренне чувствовала, что не только оптическая иллюзия, но и «личное чертовское обаяние» превалирует в метании «взгляда одегон». И это чертовское обаяние проявлялось только в те моменты, когда она включалась в игру, чувствуя себя актрисой на сцене. Надевая личину «самой обаятельной и привлекательной», она действительно становилась ею. В игре нет невозможного. В игре случаются чудеса. С этим постулатом Дашка впервые столкнулась в детстве, бегая-прыгая вдоль и поперек высыхающих рек. Ибо правила игры были таковы: бежать, перепрыгивая с кочки на кочку, не замочив ног, либо наперегонки, либо в догоняшки. А воды вокруг было столько, что провалиться можно было и взрослому по пояс. Дашка же обладала способностью на бегу оттолкнуться от ложной кочки, представлявшей собой просто пучок травы, или даже от самой воды, словно под ней была твердь, а бегущий следом мог угодить в этот пучок «по самоебуль-буль». Уже повзрослев, Дашка задавалась вопросом, как же это удавалось, ведь это противоречило законам физики, как и спонтанная левитация, пару-тройку раз случившаяся с ней в осознанном возрасте, во время полусна – полубодрствования, напугав однажды ночью соседок по палате в пионерском лагере. Поскольку это противоречило всем догмам современного атеистического воспитания, ярым адептом которого был отец, то Дашка такие случаи просто списывала на «показалось» или «ложная память». И когда ей случалось повторить осознанный пробег по кочкам раннего детства, метафорическим или самым настоящим, то ноги, по известному физическому закону, погружались до самого дна. А в игре порой и по вертикальной стенке можно было пробежаться, с кем в детстве не случались подобные чудеса?

И вот, периодически Дашка играла в одегон, конечно, понарошку, полушутя, но, тем не менее, включалось в сознании нечто, что выносило её на другую волну бытия, и на этой волне она чувствовала себя потомком той самой знаменитой «прапрапра-тоодэй». И когда взгляд её упирался в чей-то открытый взор, то она чувствовала обратную связь на уровне солнечного сплетения, из которого могла досылать по открывшемуся каналу мегатонны энергии, свивая из них завихрения в какую угодно сторону, каким угодно узором, и вонзающихся в самую сердцевину человека. А если «открыть в себе бездну», то есть как бы «разлиться в пространстве» и смотреть «из космоса» – то тут «вааще кранты» стоящему перед тобой молодому человеку.

Это были интересные ощущения, и Дашка их коллекционировала и сортировала по различным критериям, экспериментируя, довольно успешно, на друзьях и товарищах, прощавших всех «весело беснующихся тараканов в Дашкиной голове». Все это было игрой, никем всерьёз, да и самой Дашкой, не воспринимавшейся. Реальная тренировка «защитного» взгляда одегон представилась на четвертом курсе, в немыслимом противостоянии с юными и дерзкими. И в Москве Дашку догнал ответный взгляд.

Запоздалая встреча на вечере выпускников

В один прекрасный день Дашка получила приглашение на землячество выпускников своего университета и побежала на вечер, любопытствуя, кого же из однокурсников она там встретит. Мальчишек с курса было несколько, и они уже давно нашлись для общения. Дашка влилась в ряды ребят, каждый из которых казался тут, в Москве, почти родным. Все радостно чокались шампанским и обменивались информацией – кто, где, и кем работает. «Дашка, небось, шаманишь где-нибудь?» – спросил один из них. – Помним-помним, как ты всем нам будущее предсказывала. Как в воду глядела».

Действительно, Дашка на первом курсе вдохновенно несла все, что язык мелет, своим однокурсникам и, что самое удивительное, все её пророчества всегда сбывались. «Ты их запрограммировала», – сказал бы Грачев. Много позже, одногруппница нашла её в социальных сетях и спросила: «Как ты в 83-м году могла знать, что я буду жить в Канаде?».

Дашка помнила этот вопрос и свой ответ про Канаду, после которого ей стало неловко: в аудитории воцарилась оглушительная тишина, и все поспешно сделали вид, что смотрят в свои конспекты – в эпоху железного занавеса слово «Канада» звучало не просто как «Марс», а гораздо хуже – как махровая антисоветчина. Но Дашка брякнула, как всегда, не подумав, и потом сама удивлялась, кто за неё понес эту ересь вслух.

Пока все пили и чокались, к Дашке подошел молодой парень приятной наружности: «Меня зовут Костя, я тоже закончил мехмат, вы меня не помните?» – «Увы!» – «Вы были старше на несколько лет, мы приходили к вам в общежитие, рядом с вашей комнатой, были даже у вас в гостях, но вы ушли». Краска бросилась Дашке в лицо и мысли холодно констатировали: «Да он из той троицы, тот, самый румяный. Но я уже их давно простила, сейчас это вызывает не более, чем умиление».

Мысли унеслись в далекое прошлое.

* * *

«Повадились эти мальчишки ходить», – Дашка шла по длинному коридору общаги и опять чувствовала себя мишенью. В том конце, где обычно курили студенты, у батареи сидели на корточках эти наглые создания, в упор весело рассматривая приближающуюся Дашку. Их было трое, иногда четверо. Дашка никогда не смотрела им в глаза, только поверх. «Интересно к кому они приходят: кто-то из друзей на первый курс поступил, наверно».

Это были местные подростки, каким-то образом проникавшие в общагу через вахтершу. Было это на четвертом курсе. Дашка тогда представляла собой далеко не банальный продукт эволюционного развития «гадкого утенка». Конечно, в птицу белую она превратилась, но птица эта была породы редкой и нетривиальной. Она называлась «павлин-утка-ёж»: снаружи первое, всё остальное – внутри. И такое порой случается. И теперь этот нетривиальный павлин, грациозно раскрывая веером свой белый и пушисто-игольчатый хвост, гордо «вышагивал по штабелям», крякая от удовольствия.

Конечно, прекрасен павлин белоснежный…

При свете рассвета, под катом заката…

И Дашка тоже была хороша в новой своей ипостаси белого и прекрасного творения божьего.

Но эти ужасные мальчишки одним своим видом возвращали ее в то время, когда она с тоской смотрела в зеркало, пытаясь обнаружить в нем хоть что-нибудь приятное глазу, но зеркало категорически отказывало ей в праве на нормальную жизнь, и она отходила от него в полной безнадеге, с чувством стыда за надежду, все еще не умиравшую в ее живучем воображении.

И в который раз это продолжалось. Дашка уже раздражалась при одном виде их голубых джинсовых курток. Как-то она поплакалась на ситуацию Грачеву, на что тот посмеялся и посоветовал смотреть на них «по-шамански», то есть «из космоса», что на самом деле означало – «сколько ж можно жаловаться». С тех пор, увидев этих подростков, она стискивала зубы и шла «по-королевски», как истинная одегон, была у нее такая фича. Это – абсолютно балетная спина, легкая надменная улыбка, взгляд в пространство поверх их голов и – не замечать! «Посмотрим, кто победит на этот раз».

Лишь в конце этого многострадального пути, перед тем как открыть дверь в свой блок, она одаривала всю троицу взглядом, вложив в него все выжатое из себя «цельнокосмическое» презрение к этой мелюзге. Холодная, отстраненная полуулыбка и – гордо вносим свое «одегонское величество» в спасительную темноту блока. И каждый раз в момент, когда за ней закрывалась дверь, в коридоре раздавался громкий хохот. От которого стыла кровь.