Вера Мосова - Не шей ты мне, матушка, красный сарафан

• Название: Не шей ты мне, матушка, красный сарафан
• Автор: Вера Мосова
• Жанр: Русское современное

Роман «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан» является первой книгой трилогии о жизни простой русской семьи Беловых. Он погружает читателя в жизнь уральской глубинки 70-х годов XIX века. Нехитрый быт, заботы и чаяния членов большого семейства, их стремление к счастью и борьба за него, а ещё и старые тайны, всплывающие в самые неожиданные моменты и круто меняющие жизнь героев, – всё это ждёт читателя на страницах увлекательного романа.

---

– Давай помогу! – вдруг обратился к Нюре какой-то высокий статный парень, ухватившись за веревку саней.

– Сама справлюсь! – ответила она, зардевшись.

Понимала девица, что неспроста он подошёл, давно заприметила его частые взгляды в свою сторону. Да и неудивительно, ею невозможно было не залюбоваться: от лёгкого морозца щёки разрумянились, огромные серые глаза горели восторгом, а выбившиеся из-под платка завитки волос красиво обрамляли её милое личико.

Парень всё не отпускал верёвку, и так шли они рядом: она – смущенно потупив глаза, он – весело поглядывая на неё. Странно, что парень был ей незнаком, хотя многих в посёлке Нюра знала. Он позвал Василку на свои сани, чтоб девушкам было удобнее кататься. Стали скатываться по двое в каждых санях. Тут и познакомились. Незнакомец представился Алексеем. Он сказал, что его санки сильнее катят, и позвал Нюру прокатиться с ним. С замиранием сердца садилась она перед ним, а когда новый знакомец обхватил её за талию, раскраснелась от приятного смущения.

Домой она возвращалась совершенно счастливая. Удовольствие от праздника в этот раз приправилось еще каким-то непонятным чувством. Тут было и радостное предвкушение, и лёгкое томление, и будоражащее ожидание перемен. Вечером Нюра долго не могла заснуть, всё виделись ей озорные глаза Алексея и его улыбка, добрая и слегка загадочная. Она ничего о нём не знала, но уже с нетерпением ждала новой встречи. Вот Великий пост закончится, а там и Пасха, гулянья да игрища, где, она была уверена, снова повстречается с этим парнем. Она носила в себе свою радость, лелеяла её и светилась изнутри. Только слепой мог не заметить этих перемен в ней да разве что Лукерья, по-прежнему живущая в кандалах своего горя.

Иван стал часто отлучаться из дому, чтоб не видеть мрачного лица жены, которая часами простаивала на коленях перед иконами. А потом и вовсе решил наняться на завод коновозчиком на время, пока санный путь не растаял. Отец был недоволен таким его решением. Зимой, свободные от полевых работ, они обычно вместе шорничали. Их упряжь отличалась своей добротностью и слыла в округе лучшей. Но сейчас все заказы были изготовлены, и Прохор протестовать не стал. Решил Иван поработать на завод, пусть поработает. А тот запрягал утром Буянку и уезжал в леса к углежогам. Возил древесный уголь для заводских печей. Однажды взял с собой Василку, уж больно тот его упрашивал, да и приобщать мальца к работе надо.

Вернувшись из лесу, меньшой братец всё хитро посматривал на Нюру, а потом улучил момент и шепнул:

– Поклон тебе привёз от Алёшки, передать просил, что скучает.

– Вот ещё! – вспыхнула Нюра. – Чего выдумываешь!

– Ничего я не выдумываю, – обиделся Василко, – в лесу он, на Горевском, углежогом работает.

Сестра сделала вид, что эта новость ей совершенно неинтересна и скрылась за печью, гремя деревянной посудой, на самом же деле, просто поспешила спрятать от братца пылающее лицо и унять бешеный стук своего сердца.

Глава 2

– А девка-то у нас заневестилась, – сказал однажды Прохор жене, – пора бы и замуж выдавать. А там и Марьин черёд подойдёт. Есть тут у меня на примете один женишок, сын купца Никитина, хорошо бы как-то сладить это дело. Сговориться бы сейчас, а по осени и свадьбу сыграть можно.

– Эвон как ты замахнулся! Никитин теперь больше в Тагильском заводе торгует, у него и связи там, – откликнулась Анфиса Игнатьевна.– Да он в нашу сторону и не посмотрит. Не рóвня мы ему.

– Так и мы не лыком шиты! Не последние люди в заводе! Хозяйство у нас крепкое, постоялый двор хороший доход даёт, да и пошорничали мы с Иваном за зиму неплохо, так что приданое дочери справим знатное, – попытался возразить Прохор Степанович.

– Нет, Проша, не выйдет. Ходят слухи, что он сынка своего к какому-то тагильскому купцу в зятья прочит, – спокойно возразила ему жена. – Нам бы кого попроще, чтоб сильно нос не задирали. Может, из заводских кого.

– Голытьбу-то тоже не хочется. Надо отдать девку в добрую семью, в крепкую, чтоб горя не мыкала, сытно жила.

– А помнишь, надысь3 постоялец был, из тагильских, чернявенький такой, на тройке? В Верхнетуринский завод направлялся. Он уже не впервой останавливается, всё с Нюры глаз не сводит. Небось, на обратном пути опять заедет. Присмотрелся бы ты к нему да поспрошал, чьих он будет, куда ездит, чем занимается. Может, холостой окажется. Чем чёрт не шутит… Только вот думаю, опять нервня. На тройках разъезжает!

Маруся, случайно услыхавшая этот разговор, передала его сестре. Нюра нахмурилась:

– Не нравится мне этот постоялец, больно уж у него глазки масляные. «Ах, Анна, позвольте Вашу ручку поцеловать! Ах, Анна, Вы разбили мне сердце! Ах, я умру, если Вы не улыбнётесь!», – передразнила она молодого человека.

– А вдруг он в тебя влюбился? – не унималась сестра.

– Да я уверена, что он влюбляется во всех и всегда. Ветреник он! – убедительно сказала Нюра. – Не отдаст меня тятенька за него!

– Станет он тебя спрашивать, как же! Вспомни, как Ивана женили! Уж как он свою Алёнку любил, как отца умолял, чтоб позволил на ней жениться. Нет, он Лушку ему просватал. Зачем, мол, нам голытьба всякая! Ты думаешь просто так Господь нашего Гришеньку забрал? Нет, не просто! Это кара нам Божья за погубленные души. Алёнка-то, когда себя порешила, говорят, тяжёлая была, Ванькин это ребёночек был, не иначе!

– Да что ты такое говоришь-то, Маня!? – всплеснула руками Нюра.

– А знаю, что говорю! Бабы на реке судачили, думали, я мала еще, ничего не понимаю. А я коромысло на плечо и иду, как ни в чём не бывало, будто ничего не слыхала.

– Ой, Марусечка! Неужели это правда?

– Девки, ставьте самовар! – крикнул со двора отец, прервав их разговор, – гость у ворот!

За окном и впрямь был слышен звон бубенцов, и вскоре на пороге появился мужчина средних лет с лёгкой проседью на висках. Сёстры предложили гостю раздеться, подали ему в горницу обед и отправились, было, к себе, чтоб продолжить прерванный разговор, но мужчина их остановил.

– Как вас звать-величать, красавицы? – спросил он, с интересом разглядывая девушек.

Сёстры смутившись, назвали свои имена.

– Стало быть, Анна да Мария? А кто же из вас старшей будет?

– Я, сударь, – смущённо ответила Нюра.

– А годочков тебе сколько, милая?

– Семнадцатый пошёл.

– А обучены ль вы грамоте, девицы?

– Обучены, сударь, в церковно-приходской школе учились, – ответила Маруся, которой не терпелось поскорее сбежать от назойливого постояльца.

Тут вошла Анфиса Игнатьевна узнать, не желает ли гость отведать наливочки клюквенной, и сёстры, воспользовавшись этим, шмыгнули в дверь. Они уже привыкли, что гости, намолчавшись в дороге, заводят с ними беседы, и не придали особого значения этому разговору.

Девицы уселись за рукоделие, и Нюра опять пригорюнилась. Неужели, батюшка и впрямь выдаст её замуж против воли? А как же Алексей? Вот бы он вперёд посватался! За него бы она с радостью пошла. Василко сказал, что он там скучает. Хоть бы уже вернулся поскорее. В порыве откровения Нюра поделилась с сестрой своей печалью, своей тоской по Алексею. Маруся и сама давно догадалась, да только виду не показывала. Она утешила сестру, напомнила, что завтра воскресенье. Может, он в церкви будет…

Но дни шли, а Алексей всё не появлялся. И весточки больше не слал. Братья уже не ездили к углежогам, закончили свою работу, не хотели мучить Буянку по весенней распутице. Под окном появились первые проталинки, запахло прелой травой, оживились птицы. Вот уже и Вербное воскресенье позади, и страстная неделя заканчивается, полным ходом идут приготовления к Пасхе. Только Нюру это нынче не радует. А вдруг всё случится так, как Маруся сказывает? Отдаст её отец замуж против воли, и не видать ей больше Алёшеньки никогда.

Утро Пасхи выдалось ярким, солнечным. Анфиса с Лукерьей уже хлопочут у печи. Запах пирогов пробуждает остальных домочадцев ото сна. Нюра сладко потягивается и первой слезает с полатей. За ней следом Маруся, а Василко еще прикидывается спящим. Ему совсем не хочется вставать.

Дом сияет намытыми полами и лавками. Сёстры весь Чистый четверг оттирали их с песком, скоблили ножами. Как приятно ступать босыми ногами по тёплым половикам: светлая полоска, темная, светлая, темная! На окнах слепящие белизной накрахмаленные занавески. На столе уже стоят освященные накануне яйца и куличи. Все улыбаются, христосуются, и на душе становится светло и радостно.

Днём Василко взял печеных птичек и побежал со своими дружками на Вознесенскую горку весну кликать. Вернулся радостный. Сидит за чаем и опять, как в прошлый раз, хитро посматривает на Нюру. Она смекнула, что он ей весточку принёс от Алексея, и нашла заделье4, чтоб уединиться с ним во дворе.