Виктор Гидиринский - Русская идея как философско-исторический и религиозный феномен

• Название: Русская идея как философско-исторический и религиозный феномен
• Автор: Виктор Гидиринский
• Жанр: Философия
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-7429-0573-8

Данная работа является развитием и продолжением теоретических и концептуальных подходов к теме русской идеи, представленных в предыдущих работах автора. Основные положения работы опираются на наследие русской религиозной философии и философско-исторические воззрения ряда западных и отечественных мыслителей. Методологический замысел предполагает попытку инновационного анализа национальной идеи в контексте философии истории. В работе освещаются сущность, функции и типология национальных идей, система их детерминации, феномен национализма. Особое внимание уделено обоснованию феномена русской идеи, ее исторической уникальности и содержательной структуре.

Работа рассчитана на специалистов-философов, аспирантов и преподавателей гуманитарных дисциплин, всех, интересующихся проблемами русской идеи.

---

Таким образом, нас привлекают некоторые идеи К. Ясперса, особенно связанные с понятиями борьбы, свободы, коммуникации.

И в заключение о главной идее К. Ясперса, которая не созвучна с проблематикой. К. Ясперс, как следует из его монографии «Смысл и назначение истории», пытается ответить на сакраментальный вопрос – существует ли духовная сила, способная объединить человечество, все народы мира, все культуры мира? Такую духовную силу, т. е. веру, утверждает К. Ясперс, не могла предложить ни одна мировая религия, сложившаяся в «осевом времени»[75].

К. Ясперс заключает, как мы подчеркивали выше, что общей для человечества верой может быть только «философская вера».

При всем почитании философии и уважении к ней замечу: философия неспособна объединить народы, не ставшие ее «понимателями». Философская вера, даже если таковая существует, – прерогатива носителей философского мышления (о знании не говорю) и в ее общементальной форме не работает на консолидацию народов.

Но даже если вообразить универсальную всеисторическую философскую веру, то представить ее консолидирующую роль просто невозможно. Философский менталитет, если принять эту фантастическую гипотезу, не способен объединить различные народы и культуры, ибо их ментальность, в том числе и философская, специфична. При всем общем характере философии не нужно забывать, что любой философский чудо-феномен детерминируется, как правило, объективными, но своеобразными природными и социальными условиями. И генеральный тезис К. Ясперса о том, что философская вера есть вера в истину, исходя из которой человек живет, вряд ли проясняет вопрос о духовной силе, объединяющей народы. Более подробные рассуждения на сей счет представлены в литературе[76].

Итак, мы попытались привлечь внимание к нашей гипотезе о философско-историческом освещении проблемы национальной идеи в содержании ряда цивилизационных концепций XX столетия. Завершая главу и оценивая сказанное, предложу два итоговых вывода.

Первый вывод состоит в том, что в рассмотренных философско-исторических теориях заключена глубинная, быть может, относительно отдаленная предпосылка исследования проблемы национальной идеи.

Эта предпосылку видна в целенаправленном и самобытном воззрении Тойнби, Шпенглера, Ясперса на те духовные человеческие силы, вне которых и без которых всемирная история никогда бы не состоялась. В представленных выше концепциях находится философско-исторический базис возникновения и развития национальных идей. В границах динамичного, противоречивого, но неизбежного и великого мира цивилизаций не могут не возникнуть имманентно мотивированные взлеты народных масс, социальных групп и личностей, противодействующих или поддерживающих многообразные формы объективных прессингов. Цивилизационные концепции развития человечества не могут не заключать национальных идей в своем историческом содержании. Поэтому национальная идея – понятие не только локально-цивилизационное, но и всечеловеческое. Следовательно, обращение к русской национальной идее безотносительно к философско-историческому абрису некорректно.

Второй вывод можно представить как более близкое нам, относительно непосредственное основание для исследования проблемы национальной идеи. Такое основание может быть конкретизировано и реально выражено, если в содержании рассмотренных концепций акцентировать доминанту, наиболее подходящую для выявления природы национальной идеи.

Такого рода доминантой у А. Дж. Тойнби, на мой взгляд (при всех оговорках), является порыв масс в ходе развития цивилизации и, конечно же, ярко выраженный акцент на критерии дифференциации цивилизаций. Он (критерий) основной и заключен в религиозном уровне развития цивилизаций.

У О. Шпенглера доминантой бы посчитали его грозный прогноз о крахе европоцентризма. Этот прогноз может стать в наше время предостережением для США, которые с нарастающей силой, масштабно развивают свою супернациональную идею об охвате (подавлении – будет точнее) мира тотальным американизмом.

И, наконец, о доминанте К. Ясперса. Нам импонирует в нашем творческом замысле центральная тема немецкого мыслителя – тема «коммуникации». Она конкретизируется в «любящей борьбе». Не в слепой, не в абстрактной любви, а именно в «любви-страдании», «любви-борьбе» за судьбы других людей, подвергающихся насилию, подавлению агрессией, экспансии, за свободу личности и нации.

Представленные обобщающие выводы позволят, надеюсь, вписать проблему национальной идеи в контекст философии истории. Любые другие аналитические выходы к русской идее, обособленные от философско-исторического контекста, будут выглядеть методологически, логически и историко-теоретически как несостоятельные.

Глава III Система детерминации национальных идей. Основной смысл методологического подхода

Исходное умозаключение представляется в ряде аспектов. Прежде всего, философско-историческое раскрытие сущности национальной идеи, как и ее содержания[77], с необходимостью предполагает выявление тех детерминантов, которые обусловливают содержательный сущностный облик национальной идеи. На мой взгляд, с философско-исторической точки зрения основные детерминанты предстают как система объективных и субъективных фактов. Попытаюсь их высветить.

Предварительно замечу, что мнение о локализации национальных идей, их жестком «погружении» в лоно цивилизаций и растворении в нем представляется неверным. Национальные идеи – универсальный, исторически неизбежный «спутник» человеческой истории. Они пронизывают исторический процесс, являются атрибутом его бытия, не теряя относительной самостоятельности. О «привязке» к «нации» можно говорить, думается, только в терминологическом плане. Онтология же истории человека такова, что в ее недрах с самых отдаленных, древних времен глубинно и неизменно присутствовала возможность мотивированной реакции на те или иные неожиданные, подчас грозные движения природных или общественных сил.

Естественно, характер мотивации к активным действиям мог быть – и, видимо, был – поливариантным в различные эпохи. На уровнях сознания, подсознания, элементарной интуиции возникала динамика человека с весьма многообразными, но неизменно реальными последствиями. Эти последствия, вероятно, не всегда были очевидны для теоретиков, тем более для современников этих процессов, не владеющих еще необходимой ментальностью.

Еще раз скажу, что и в древних мирах человек спонтанно находился на лезвии бритвы: внезапные и ожидаемые угрозы подстерегали людей и соответственно «детонировали» мотивирование протестов в самых различных формах. Поэтому представляется ошибочной позиция тех исследователей философии истории, которые, так сказать, осовременивают национальные идеи, делая их достоянием зрелых и развитых цивилизаций.

И еще, предваряя рассуждения о системе детерминации национальных идей, оставаясь в контексте цивилизационного философско-исторического подхода, подчеркивая историческую закономерность своего рода универсализма национальных идей, не оставим за рамками нашего исследования безусловное своеобразие национальных идей в различных цивилизациях и в различные эпохи. Безграничное богатство и многоплановость мира, равно как и относительная уникальность каждой цивилизации, – плод также и национальных идей, по-своему украшающих и обогащающих человеческую историю.

Далее рассмотрим систему детерминации национальных идей, без чего ее сущность выявить трудно. Детерминанты национальных идей, как объективные, так и субъективные – весьма специфичны. Их специфика обусловлена своеобразием тех факторов, природных и социальных, которые не просто воздействуют на людей, а воздействуют, я бы сказал, экстремально, непредвиденно, внезапно, подчас постепенно, но скрытно; увидеть их заранее и почувствовать заблаговременно так же сложно, как предвосхитить надвигающееся цунами.

Может возникнуть вопрос: однозначна ли специфика детерминантов? Иными словами, стабильно ли воздействие на людей в качественном отношении, т. е. только ли позитивно обусловливаются им действия объектов детерминации? Способны ли детерминанты порождать негативный эффект? Здесь не обойтись без конкретизации. Воздействие природных и социальных факторов на людей квалифицировалось выше как факт, однозначно вызывающий противодействие против угроз, обрушивающихся на человека. Соответственно рождались позитивно направленные национальные идеи.

Однако повторю вопрос: могут ли в принципе возникать национальные идеи, порождающие негативный эффект? Например, идеи конструирования реакционных режимов взамен рухнувших социальных структур, удовлетворявших потребностям людей. В истории человечества мы можем обнаружить подобные ситуации. А идеи крестовых походов на Святую землю под эгидой спасения христианства от иноземных варваров, идеи сожжения на кострах тысяч невинных жертв якобы во имя христианского благочестия? В наше время реализуются идеи порабощения и физического истребления неугодных определенным реакционным режимам миллионов безвинных жертв. Может быть, у кого-то еще возникают сомнения в отношении существования идей глобализма, вынашиваемых в многообразных формах?