Олег Капчинский - «Окаянные дни» Ивана Бунина

• Название: «Окаянные дни» Ивана Бунина
• Автор: Олег Капчинский
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4444-2191-8,978-5-4444-8071-7

За последние десятилетия об одесском периоде жизни классика русской литературы было написано немало. Однако, авторы, как правило, акцент делали на жизни в городе самого Бунина и его общении с друзьями и знакомыми, большей частью из числа местных и приехавших деятелей культуры, и конечно же на отношении писателя к революции и большевизму, которое, как известно, было крайне негативным. Однако события социальной, политической и военной жизни региона, упоминаемые в «Окаянных днях» и дневниках в основном оставались за пределами публикаций. В связи с этим автор стремится хотя бы частично заполнить вышеуказанный пробел и исследовать некоторые события одесской жизни, нашедшие свое отражение в записках Бунина и его жены, а также те, которым они, уехав в эмиграцию, уже не могли явиться свидетелями.

---

Командующий войсками Антанты на Ближнем Востоке, которому были подчинены и французские войска на юге России, генерал Бертоло, приехал в Одессу и в беседе с представителем Деникина генералом Санниковым и Василием Шульгиным высказал свой взгляд по «русскому вопросу». Бертоло заявил собеседникам, что единственное желание союзников – бороться за «единую Россию» в тесном союзе и в полном согласии с Деникиным. Кроме того, Бертоло заверил, что союзники не собираются признавать «самостийность» Украины, провозглашенную в Киеве Директорией во главе с Симоном Петлюрой.

Но французский генерал лукавил. Он заигрывал с Петлюрой, обещал ему полную помощь, а на юге Украины пытался захватить всю власть – военную и гражданскую.

Деникин писал в своих мемуарах:

«2 февраля появился приказ Бертоло о назначении его заместителем на юге России ген. д'Ансельма, на которого возлагалось руководство „всеми вопросами военной политики и администрации“. Указывалось, что „в делах политического и административного характера“ ген. Санников будет подчинен генералу д'Ансельму, который, однако, „не имеет права вмешиваться в подробности предпринимаемых мер, но должен согласовать их с вопросами военного характера“. Точно так же Санников всецело подчиняется французскому командованию в отношении „применения русских войск“»[66].

Этот унизительный, по сути издевательский, приказ французского генерала, перечеркнувший заверения «о тесном союзе и полном согласии с Деникиным», вызвал раздражение о возмущении русского главнокомандующего. И следует ответный «удар»: Деникин посылает телеграмму Санникову, по сути, запрещающую тому выполнять приказы французского командования:

«Во всех отношениях: военном, политическом, гражданском Вы подчинены мне и только от меня можете получать приказания…»

Через некоторое время Деникин посылает Санникову телеграмму еще более резкого содержания:

«Категорически воспрещаю Вам делать эксперименты с русскими войсками по чужой указке. Передайте, что я, главнокомандующий, не допускаю ничьего вмешательства в вопросы формирования русской армии. Если бы кто-либо позволил себе сделать это, объявите, что исполнившие незаконное распоряжение будут мною преданы суду»[67].

Желая все же сохранить видимость нормальных взаимоотношений с французским командованием, Деникин, занятый неотложными делами на фронте, предлагает генералу Бертоло встретиться со своим полномочным представителем – генералом Драгомировым. Но высокомерный французский генерал отвечает отказом…

Между тем в рядах французских войск растет недовольство. Солдаты, в течение нескольких лет оторванные от родных очагов, имея впереди малоприятную перспективу затяжной малопонятной войны, начинают требовать отправки домой.

Деникин в упомянутых выше мемуарах прямо пишет:

«…Неуверенность в своих войсках наложила совершенно пассивный отпечаток на стратегию французского командования, которое сосредоточивало все свои силы к Одессе… ближе к транспортам, выставив на дальних подступах лишь ничтожные заслоны…»[68].

Последовал ряд военных поражений французских и союзных с ними войск. Под напором местных большевиков со стороны Вознесенска французский авангард бросил позиции. В середине февраля 1919 года изменивший Петлюре атаман Никифор Григорьев [69] повел наступление на Херсон, который оборонял сводный союзный отряд французов и греков. После тяжелого боя этот отряд был посажен на транспорты и вывезен в Одессу. А затем был оставлен Николаев. В начале марта союзники потерпели новое поражение на Вознесенском направлении у станции Березовка. Они начали беспорядочное отступление, бросая танки, орудия, обозы.

В конце февраля в Одессе было объявлено осадное положение и создано особое правительство, подчиненное французам. Оскорбленный Деникин телеграфировал генералу Санникову:

«Передайте генералу д'Ансельму… следующее: я совершенно не допускаю установления никакой гражданской власти, кроме назначенной мною»[70].

7 марта в город прибыл французский генерал Франше д'Эспре – человек решительный, сухой и грубый. Без согласования с Деникиным он назначает командующим всеми русскими войсками юга России и одновременно генерал-губернатором Одессы генерала Шварца, высылает из города представителей Деникина генералов Санникова и Гришина-Алмазова.

Несмотря на эти меры французского командования, идея ухода интервентов уже витает в воздухе. И немалую роль сыграл в этом начальник штаба войск союзников на юге России полковник Фрейденберг, уроженец России, умный и проницательный человек, лучше всех разобравшийся в обстановке и понимавший бесперспективность дальнейшего пребывания союзных войск на юге России. В Париже его донесения читали с интересом, и они во многом влияли на политические решения руководства Антанты.

По неясным причинам полковник Фрейденберг после его возвращения в Париж был отдан под суд премьер-министром Жоржем Клемансо…

20 марта 1919 года генерал д'Ансельм вызвал Шварца и сообщил ему, что им получен приказ об эвакуации Одессы.

Трудно не привести слова и А. И. Деникина о той обстановке, в которой происходила эвакуация:

«…На подготовку эвакуации дано было 48 часов… Известие об эвакуации произвело в городе неописуемую панику… 2-дневный срок ее являлся чем-то необъяснимым и невыполнимым. Это была уже не эвакуация, а бегство, обрекавшее десятки тысяч людей и вызывавшее невольно в их сознании мысль о предательстве.

Французы захватили большинство судов для своих надобностей, и спастись могли поэтому главным образом лица, связанные со штабом Шварца и правительства, а также богатая буржуазия… Началась вакханалия грабежа и взяточничества. Брошены были огромные военные запасы, оставлены все ценности в учреждениях государственного банка и казначейства, кроме иностранной валюты.

Среди разнородных чувств и восприятий, волновавших в эти дни население Одессы, было одно общее и яркое – это ненависть к французам. Оно охватывало одинаково и тех счастливчиков, которых уносили суда, и тех, что длинными вереницами, пешком, на пролетках и подводах тянулись к румынской границе; оно прорывалось наружу среди несчастных людей, запрудивших со своим скарбом одесские пристани и не нашедших места на судах, и в толпе, венчавшей одесские обрывы, провожавшей гиканьем и свистом уезжавших…»[71].

Предоставим слово сотруднику белых контрразведывательных органов Сергею Михайловичу Устинову, во время интервенции служившему офицером при штабе корпуса морской обороны Добровольческой армии:

«Возмущаться, протестовать, требовать было поздно, так как все пароходы были уже заняты высшими чинами с их семьями и в городе уже не было никакой власти.

Спешно были выписаны ассигновки на эвакуационные деньги… но и это было уже поздно. Казначейство бралось с бою. Крайне возбужденная толпа народа осаждала Государственный банк. Всякого рода учреждения, союзы и отдельные воинские части прокладывали себе дорогу с оружием в руках. Автомобильная рота приехала с пулеметами, а артиллерия выдвинула даже броневик.

Несмотря на такие решительные меры, получить свои деньги удалось только немногим. Фактически никакого срока для эвакуации предоставлено не было. Одесса была сдана большевикам или, просто говоря, брошена французами на произвол судьбы немедленно же по объявлении эвакуации. Такое предательство союзников и преступное паническое бегство командного состава Добровольческой армии выяснилось весьма быстро, и началась анархия. Отсутствие власти дало свободу преступным элементам, начались ограбления, поражавшие своею дерзостью. В порту, на глазах у доблестной французской армии, а может быть, даже и при ее участии разбивали пакгаузы, грабили склады и убивали обезумевших от ужаса мирных жителей, тщетно взывавших о помощи.

В городе на главной улице, днем, на глазах у наших офицеров, собравшихся у штаба, грабитель с револьвером в руках покушался на ограбление казначея банка. Один из офицеров, прицелившись, с колена убил его наповал из винтовки, и его труп оставался лежать, не вызывая ни в ком никакого участия»[72].

По всей видимости, именно этот эпизод мимоходом упомянула в своем дневнике Вера Муромцева-Бунина, когда 23 марта/ 5 апреля 1919 года записала, что на Пушкинской происходила стрельба, по слухам, это был убит налетчик[73].

И вот как Муромцева-Бунина описала смену властей, происходившую в городе:

«В военно-промышленном комитете – сборный пункт для отъезжающих политических и общественных деятелей. Народу много в вестибюле и в небольших комнатах комитета. Толпятся эсеры, кадеты, литераторы… Прощаемся с Толстыми (Алексеем Толстым и его женой Натальей Крандиевской. – O. K.). Прощаемся с Толстыми, которые в два часа решили бежать отсюда, где им так и не удалось хорошо устроиться… Оттуда пошли в „Новое слово“. На улице суета, масса автомобилей, грузовиков, людей, двуколок, солдат, извозчиков с седоками. Чемоданами, да, навьюченные ослы, французы, греки, добровольцы – словом, вся интернациональная Одесса встала на ноги и засуетилась… Еврейская дружина сражалась с поляками. На Белинской улице из домов стреляли в уходящих добровольцев, они остановились и дали залп по домам. Началась охота на отдельных офицеров-добровольцев. Несмотря на засаду за каждым углом, добровольцы уходили в полном порядке, паники среди них совершенно не наблюдалось, тогда как французы потеряли голову. Они неслись по улицам с быстротой молнии. Налетая на пролетки, опрокидывая все, что попадается на пути»[74].