Николай Савостин - Пойдем со мной (сборник)

• Название: Пойдем со мной (сборник)
• Автор: Николай Савостин
• Жанр: Русское современное
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-9905861-7-8

В книге представлена автобиографическая проза Н. Савостина. Это и воспоминания, и размышления о жизни, и самые заветные слова. Повествование лирическое, искреннее. Николай Савостин – талантливый человек, поэт, прозаик, драматург, член СП СССР (1958), Заслуженный деятель искусств Молдавии, отмечен высшей наградой Молдовы – «Орденом Республики», имеет также ордена «Отечественной войны» II степени, «Знак почета», множество медалей, в том числе «За отвагу» (1945 г.) и Медаль Пушкина 2007 г. В 2009 г. стал лауреатом Международной литературной премии им. великого князя Юрия Долгорукого за книгу «Честь поэтов». Творчеству и жизни поэта посвящена книга Г. Ахметовой «Николай Савостин: жизнь и поэзия. Поэзия и жизнь» (М.: Ваш полиграфический партнер, 2012), положившая начало литературной серии «Таланты Забайкалья». В серии «Таланты Забайкалья» вышел поэтический сборник Н. Савостина «Трава Читы» (М.: Буки Веди, 2013).

---

Высоченная скульптура Тараса Шевченко была просто необыкновенно хороша. И великий кобзарь был представлен не лысеющим старичком с обвислыми усами, в шубе и папахе, каким он чаще всего предстает перед нами на портретах или в иллюстрациях к его книгам. Здесь он явился молодым, стройным красавцем, одетым по питерской моде, скорее всего, времени своей учебы в Академии художеств или сразу после нее, когда жил в тесной дружбе со знаменитыми Карлом Брюлловым, Нестором Кукольником, Михаилом Глинкой. Неожиданно увидев этот памятник почти в центре Вашингтона, я не мог не умилиться. Это ж надо, Америка преклоняется перед бывшим крепостным украинским крестьянином. У меня к Тарасу Григорьевичу с детства особое отношение. Мальчиком я увидел в свежем номере журнала «Мурзилка» возможность получить маленький «Кобзарь»: нужно было вынуть четыре средних листочка, разрезать, свернуть их вдвое, разрезать и опять сложить вдвое, получившуюся тетрадочку скрепить. Получилась книжечка с репродукциями его рисунков и гравюр, со стихами. И я сразу же запомнил наизусть «Як умру, то поховайте…», «Думы мои, думы мои…» и другие его вирши. Так с малолетства, одержимый рисованием и стихами, я, выражаясь высоким слогом, поместил в свое сердце Кобзаря Украины. Тогда я долгие деревенские вечера проводил с огромными однотомниками Пушкина, Лермонтова, Некрасова. Но это все же были люди из особого рода, – офицер, дворяне. Шевченко же, что называется, из простонародья. И вот каких вершин достиг. Значит, и я могу научиться рисовать, писать стихи… Может быть и даже наверно, я не думал так впрямую, а сработало подсознание. Во всяком случае, к Шевченко у меня привязанность, может быть даже влюбленность, проявилась с раннего детства. Конечно, позже у меня завелись роскошные издания его книг. Но тот, крохотный «Кобзарь», с бледными репродукциями до сих пор нередко возникает перед глазами…

И никогда не думал о нем как «инородце». Ведь из неволи его выкупили русские, хотя богатых украинцев было немало. Что-то их не занимала судьба «своего» талантливого отрока? И после царской опалы, вызванной в числе других причин и тем, что поэт в своей поэме с издевкой писал о царе и назвал его бабку сукой, после всех преследований, Российская академия художеств избрала его академиком! Да и часть произведений он написал по-русски. После ссылки и солдатчины (с запрещением писать и рисовать!) он в Питере был окружен вниманием и любовью лучших людей России. И вообще, в России он свой. Свой…

Увидев у подножья памятника группу сидящих на ступеньках мужчин, не без основания решив, что это украинцы, я радостно направился к ним с возгласом: «Здоровеньки булы!» И не дожидаясь ответа, надеясь их приятно удивить, стал читать все, что вспомнилось из стихов Тараса Григорьевича. Спустя минуту, другую, увидел на их лицах выражение недоумения. Наконец один из них с трудом выдавил:

– Нэ понима руски…

– Да я говорю по-украински! – чуть не заорал я.

– Нэ понима…

Я чуть не заплакал от досады.

Обошел сооружение, оглядел со всех сторон, сопровождаемый недоуменными взглядами сидевших у его подножья мужиков. Присмотрелся и к ним. Заметно, – выпили немного… Все-таки по лицам видно – украинцы, вот и пришли к бронзовому земляку. Воскресенье, делать нечего. А язык эмигрировавших в старину дедов-прадедов через несколько поколений как-то потерялся. Но родная кровь притягивает.

Тут я задумался о судьбе памятников как орудии в руках политиков. Приехав домой, полез в справочники, и что же нашел!? Боже, такого и придумать нельзя. Оказывается, тогда, в разгар холодной войны, случилась, так сказать, «война памятников». Сначала, когда украинская диаспора обратилась в правительство США за разрешением установить этот монумент, ей было отказано: если в СССР его почитают, изучают творчество в школах и институтах, раз там имеются в честь его монументы, то поэт устраивает большевиков, и, значит, враждебен Америке. Инициаторы обратились прямо к самому президенту – Дуайту Эйзенхауэру: мол, Шевченко был гоним русскими, он враг России, борец за свободу народов, он за свободную Украину. Ах, так! Ну, так Эйзенхауэр не только разрешил, но и обещал даже выступить на открытии памятника. Что и сделал. Надо сказать, на открытие этого сооружения собралось около ста тысяч человек. Притягательная фигура кобзаря. Да еще такая поддержка правительства. К месту скопления людей были направлены армейское подразделение обслуживания, чтобы утомленным жарой манифестантам была представлена возможность даже умыться…

Соответственно в СССР было решено срочно установить монумент Шевченко в центре Москвы. В самом центре! Назло мировому капиталу. Хотя подобных памятников у нас было немало. И началась гонка. В Москве его открыли на 17 дней раньше Америки…

В этой «идейной» борьбе дошло до смешного. Оргкомитет в Америке постановил замуровать в вашингтонский монумент землю с могилы поэта в Каневе. Советские власти разрешили американцам взять землю, все это запечатлели фотографы и газеты отразили. Но такое не устроило американских «шевченковедов»: их оргкомитет большинством голосов постановил вернуть эту землю, полученную, якобы с разрешения ненавистного КГБ, на место, что и было сделано. Демонстративно. Вот вам! В то же время тайно взяли землю с той же могилы, отвезли «контрабандой» в Америку, и ее-то замуровали в памятник.

Мне кажется, большинство участников этих событий никогда и раскрывали его книг. Да и сами тогдашние главы обоих государств не очень «болели» поэзией. А туда же… Великий поэт тут просто предлог, этакая абстрактная величина, «наш – не наш», «свой – чужой»…

Однако хорошо, что памятник этот есть. И что в нем все же замурована родная земля поэта. Ничего, что получена нелегально. Пусть и стихи его так же пробиваются даже в самые зачерствевшие души. Минуя кордоны.

…Прощаясь, я приветливо помахал рукой мужикам, сидевшим у подножья памятника. С неожиданным оживлением они приветливо замахали в ответ… Может, что-нибудь поняли.

Куст

Многим теперешним литераторам и не верится, что существовали Дома творчества, которые знали мы в молодости. За почти символическую плату ты получал, как говорится, и стол, и дом. Пиши, не ленись. Вдобавок, – общение с писателями со всех концов страны. Как-то зимой в Малеевке под Москвой, проходя длинным застекленным переходом в виде зимнего сада, встретил скучающего мужчину. Это был молодой муж одной кишиневской поэтессы, спортсмен, не пустивший ее сюда одну, – ревнивый. Я спросил, как ему здесь живется, и услышал раздраженное: «Скучно…» Через минуту неловкого молчания услышал: «Тут все пишут, пишут, пишут. – Потом добавил с вызывающей гордостью: – Один я не пишу!» Вот…

Но работающему никогда не бывает скучно. Сейчас листал старый дневник, наткнулся на упоминание еще одного любимого Дома творчества. И так всколыхнуло сердце одна эта деталь. Незаметный кустик под стеной.

«12.8.81. Коктебель. Приехал вчера, устал неимоверно, проехав за рулем девятьсот километров. А накануне поездки так и не уснул, – смотрел по ТВ премьеру спектакля по своей пьесе «Стихийное бедствие», и долго потом ворочался в постели, не в состоянии уснуть.

Дождь и здесь. Живу, как и в прошлом году, в комнате № 3 в 19-м корпусе. Сейчас пью чай на веранде. Прямо передо мной куст лавра, с крыши льется сильная струя, он кланяется под ее напором, его лопоухая голова от удовольствия ходит из стороны в сторону. Временами он вырывается из-под струи, распрямляется, словно заглатывая воду, опять попадает под сильный поток, склоняется, чуть ли не до земли. Рядом с ним возвышается кипарис. Та его сторона, что обращена к стене, набита дождевыми каплями, вся светится. Приятный плеск воды. Словно стая птиц клюет зерно, – так стучат капли воды по крыше. Полные свежих запахов – порывы ветра, лениво погромыхивает гром».

Молодость, даже кустик воспринимался слово живое существо. И не лень было записать это.

В счастливом тумане мечты

Узнав, что я призывался со второго курса художественного училища, замполит полка начал эксплуатировать меня для создания наглядной агитации. Помимо ежедневных сумасшедших занятий на морозе с ветром – муштра, стрельбы из разных видов оружия, марш-броски с полной выкладкой, зубрежка устава, уборка территории, невыносимые стояния на посту и т. д. – меня заставили рисовать плакаты на побеленных саманных стенах нашей казармы. Наивный семнадцатилетний худущий от недоедания парнишка, рядовой запасного полка (три месяца подготовка одиночного бойца, и – фронт), я взялся и за это дело. В свободное, конечно, время. Не буду распространяться на тему, как добывались всяческие заменители настоящих красок, кистей, как в морозец краски не хотели прилипали к стене. У меня был небольшой опыт в этом отношении, так как во время учебы в училище в Иркутске, я, чтобы не загнуться с голоду, подрабатывал в худфондовской мастерской, где лепили и подобные плакаты.