Василий Лягоскин - Черная боль Земли

• Название: Черная боль Земли
• Автор: Василий Лягоскин
• Жанр: Русское современное

В бескрайних просторах космоса Свету ищет любимую женщину и сына. И начинает он свои поиски с Земли. Увы – на нашей планете в двадцатом веке от рождества Христова ни Весны, ни Владимежа не оказалось. Зато охотника ждал древний русский богатырь и его наказ – отвести от земли предков, взять на себя ее боль. Черную боль…

---

Свету это имя было знакомо. В закромах памяти оно стояло на почетном месте рядом с Муромцем. А спереди накатывало совсем могутное – сначала слева, где на высоком холме стоял Успенский собор, когда-то самый главный для всех православных России, а потом, спереди, от Золотых ворот. Мимо этих древних стен, теперь оказавшихся в самом центре Владимира, а когда-то вставших нерушимой твердыней на пути Батыевой орды, Александр проехал очень медленно, так что охотник успел нырнуть и понежиться в источник силы, который буквально бил во все стороны от древнего памятника русского зодчества.

– Двенадцатый век, – с почтением произнес таксист, и прибавил газу.

Совсем скоро «Волга» с победным ревом вырвалась из Владимира, и помчала по трассе, в этом месте на удивление гладкой. Так что водитель сделал вид, что забыл об обещании покормить пассажира (и себя, любимого, конечно). Он видимо вспомнил про те четыре часа, которые обещал Свету. А в том, что пассажир при желании сможет вернуть себе золото, он ни минуты не сомневался. Однако чем дальше такси мчалось от областной столицы, тем асфальт становился более разбитым, а значит, менее скоростным. И водитель все-таки остановил «Волгу» в Киржаче, на самой границе двух областей. Еда в придорожном кафе оказалась на удивление вкусной, хотя мясо не шло ни в какое сравнение с глухариным, которое они с лесниками так и не успели доесть. Видимо, повар здесь был настоящим кудесником. А вот во сколько оценили его труд, охотник так и не узнал, потому что Александр замахал на Света руками, оплатив ранний ужин в счет прощенной сдачи.

И опять «Волга» неслась по трассе, которая в Московской области оказалась неизмеримо лучшей. Потом была длинная пробка в Балашихе, где Александр нервно смотрел на наручные часы. Свет, сжалившийся над ним, обещал вычесть это стояние из времени поездки, и повеселевший таксист принялся напевать что-то себе под нос. Такси наконец въехало в Москву, о чем сообщили громадные буквы на обочине, выполненные из металла. Назад очень медленно плыли высотные здания, заинтересовавшие охотника лишь поначалу. Скоро их вид, и главное – дикое смешение чувств сотен тысяч человек, которые считали эти бетонные коробки главным прибежищем в жизни – наскучили Свету, и он стал вглядываться вперед, где, по словам водителя, находился центр города и России. Может, окажись охотник там, он оценил бы благостность этого места, которое во всем этом мире называли Кремлем, но пока он видел – только ему подвластным зрением – как в небо поднимается тонкий черный дымок, сотканный из беспримерной усталости и невозможности понять, когда ужас, длящийся годы, закончится. В скороговорке Александра охотник расслышал знакомое слово «мавзолей», вспомнил зловещий черный монолит, который видел в столице погибшей Дугании на месте усыпальницы Горна, и неосторожно спросил:

– Мавзолей – чей?

Водитель посмотрел на него с откровенным подозрением, и даже, пожалуй, с заметным испугом:

– Как чей? Ленина, конечно.

И Свет вспомнил про этого человека, про длинную очередь жаждущих попасть внутрь гранитной могилы, чтобы поклониться телу давно умершего человека. А многие, чтобы просто поглазеть. Сам он признавал только один честный и безоговорочный способ прощания с покойником – очищающий все огонь. С немалой натяжкой соглашался с тем, что упокоившихся родных можно закопать поглубже – так, чтобы не выкопали дикие звери.

– В конце концов, – подумал он, – земля тоже несет благо человеку, – почему бы ему не вернуться в ее лоно?

А водитель видимо уже решил какой-то мучивший его вопрос, потому что заявил не терпящим возражения голосом:

– Довезу только до Курского вокзала. А там куда хочешь – на сам вокзал, на метро, да хоть к тем же столичным таксистам подойди, они тебя за золото хоть в Америку увезут.

– В Америку мне не нужно, – ответил Свет спокойным голосом, от которого водитель выпрямился, словно вез по меньшей мере секретаря обкома партии, – а про золото советую побыстрее забыть, как и про меня. А лучше – сплавь его куда-нибудь побыстрее.

Водитель дисциплинированно кивнул и решил, что последует этому совету, даже не заезжая в Ковров…

– Ну бывай, – Свет пожал Александру руку, и захлопнул дверцу «Волги».

Автомобиль тут же унесся прочь от вокзала, залитого светом. Внутри огромного здания, в котором стекла было больше, чем бетона, его встретил неумолкаемый гомон толпы и длинная линия касс поездов дальнего следования. Свет даже немного растерялся, когда вскинул глаза вверх, на табло, как раз чем-то громко затрещавшее. Строчки на нем поползли вверх, а голос неизвестной тетки, с которой охотник никогда не хотел бы встретиться, невозможно противным скрежетом пригласил всех на посадку на скорый поезд «Ярославль – Москва». Свету, в общем-то пока было все равно, куда ехать; он ждал какого-то знака, и дождался!

Совсем рядом затренькала, едва перебивая людской гам, гитара, и такой же негромкий юношеский голос пропел уже давно известную Свету песню о том, что лесоустроителям летом в Воронеже тесно, и что они где-то там в тайге, вдали от вытрезвителей… Охотник теперь знал, что такое вытрезвитель – просветил Угодин.

– Я, – сказал он, ухмыльнувшись, еще в лесу, – там и отлежусь. А оттуда прямо на нары. Не боись (прихлопнул он тогда по плечу нахмурившегося охотника) – выпустят. Всю душу вытрясут, и выпустят. Потому что ин-кри-ми-ни-ро-вать мне нечего.

Он так и сказал это слово по словам, и Свет улыбнулся, подходя к парнишке с гитарой – явно студенту, и его такой же молоденькой спутнице. Но впереди него перед юной парой остановилась гигантская туша, необъятная во всех трех измерениях. Даже сзади от него невыносимо несло сивушным перегаром. Слова гиганта лишь подтвердили вывод охотника – этот человек был пьян, и душа его требовала продолжения праздника. А какой для пьяного русского самый лучший праздник? Конечно, драка. Правда противника он выбрал себе явно не соразмерного – очкарик перед ним был пожалуй втрое меньше размерами. Зато здесь был повод, да еще какой!

– Что ты знаешь про вытрезвители? – проревел здоровяк, явно обдав парочку мощным выхлопом алкоголя и сивушных масел, а может, еще чего (Свет вдруг вспомнил такого же здорового шахриханца, надсмотрщика за рабами, с его гнилым нутром).

– Ничего, – на удивление твердо ответил очкарик, задвинув за спину спутницу.

Уже одним этим он получил одобрительный кивок охотника, и еще большее желание последнего вмешаться в драку. Впрочем, драки как таковой не получилось бы. Могучий размах тяжеленной руки алкоголика скорее всего сразу отправил бы паренька в нокаут, а может, и куда подальше. Но эта рука вдруг застыла в воздухе, встретив не менее мощную. Свет одним рывком развернул к себе здоровенную тушу, которая уже открыла рот, чтобы криком заявить всему залу о сломанных костях. Но Свет помнил и о запахе, и о том, что в кармане у него чужой паспорт. Внешне несильный удар открытой ладонью по груди заставил гиганта согнуться, сравниваясь ростом с охотником, и открыть широко рот в бесполезной попытке впустить в легкие глоток живительного воздуха. Этого Свет и добивался в первую очередь. Огромный детина с налитым кровью лицом и протрезвевшими уже глазам так и не успел обдать его своим амбре. Свет так же несильно стукнул его ребром ладони по горлу. Такой удар знают многие; а в кино наверное, видели все. Но не каждый мог нанести его правильно – чтобы не покалечить, или даже не убить сдуру. А лишь отключить на время – на которое нужно умелому бойцу. Свет умел. Здоровяк, вроде сдувшийся, уменьшившийся в размерах, опустился на плиточный пол, не заставив его содрогнуться, как того ожидали окружающие. И сразу же голосом, ничем не уступавшим тому, что опять прозвучал в динамиках вокзала, какая-то тетка заорала, перекрывая привычный гомон:

– Милиция! Человека убили.

Паренек с девушкой не успели ни удивиться, ни возмутиться. Какая-то непонятная сила подхватила их и опустила уже в противоположном углу вокзала, да еще на втором этаже, где сидели, разговаривали, и даже спали транзитные пассажиры. Они сидели на скамье и держали в руках свои вещи, кроме гитары. Последнюю протягивал хозяину парень с широченными плечами и могучей грудью, которые не мог спрятать стильный костюм, очень естественно сидевший на нем. Но самыми примечательными, как потом рассказывала друзьям парочка, были глаза. Пронзительно голубые, они поражали сейчас, осенью, своей по-настоящему весенней свежестью. Еще они были требовательными, а в самой глубине плескалась какая-то боль. Но не та – понял вдруг Витек, так звали паренька – которая возникает от зубной или любой другой физической боли. Нет – внутри этого человека, только что избавивших их от больших неприятностей, словно жила боль за всю несправедливость, творящуюся в мире. А еще – горячее желание эту несправедливость притушить, в крайнем случае взять ее на себя.