Владимир Бреднев - Хороший ученик

• Название: Хороший ученик
• Автор: Владимир Бреднев
• Жанр: Русское современное

Быть решительным, идти напролом, ни о чем не жалеть и быть всегда на коне? Или усомниться и проиграть? Оставаться верным клятве и погибнуть? Или жить дальше, позабыв грех предательства? Непростые вопросы для простых людей.

---

– Серёжа! Я тут всё смотрю, смотрю и думаю, что ж мы картины-то твои от людей прячем? Нет, оно понятно, когда на передовой. Устав есть устав. А тут такое дело подвернулось. Салажата к нам приезжают. Сам командующий приказ отдал: организовать выставку художников. Я субординацию нарушил, про тебя доложил, – Семён внимательно посмотрел на прекратившего жевать Сергея.

А у него глаза вспыхнули, на лице появилось выражение напряженного ожидания. Он проглотил кусок торта и с надеждой выдавил:

– Взяли?

– А как же, – обрадовано закричал Семён Григорьевич, – Как же, Серёга! Да нас, десантуру! Ты же девиз помнишь: «Никто кроме нас!» Тут такая генеральша была, перебирала. « Это, – говорит, – в сторону, не актуально! Не прогрессивно! Не отражает!» А как твоё увидела, рот разинула и приказала: «Картины лейтенанта Грачёва по всему холлу развесить, чтобы все видели, как мы жить умеем! И как за эту жизнь воевать станем!» Я, Сережа, сколько мог сохранить, всё сохранил. На картинах твоих войны нет. Там Таня! Там такая, Серёжа, женщина! Она, как Родина! За неё и в огонь, и в воду! И не только ты. Мы все! Все вместе!

Сергей слушал Семёна с раскрытым ртом. Потом спохватился.

– Григорич, по дружбе прошу. Добудь мне новый тельник. Мой-то подносился. А нач по тылу черт знает где. Добудь. У тебя с каптенармусом, поди, связи имеются?

4

Теперь Грачёв спал урывками, как на фронте. Клавдия Аркадьевна велела ему стеречь чистоту, попусту народ на этажи не пускать. Поэтому после ночных обходов Сергей урывал два-три утренних часа сна, потом поднимался, умывался, влезал в свою форму, бросал тело на коляску и подкатывал к зеркалу:

– Гвардии старший лейтенант Грачёв, заступить на охрану вверенного вам объекта, – громко, словно перед строем отдавал он сам себе приказ, вскидывал руку к виску и так же четко отвечал: – Есть, заступить на охрану вверенного объекта.

Прокатываясь по крыльцу перед главным входом в дом культуры, Сергей заметил, что за ним наблюдает парень лет двадцати пяти. По виду он был свой, русский, а вот по взгляду. Аж мурашки по коже у Сереги пробежали. Он хорошо помнил такой же оценивающий взгляд американского инструктора, попавшего в плен после ликвидации одной из баз боевиков. Казалось, что американец ничуть не боится быть расстрелянным, а как-то оценивает русских солдат, прикидывает, что ли, за сколько долларов можно купить того или иного. Чего греха таить, Серега знал, что некоторые офицеры берут с духов доллары, потом ездят на базары, и товар пересылают с нарочными в Союз. Но афганцы так нарочито нагло не поступали, они совали деньги в руки шурави украдкой, как бы в знак благодарности за не разоренное жилище и сохраненную жизнь.

Сергей уже собрался катить к парню, когда тот сам оторвался от парапета и направился к Лейтенанту. Парень остановился перед первой ступенью лестницы.

– Меня к вам послали, – сказал он, – спросить, не поможете тут одного чеха завалить?

– Какого чеха?

Парень опасливо оглянулся.

– Душмана! Он тут крутого боевика строит и понты крутит. А наш командир сказал, что это дело только вам по плечу.

– Боевиков ловить дело контрразведки. А я боевой офицер. Покажете базу, с ребятами накроем.

– Какую, на хрен, базу? – парень махнул рукой, – Дебил какой-то.

И, сорвавшись с места, понёсся в сторону центральной остановки.

Сергей долгим взглядом проводил парня, не заметив, что со стороны автостоянки блеснул на солнце телеобъектив фотоаппарата.

Вечером Грачёв поделился сомнениями с Григорьевичем. Тот что-то промямлил, выпил чай и ушёл.

Сергей в эту ночь не сомкнул глаз, прокатываясь по гулким коридорам дворца. Он прятался за колоннами, внезапно выезжал из-за лестницы и из-за углов, пристально вслушивался в гулкую ночную тишину, всматривался в светлые квадраты окон на полу – разведка моджахедов себя ничем не проявляла.

5

Телохранитель и друг Павел доложил Рифкату, что Геннадий Сычов перешёл на нелегальное положение. Он в городе, никуда не уехал, но ни с Рифкатом, ни с Юристом встречаться не желает. Один из парней, отирающийся на предприятии Сыча в качестве сторожа, был замечен за беседой с Лейтенантом. Павел открыл папку и протянул конверт с фотографиями.

– Вот, не обманула меня интуиция. Этот мужик как будто заранее знал, что я в ресторане буду. И ни к кому не пристал, а около нашего столика остановился. Вот же гады! – крикнул раздосадовано Рифкат, – инвалида припрягли.

– Инвалид этот бывший офицер десантно-штурмового батальона, принимал участие в двенадцати операциях по уничтожению караванов и баз моджахедов, владеет всеми видами стрелкового и холодного оружия, обучен рукопашному бою. Имеет боевые награды. Ранен при обстреле Кабула незадолго до вывода наших войск из Афганистана. Частичная потеря памяти, неадекватно оценивает окружающую действительность, но агрессии не проявляет, для общества не опасен, – отрапортовал Павел.

Рифкат кивнул. И показалось, тут же забыл услышанное.

Он уже несколько дней искал денег. В банке висел кредит, и хотя кредитная история его предприятия была безупречной, новой миллионной ссуды банкиры давать не собирались. Приятели-бизнесмены делали круглые глаза и понимающе кивали, но потом просили их извинить.

Господин Ибрагимов скатывался к нервному срыву, уже готовый к тому, чтобы отдать приказ силой выколотить деньги из Сыча. Поданное заявление в суд принималось к рассмотрению не ранее, чем через месяц, а продавцы техники не могли ждать. Сама техника, простаивая, каждый день проворачивала колесики невидимого счётчика.

– Паша, хоть из-под земли мне Сыча достань. Где-то же он ходит. По участку своему ходит. В спальню. В туалет в ресторане не с охраной же. Я из этой шелудивой собаки сам денежки выдавлю. Сам!

6

Грянул фестиваль.

Сергей пристроился в дальнем углу на площадке парадного входа и смотрел на происходящее. Сотни людей улыбались, смеялись, встречались, обнимались. Гремела музыка, слышны были речи штатских, бегала и пищала детвора, в небо то и дело взмывали разноцветные воздушные шарики. Когда шар вырывался из рук какого-нибудь сорванца, Сергея одолевало беспокойство. Но глядя на большое скопление веселых и беспечных людей, он сдерживал себя, чтобы не испортить праздника и не нарушить приказа вышестоящего начальства.

На выставке картин народу собралось – не протолкнуться. Люди постарше с ностальгией смотрели на портреты знаменитых металлургов и передовых хлеборобов – многих узнавали, ведь это были кусочки их ушедшей молодости. Молодежь проявила внимание к циклу портретов неизвестного художника Грачёва.

Григорьевич ходил гоголем, вслушивался в разговоры, а когда за спиной раздалось:

– Ксюха, смотри, кто-то тебя нарисовал! Классно!

– С ума сошла?

– Да точно ты!

Семён Григорьевич остановился и резко обернулся. Перед портретами стояли две девушки, шестнадцати-семнадцати лет от роду, а может и чуть старше. Плохо Григорьевич разбирался в возрасте, чаще определяя его двумя понятными ему категориями: «дети» и «кобылы». Девушки детьми не были. И это смутило электрика до невозможности. Нужно было немедленно спрашивать, кто они и откуда, а у мужика пропал дар речи. Спохватившись, он рысцой бросился в апартаменты Клавдии Аркадьевны.

– Клава! Клава! Да где ты, еть-перееть, язви тя в душу! Клавдея? – закричал он.

– Ну! – отозвалась женщина, прикорнувшая на кушетке, – Случилось чего? Затирать идти?

– Случилось! Случилось! – он сел на табурет, – Там это, – соскочил. – Ну чего ты лежишь-то? – в сердцах крикнул Григорьевич, – Там это.

– Да что там? – Клавдия поднялась, поправила на голове платок, – Толком сказать можешь?

– Это там. Очевидное – невероятное! – метнулся по комнатке, снова сел на табурет, – Короче, иду сейчас по коридору, где картины развешаны и слышу. Одна другой говорит: «Смотри, – говорит, – это ты на портрете». Я обомлел. Клавдия, я обомлел. Оборачиваюсь. Мать честная! Еть-перееть! Да ведь Танька Серегина передо мной стоит.

– Ты чо мелешь-то? Какая Танька? Откуда она тут взялась? Ты чо мелешь-то? Или уж вместе со своим Серёгой от водки-то ополоумели?

– Да какая водка? – горячится Семён Григорьевич, – Какая водка? Ни в одном глазе. Еть-перееть. Ты сама сходи, погляди. Там, поди ещё.

Клавдия поднялась. Вдвоем они устремились в холл. Григорьевич тщетно крутил головой, пытаясь отыскать девчонок. Пропали.

– Вот ведь, – возмущалась Клавдия Аркадьевна, – и чо тебе в голову-то взбрело? Ты сам подумай, если и была какая там девушка у твоего Лейтенанта, так сколько ей сейчас лет? Чуть помладше Сереги будет! А ты девчонку опознал!

– Клавдея, – оправдывался Семён Григорьевич, – Говорю же, как тебя, видел. Может, и он где встречал? И запала ему в мозги-то. Еть-перееть, оно понятно, не все дома у мужика, но ведь и не дурак он вроде. Перемкнуло где-то. А как он эту дивчину увидит? Откуда-то же он знает, что её Таней зовут. Мы вон, с тобой, уж сколько лет на день рождения ходим? Ни разу не перепутал, день в день.