Людмила Камедина - Текст в диалоге с читателем: опыт прочтения русской литературы в начале третьего тысячелетия

• Название: Текст в диалоге с читателем: опыт прочтения русской литературы в начале третьего тысячелетия
• Автор: Людмила Камедина
• Жанр: Детская образовательная литература
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4475-2701-3

В учебном пособии предлагаются различные подходы к изучению русской литературы, авторы знакомых хрестоматийных текстов обретаются в иных смысловых измерениях. Как известно, отражение реальности в литературе предполагает определенную меру условности, поэтому при анализе художественного текста учитываются смысловые переходы с уровня знаков-символов на уровень предметно-смыслового содержания. Снятие предыдущего уровня новым, более сложным, дает читателю возможность приращивать иные смыслы и значения русской художественной мысли.

Учебное пособие предназначено для студентов-филологов, учителей-словесников, а также всем обучающимся русской литературе.

---

В. Турбин, исследуя этот пласт романа, отмечает: «Печорин – демон в мундире, он «своевольничает, мистифицируя», наконец, ему удалось «скрыть свою инфернальную родословную и принять обличие эксцентричного чудака.» (20, 211, 216). Герой разрушает все заповеди: не убий, не прелюбодействуй, не укради, возлюби ближнего своего, не лги. Он вгоняет себя в метафизический тупик, из которого выход только один – за пределы бытия, к смерти.

Уровень игры. Так же, как и в «Евгении Онегине», В. Турбин исследует этот уровень, причисляя и роман Лермонтова к барочному. Та же кукольность персонажей: Грушницкий – ряженая кукла, он напомажен, надушен, говорит чужими словами и всё время «делает вид». Печорин – кукла, у которой руки не двигаются, глаза не смеются, позвоночник отсутствует, на лице – детское выражение и детская улыбка, нежная кожа и, как у куклы, нет родословной. Ни у кого в романе нет дома, все странствуют. Игра персонажей – это их жизненная сущность. Ю. Лотман подчеркивает и игру ассоциаций: «Печорин кодирован образом Онегина, но именно поэтому он не Онегин, а его интерпретация. Быть Онегиным – для Печорина роль», он – герой романа, а его жизнь – «реализация некоторого сюжета» (6,101).

Нет необходимости подробно излагать этот уровень в силу его текстовой очевидности и аналогии с пушкинским романом.

Лексико-семантический уровень романа заключен в лермонтовских антитезах: жизнь – смерть, свет – тьма, история – космос, Бог – человек, добро – зло, небо – земля, Восток – Запад, на охоте мерз, не болел – сидя в комнате простывал, на кабана ходил, не боялся – ставнем стукнет, он вздрогнет; то молчит часами – то рассказывает без конца; темная душа – ослепительно чистое белье, глаза не смеялись – когда он смеялся; скромен – обвиняли в лукавстве; добр – злопамятен, любил весь мир – выучился ненавидеть, говорил правду – начал обманывать и т. д.

Роман построен на таких парных оппозициях. Лермонтов всегда находит полюс идеи прямо противоположный. Так выстраиваются персонажи в мире лермонтовского романа. Герои живут в пространстве оборванных связей, нет языка понимания, нет общения.

Этим не исчерпывается постижение смыслов романа Лермонтова «Герой нашего времени», и каждый читатель может увеличить глубину текста дополнительными смыслами.

Н.В. Гоголь «Мертвые души»

Земное и духовное в поэме Гоголя. В 1843 году Гоголь писал: «Мертвые души», будучи далеки от того, чтобы быть портретами действительных людей, будучи сами по себе свойства совсем непривлекательного, неизвестно почему близки душе, точно как бы в сочинении их участвовало какое-нибудь обстоятельство душевное?.. герои мои потому душе, что они из души; все мои последние сочинения – история моей собственной души» (32, 77). По мнению Гоголя, «Мертвые души» испугали Россию не потому, что вскрыли ее болезненные раны или представили картины «торжествующего зла», а испугала всех пошлость. Герои один пошлее другого, негде перевести дух и «по прочтенье всей книги кажется, как бы точно вышел из какого-то душного погреба на Божий свет» (32, 77). Гоголь признается, что это не карикатура, как полагают некоторые, а его «собственная выдумка»! Душе человеческой представлена картина тьмы, и пугает отсутствие света. Ничтожные люди, выведенные Гоголем, «не портреты с ничтожных людей; напротив, в них собраны черты от тех, которые считают себя лучшими других, разумеется только в разжалованном виде из генералов в солдаты» (32,79).

Таким образом, Белинский, трактуя поэму Гоголя как сатирическую, оказался далек от авторского замысла и авторского смысла произведения. Гоголь еще раз уточняет, что кошмаров не выдумывал, т. к. кошмары давили его «собственную душу: что было в душе, то из нее и вышло» (32, 81).

В «Авторской исповеди» Гоголь вновь вынужден был уточнять свой замысел. Он писал о том, что Пушкин подсказал смешной сюжет и родилась охота посмеяться, смех создает много «смешных явлений», «но на всяком шагу я был останавливаем вопросами: зачем? к чему это? что должен сказать собою такой-то характер»? «Я почувствовал, – писал Гоголь, – все у меня выходило натянуто, насильно, и даже то, над чем я смеялся, становилось печально» (32, 211–212). Гоголь четко определяет для себя план поэмы: предмет наблюдения – душа человека. «Я оставил на время все современное; я обратил внимание на узнанье тех вечных законов, которыми движется человек и человечество вообще. Книги законодателей, душеведцев и наблюдателей за природой человека стали моим чтением» (32, 214).

Наконец, издан том духовной прозы Гоголя, где можно ознакомиться подробнее с кругом чтения писателя.

Итак, Гоголь исследовал душу человеческую. Он исходил из учения церкви о триединстве человека: тело + душа + дух. Тело более всего пострадало от греха, оно подчинено природе, поэтому все, что ни есть несовершенного и недостаточного в человеке, открывает его животную сторону. Эта «животная жизнь» затрудняет и обременяет духовное начало в человеке. В учении святого Григория Нисского, которого активно читал Гоголь, заявлено, что материальность в мире есть следствие греха. Человек должен стать миротворцем: примирить и «уничтожить в самом себе вражду естества, брань между плотью и духом…» (32, VIII, 534).

В «Мертвых душах» Гоголь призывает бороться с земными пороками: праздностью, скопидомством, лживостью, сквернословием, озлоблением. Указаны и телесные пороки: обжорство, телесная лень и любовная страсть (например, как у Манилова, к долгим поцелуям). Гоголь указал огромное количество пороков, не замечаемых человеком. Свыкся человек с ними, бес пошлости вселился и ужился с душой человеческой, прирос, как «голландские рубашки» к Чичикову. Человек видит в земной жизни только материальную сторону, цель его – борьба за реальное существование, поэтому герои Гоголя много едят (Чичикова все пытаются накормить), пьют, накапливают вещи, собирают их в коробочки и шкатулки или сносят в кучу (как Плюшкин), а Чичиков занимается накоплением «мертвого капитала», самого выгодного, ведь он никогда не тратится. Герои поданы на самом «низшем» уровне. Гоголь использует прием зоологизации: описан внешний вид, повадки, зона обитания, причем, у каждого своя. Гоголь рисует не лица, а рожи, одна интересней другой: Собакевич похож на медведя, Манилов зажмурил глаза, как кот, Ноздрев совершенно слился со своими собаками. А что такое Иван Антонович кувшинное рыло? Прозвище? Общественная сущность? А звучит как фамилия.

Персонажи олицетворяют жизнь человеческую: земную и духовную, то есть бездуховную. В. Маркович, исследуя таинственный гоголевский мир, пишет, что автору удалось отыскать «тайну русской жизни в той косной массе будничной пошлости, которая составляет, казалось бы, всю изображаемую реальность общественного быта и общественных нравов» (33, 187). Вот это «казалось бы» вновь уводит от земного к откровению самого Гоголя: Русь! Русь! вижу тебя, из моего чудного, прекрасного далека тебя вижу… (34, 201). И вновь, замечает В. Маркович, «мистическое прозрение (сверкающая, чудная, незнакомая земле даль). неожиданно обрывается вполне прозаичным и земным: Держи, держи, дурак! Это уже кричит Чичиков Селифану. Авторские откровения возвращаются к «холодной, раздробленной, повседневной» действительности» (33, 189). Пошлость – материя жизни, поэтому все духовное теряет связь с этой материей. Только в конце одиннадцатой главы, в авторском монологе о «страстях человечески»» открывается высший смысл изображаемого.

Пространство и время в поэме Гоголя. «Но высшая сила меня подняла, – пишет Гоголь в 1843 году, – проступков нет неисправимых, и те же пустынные пространства, нанесшие тоску мне на душу, меня восторгнули великим простором своего пространства, широким поприщем для дел. От души было произнесено это обращение к России: «В тебе ли не быть богатырю, когда есть место, где развернуться ему»? (32, VI, 76). Гоголевский богатырский дух витает над эпическим пространством поэмы. Россия для Гоголя – синоним необъятного, беспредельного. «Но беспредельное, – пишет Е. Трубецкой, – не содержание, а форма национального существования. Чтобы найти Россию, надо преодолеть пространство… В поэзии Гоголя мы находим человека в борьбе с пространством. В этом – основная ее стихия, глубоко национальный ее источник» (35, 324). Русский человек не любит чувствовать себя прикрепленным к единому месту, отсюда такая необыкновенная подвижность, «охота к перемене мест». «Чем меньше удовлетворяет его окружающая действительность, тем сильнее в нем влечение к беспредельному, тем больше манит его дальняя дорога», – заключает Е. Трубецкой (35, 324).

Странничество – русское явление, оно связано с исканием лучшей отчизны. Гоголь искал Бога и Россию. В письмах он не раз писал о том, что его поиск России должен быть связан с отъездом, только через странствования он обретает Россию. Движение есть то, что объединяет Русь в одно целее, поэтому дорогой Гоголь пытается соединить распавшееся, хаос обратить в космос. Бричка Чичикова, завершив круг русских странствий, преображается высшей силой в могучую птицу-тройку, которая вылетает на просторы Вселенной.