Дмитрий Краснянский - Комментарии к материалистическому пониманию истории

• Название: Комментарии к материалистическому пониманию истории
• Автор: Дмитрий Краснянский
• Жанр: Философия
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-98604-133-9

Данная книга является критическим очерком марксизма и, в частности, материалистического понимания истории. Авторы считают материалистическое понимание истории одной из самых лучших парадигм социального познания за последние два столетия. Но вместе с тем они признают, что материалистическое понимание истории нуждается в существенных коррективах, как в плане отдельных элементов теории, так и в плане некоторых концептуальных положений.

Марксизм как научная теория существует как минимум 150 лет. Для научной теории это изрядный срок. История науки убедительно показывает, что за это время любая теория либо оказывается опровергнутой, либо претерпевает ряд существенных переформулировок. Но странное дело, за всё время существования марксизма, он не претерпел изменений ни в целом и ни в своих частях. В итоге складывается крайне удручающая ситуация, когда ориентация на классический марксизм означает ориентацию на науку XIX века. Быть марксистом – значит быть отторгнутым от современной социальной науки. Это неприемлемо. Такая парадигма, как марксизм, достойна лучшего. Поэтому в тексте авторы поставили перед собой задачу адаптировать, сохраняя, естественно, при этом парадигмальную целостность теории, марксизм к современной науке.

---

2. Нам могут возразить: говоря о социальном бытие, речь идет о независимости от любого сознания, и поэтому в случае с философией Платона, следует говорить лишь о частичной объективности. В то время, как по отношению к социальной материи можно говорить о «абсолютной» объективности, о суперобъективности.

Это замечание, как нам кажется, не снимает наших аргументов. Ситуация с философией Платона ничем не отличается от ситуации с изобретением какого-либо орудия или средства труда.

Кроме того, вопрос о правомерности отождествления материального и объективного всё ещё стоит. И мы убеждены, что это отождествление не правомерно. Разумно говорить о «пересечении», но не об отождествлении.

Более того, социальная материя как феномен вне сознания – это нечто удивительное. Неоднократно было указано: то, что марксисты называют социальной материей насквозь пронизано сознанием – любой трудовой и социальный акт предполагают целеполагание, то есть акт сознания. Сам К. Маркс неоднократно указывал, что производительные силы с необходимостью включают в себя производственные знания людей. Соответственно, ни о какой находимости социальной материи вне сознания не может быть и речи.

3. Независимость социальной материи от сознания вещь также сомнительная. Если сознание полностью пронизывает социальную материю, и действует здесь в качестве пусть и не самостоятельного, но неизбежно опосредующего звена, то говорить о независимости социальной материи от сознания бессмысленно.

А) Бессмысленно говорить о независимости от отдельного сознания, просто роль его предельно мала. Солнце содержит в себе чудовищное количество атомов. И каждый из них участвует во взаимодействиях Солнечной системы. В большинстве случаев мы имеем право пренебречь этим фактом, но, строго говоря, мы не можем считать, что Солнечная система независима от этого атома. Подобная аналогия представляется нам здесь весьма уместной. Ученый вполне имеет право ради достижения конкретной цели на ряд «допустимых погрешностей». Но при этом он не имеет право конструировать из «погрешностей» целое понятие «социальной материи».

Здесь мы позволим себе для некоторой наглядности небольшой фантастический пример, как некоторый предельный случай того, о чем мы говорим. Хорошо известно, что А. Гитлер, имей он большие запасы ядерного оружия, способного уничтожить Землю целиком, не задумываясь, использовал бы их при своём падении. И возможность подобной ситуации в будущем вовсе не исключена. Или можно представить, что в недалеком будущем будет создан космический флот достаточно маневренный и вооруженный оружием чудовищной мощности для бомбардировки космических тел угрожающих Земле. В этом случае гипотетически не исключена возможность, что отдельный маньяк или группа фанатиков направит это оружие против Земли, если окажутся у штурвала корабля. Это ли, пусть пока и фантастический, не пример зависимости социальной материи от отдельного сознания.

Б) Еще более бессмысленно говорить о независимости социальной материи от общественного сознания. Выше мы уже неоднократно приводили примеры влияния феноменов общественного сознания на базис. Можно привести и ещё один. Достаточно вспомнить хотя бы о негативном влиянии на процесс накопления капитала в средние века отрицательного отношения христианства к богатству.45

4. Традиционные марксисты признают, что социально-экономические отношения на поверхности иллюзорно выступают как волевые отношения – отношения между сознательными субъектами. Но это вовсе не отменяет материальности этих отношений, то есть существования их вне и независимо от сознания. Поскольку, если мы сфокусируем внимание не на поверхности явления, а проникнем в сущность этих отношений, то мы обнаружим, что производственные отношения есть объективная, принудительная данность для экономических субъектов. И здесь находится корень отличия базисных структур от структур надстройки.

Всякий раз, читая или слыша подобные заявления, мы с удивлением обнаруживаем, что внутри нас в ответ на эти положения поднимается мощная волна воодушевления, настолько всё это кажется родным, очевидным, истинным, само собой разумеющимся для всякого способного правильно мыслить человека. И это неудивительно, – авторы воспитывались в Советской России – цитадели ортодоксального марксизма, и учили это, и другие марксистские положения, так, как учат катехизис в глубоко религиозной семье. Но если найти в себе силы и преодолеть привычную привязанность к тому, что знал с детства, преодолеть ради истины, то тотчас замечаешь несостыковки во всем этом.

В самом деле, если производственные отношения на поверхности выступают как волевые отношения, а в сущности, являются объективной, принудительной данностью и именно в этом выражается материальность этих отношений, то же самое мы можем сказать по большому счету и об отношениях в надстройке.

Поскольку один из главных тезисов марксизма гласит, что сущность отношений надстройки жестко детерминируется базисом, постольку неизбежен вывод, что на поверхности явления отношения надстройки выступают как волевые отношения, в своей же сущности есть объективная, принудительная данность. Так в чем же различие между «материальным» и «нематериальным» в обществе? Очевидно, что такого различия не существует.

Нам могут возразить. Принудительность производственных отношений такова, что они не могут быть произвольно изменены – здесь альтернатив нет. Надстроечные же отношения не детерминированы столь жестко – например, капитализм в одних случаях может быть «надстроен» демократией, в других же случаях – диктатурой.

Это возражение мы можем парировать по двум пунктам.

Во-первых, мы изначально говорим о сущности надстройки, сущность же всегда тяготеет к определенному варианту структуры.46 Тот же капитализм может время от времени порождать диктатуры, но в своей сущности обычно тяготеет к демократии, поскольку любые политические формы административного доминирования рано или поздно приходят в непримиримое противоречие с механизмом рыночной конкуренции. В самом деле, административное доминирование даёт одной из групп буржуазии экономически неоправданные привилегии, и это вызывает бурное противодействие других групп буржуазии, которое находит поддержку у общества в целом; либо же экономика приходит в упадок, что и порождает успешную агрессию со стороны более здорового организма и возмущение внутри.47

Во-вторых, пресловутая принудительность производственных отношений сильно преувеличена. История знает ряд случаев массированной интервенции надстроечных структур в область производственных отношений.

Например, в эпоху Древнего царства Египта при 5–6 династии с целью изъятия большего прибавочного продукта государство осуществило радикальную реформу в области производственных отношений. Был осуществлен отказ от мелкого производства в пользу организации целых трудовых «армий», обрабатывающих огромные государственные латифундии. На первом этапе эта реформа дала внушительный прирост государственного дохода, что позволило осуществлять грандиозные проекты. Но постепенно эффективность такого хозяйства значительно снизилась, что привело в итоге к упадку царства и мощному социальному взрыву. Централизованное государство распалось, и осуществился возврат на двести лет к «номовой системе», существовавшей за шестьсот лет до этого, и о которой, казалось бы, все забыли. Причем границы новых номов полностью совпадали с границами старых.

Таким образом, мы видим, что определенная принудительность производственных отношений существует. Но эта принудительность должна рассматриваться как некоторая необходимость, задающая определенные границы для социальной деятельности. Эти границы могут быть в силу ряда обстоятельств нарушены, но «логика» характера развития производительных сил рано или поздно скажется, и в итоге катастрофы общество редуцирует к изначальным формам, чаще всего формам более примитивным, чем тем, с которых началась «революция».

Другой яркий пример – СССР. Здесь мы находим грандиозную перестройку силами надстройки всего базиса общества. Правда, результат был плачевным и почти тем же, что и в древнем Египте.

Итак, принудительность производственных отношений и принудительность отношений надстройки различаются, но не столь сильно, как это представляется традиционному марксизму. Убедительно выстроить на этом различии целое понятие «социальной материи» невозможно.

5. Та путаница и некорректность, что существуют в этом вопросе, возникли вследствие того, что конкретные проблемы социальной теории классики марксизма пытались разрешить философскими методами. Возможно, при том уровне науки, что характерен для XIX века, такой подход и был оправдан. Скудность фактуальной базы социальной науки во многом компенсировалась привлечением философского аппарата. Это создавало иллюзию фундаментальности обоснования. Не говоря уже о том, что тогда, как мы уже видели, грань между социальными науками и философией была весьма размытой.