Людмила Камедина - Текст в диалоге с читателем: опыт прочтения русской литературы в начале третьего тысячелетия

• Название: Текст в диалоге с читателем: опыт прочтения русской литературы в начале третьего тысячелетия
• Автор: Людмила Камедина
• Жанр: Детская образовательная литература
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4475-2701-3

В учебном пособии предлагаются различные подходы к изучению русской литературы, авторы знакомых хрестоматийных текстов обретаются в иных смысловых измерениях. Как известно, отражение реальности в литературе предполагает определенную меру условности, поэтому при анализе художественного текста учитываются смысловые переходы с уровня знаков-символов на уровень предметно-смыслового содержания. Снятие предыдущего уровня новым, более сложным, дает читателю возможность приращивать иные смыслы и значения русской художественной мысли.

Учебное пособие предназначено для студентов-филологов, учителей-словесников, а также всем обучающимся русской литературе.

---

Надо сказать, что незавершенность «Евгения Онегина» вызывала попытки «докончить» сюжет, чаще всего привычным адюльтером. Так, Полевой «пересказал» конец таковым, что мы видим Онегина в спальне Татьяны, куда входит муж… Пушкин не может быть так опошлен. В. Белинский считал героиню существом слабым, не способным изменить мужу. Ю. Лотман, перечисляя «полуанекдотические» «доигрывания» финала «Евгения Онегина» (например, когда Татьяна считается «безнравственной» (Белинский), живя не в любви с мужем-генералом, Онегин придет к декабристам (Гуковский, Томашевский), не учитывая тот факт, что герой очень далек от декабристского типа, и подобные этому), заключает, что роман с его героями включен в поток жизни, отсюда и незавершенность ни одной сюжетной линии, ведь сам автор уверяет читателей, что его герои – это плод его фантазии. Завершенность романа исключалась Пушкиным с самого начала. Ю. Лотман указывает на предисловие к публикации первой главы, где поэт предупреждал читателей, что произведение «вероятно, не будет окончено!..» (6, 76).

Таким образом, Пушкин положил начало литературе, и она продолжалась после него в интерпретациях и преломлениях.

Роман можно исследовать и на лексико-семантическом уровне. Это успешно делал Ю. Лотман. Каждый персонаж окружен «своей» лексикой. Онегин – западноевропейской, лексикой «вещи»: Летний сад, Madame, Monsiur, dandy, мазурка, панталоны, фрак, жилет, боливар, roast-beef, лимбургский сыр, гребенки, щетки, пилочки, духи и т. д. Ленский подан лексикой романтических поэм: пылкий дух, восторженная речь, милое сердце, сладкая мечта, читая любовь, возвышенные чувства, девственная мечта, луна – богиня тайн, небесная лампада и т. п. Татьяна введена в «русский мир» романа: русская душою, русская зима, страшные рассказы зимою, русские блины, русская няня. Параллельно «русскому миру» Татьяна впитывает мир европейский, близкий ей по духу, мир сентиментальных любовных романов, французского языка (для страстных писем). Пушкин видел в этом сочетании залог культурного сотрудничества России и Запада. Лексика Пушкина в лирических отступлениях связана прежде всего с процессом творчества, а также имеет ярко выраженный «биографический» характер: «Я помню море пред грозою», «Мне памятно другое время», «Придет ли час моей свободы»? и т. п.

Барочным называет роман Пушкина В. Турбин (20), предлагая еще один уровень исследования. Барокко предполагает причудливость и даже вычурность, метафоричность, аллегоризм, обилие символов, смешение разнородных и даже противоположных явлений или деталей; в барокко много «путаницы» и эклектики; оно перенасыщено предметами. Действительно, элементов барокко в тексте достаточно, чтобы рассуждать на эту тему: герои-куклы, марионетки (Онегина водят гулять), их дергают за веревочки; игра как характеристика барочного персонажа (каждый изображает из себя одного или сразу несколько персонажей, играет чью-то жизнь); лабиринт и странствования по этому жизненному лабиринту в поисках истины; оценка интеллекта как накопление простой суммы знаний (Коснуться до всего слегка), усвоение чужих знаний (Уселся он с похвальной целью / Себе присвоить ум чужой) и вследствие этого считать себя единственным обладателем истины; барочные пары (Онегин – Ленский, Татьяна – Ольга), стиль аппликации, цитирования и т. д.

Возможных смысловых открытий гениального романа Пушкина может быть бесконечное множество, важно только при этом не выходить за пределы текста и не заниматься домысливанием, как это было принято в недавнем прошлом.

М.Ю. Лермонтов «Герой нашего времени»

Возможные смысловые уровни к изучению романа Лермонтова, могут быть самыми разнообразными. Этот роман так же многогранен, как и пушкинский. В нем тоже возможно определить несколько уровней.

Психологический роман. Это уровень определяется постановкой вопроса в «Предисловии журнала Печорина»: История души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа… (26, 51). Лермонтов пишет о сложности природы человека и многомерности структуры человеческой личности. Двойственность Печорина, о которой он нам заявляет, не результат столкновения с социальной средой, как это считают некоторые исследователи, а сложнейшие соотношения природно-физиологического и духовного начал. Характер физический зависит от наших нервов, обращения крови, а душа – другое дело, душа либо покоряется природе человеческой, либо борется со злом и побеждает его в себе, – так ставит вопрос Лермонтов. Печорин отвергает все уготованные ему судьбой социальные роли, пытаясь угадать свое «высокое назначение». В романе мы не видим его в сфере социальной, а только в частной, личной жизни, которая лучше открывает состояние души, здесь нет ограниченности социальных преломлений. Перед нами тоскующая душа. О чем же тоскует душа Печорина? По человеческим ценностям, которые он отверг как несостоятельные. Нет идеалов, веры, любви, дружбы, семьи, дома, где можно обрести приют, нет ощущения Родины, поэтому тянет все время за пределы ее и умереть хочется где-нибудь в Персии. Потеря ценностной ориентации «загоняет» Печорина в круг, из которого он не находит выхода. Внутри круга – смерть. По мнению Д. Овсянико-Куликовского, никакая другая, только «психологическая причина делает Печорина непригодным для службы, в нем душевное бессилие, это – натура резко эгоцентрическая» (27, 98-121). Ему кажется, что все создано для него и поэтому ни на минуту не может забыть о себе. Он склонен преувеличивать свою душевную значимость. Почему Печорин сделал несчастной Бэлу, Мери, Веру, Максима Максимыча, почему он вмешивается в жизнь людей и вносит раздор и хаос? Ответы Д. Овсяннико-Куликовский в своих психологических опытах предлагает искать в характере Печорина. Он в силу эгоцентричности поставил себя в центр Вселенной, поэтому определил себе кресло власти, управления и подчинения себе чужих жизней.

Профанация высшего смысла ведет Печорина к душевному прорыву за пределы земной неволи, к небесной отчизне, которая, пока это было мечтой, выглядела красиво: Тихо было все на небе и на земле, как в сердце человека в минуту утренней молитвы… все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять (26, 27). Затем противоречия в душе Печорина достигают такого накала, что душа сдается во власть Зла, и желание смерти становится неодолимым. Печорин разрывает плен земной жизни и устремляется за пределы бытия.

Печорин не только эпохальный тип, но и всевременной. Он возникает в любую эпоху, когда личность утрачивает ценностную ориентацию. И место Бога в душе занимает «другой».

Философский уровень романа ставит проблемы смысла бытия, личности и свободы, безграничной воли и традиций, рока, провидения и презрения к предопределениям судьбы. Итак, в центре романа альтернатива. С одной стороны – вера в рок. Отсюда игровое начало в жизни. Можно поиграть со смертью, если она еще не рядом, ибо уж как на роду написано, так и случится, целое небо со своими бесчисленными жителями… смотрит с участием, хотя немым, но неизменным!.. (26, 138). С другой стороны, – жизнь вопреки судьбе, иначе зачем же нам дана воля, рассудок? Лермонтов рисует две модели мира. Модель, где господствует случай, представляет серб Вулич, игрок. Он любит карты, ибо там тоже – случай. Мир – колода карт, вся жизнь – вопрос фортуны. Здесь можно быть храбрым. Другая модель – мир борьбы. Здесь тоже требуется мужество и уже упомянутый эгоцентризм. Бороться с Высшими силами бесполезно и небезопасно. Печорин – скептик и рационалист, ни во что не верит и во всем сомневается. Раз жизнь есть борьба, Печорин ищет деятельности. Высокое отсутствует в его душе, поэтому вся его деятельность мелкая. Украсть, а потом бросить Бэлу, позлить Мери, посмеяться, а затем убить Грушницкого, не подать руки Максим Максимычу, потому что настроение плохое и т. д.

Все, с чем соприкасается Печорин, разрушается, распадается. Он себя спрашивает, зачем он все это делает и толком ответить не может. Но ему это делать необходимо, потому что он выбрал путь борьбы. Видимо, это и составляет смысл его жизни – борьба со всем и всеми. На земле Печорин ограничен земным, традициями, а ему нужно властвовать, ему нужна безграничная свобода, поэтому он мечтает умереть. Смерть как призыв в небытие, к безграничной свободе. А результат? Ни небу, ни земле.

Роман нравственный, ибо ставит проблему нравственного долга. Печорин испытывается любовью к женщине и не выдерживает этих испытаний. История с Бэлой для него не более чем тривиальный сюжет (любовь европейца и восточной красавицы), при котором ему быстро делается скучно. Мери – женщина светского общества и тоже хорошо знакома Печорину, это любовь под контролем рассудка, скорее, игра, забава. Ундина для Печорина – женщина-враг. Но любопытство берет верх. Печорин любит бывать в пограничных состояниях между жизнью и смертью, он любит пощекотать себе нервы. Расплата приходит через Веру. Это единственная женщина – недоступная для Печорина, потому что она замужем и не хочет адюльтера. Вера – это наказание Печорину за смерть Бэлы, издевательства над Мери. Оттого он и упал на мокрую траву и как ребенок заплакал… душа обессилела, рассудок замолк… (26, 130).