Юрий Воробьевский - Незримые старцы

• Название: Незримые старцы
• Автор: Юрий Воробьевский
• Жанр: Путешествия и география

Книга о современных старцах святой горы Афон. Она рассказывает о том, что святость существует и в наши дни. Это так, хотя на Афоне и принято скрывать свои духовные подвиги.

---

Потом греки долго проверяли, чтобы среди монахов не оказалось шпионов. Наши, наверное, тоже проверяли. Чтобы не было таких, кто «опорочит советскую действительность» за рубежом. Всё это длилось десять лет! К семидесятому году, когда, наконец, было дано разрешение, из восемнадцати кандидатов осталось двое.

«В Греции нас встречал консул. Я сказал: прежде чем отправиться на Афон, хотелось бы побывать в Афинах, Салониках. Он спросил: а сколько у вас денег? Мне надо знать, какую гостиницу вам заказывать… Я показал выданные в Москве деньги. Он улыбнулся: столько бывает у нищих. Греческий архимандрит, который должен был нас сопровождать и который был свидетелем этого разговора, сказал, что должен ненадолго отлучиться и больше уже не появился.

Вскоре после приезда на Афон мы пошли с отцом Илианом в Покровский собор. Я отслужил литургию (игумен вроде как проверял новичка), а он читал в алтаре. Потом вывел меня на солею и сказал: вот мое игуменское место, а вот твое – настоятельское. Место почетное, но стоять в нем тебе, конечно, не придется.

Так и получилось. Три года я служил без диакона и алтарника. Из четырнадцати остававшихся в монастыре монахов половина была лежачими, а остальные уже не могли служить. Самому молодому из них исполнилось 70 лет.

Это были годы так называемой хунты «черных полковников». Короля свергли, но все говорили – «уехал отдыхать». Первое время его еще поминали на службах, а потом запретили поминать. В то время была идея собрать малочисленных монахов в афонской Лавре, а остальные обители отдать под туризм. Ходили слухи о реакции Тито. Когда он узнал об этих планах, заявил: если сербский Хилендар будет уничтожен, Югославия едва ли не войной пойдет на Грецию… Но, конечно, более всего «черные полковники» опасались реакции Советского Союза.

Первые три года я один служил каждый день. Если бы хоть раз пропустил, мог возникнуть повод отобрать обитель. В ней постоянно находились греческий монах и полицейский, которые следили за ситуацией. Видя, что службы следуют неукоснительно, греки стали предлагать: мы видим проблемы вашего монастыря и могли бы дать вам пополнение. Пришлось прикинуться дурачком. Ответил секретарю афонского губернатора примерно так: я всю жизнь служил в миру, на приходах, монастырского опыта у меня нет. Как мне пасти овец и козлищ одновременно? Своих козлищ я знаю: они в гору и я за ними, а вы дадите мне своих овечек, как мне с ними обходиться?

Потом на Родине стали формироваться новые группы. Игумены монастырей зачастую посылали на Афон, мягко говоря, не самых лучших монахов. Тут я вспомнил, как один журналист однажды спросил игумена обители Мисаила: есть ли святые на Афоне? Тот, подвизавшийся на Святой Горе 35 лет, ответил: святых не встречал, а чудотворцев много.

Вот и у нас были чудотворцы. Один повадился ходить в магазинчики афонской столицы – Кареи – и просить коньяк. Ему давали, но затем выставляли нам счет. Пришлось сказать хозяевам этих лавочек: отпускайте товары только по моим запискам, иначе они оплачены не будут. Ко всему прочему монастырь находился в тяжелом материальном положении. Поминальные записочки из России нам слали пачками, а пожертвованные деньги в валюту государство не переводило».

« – Чем вы питались тогда?»

« – Чечевицей, бобами. Травкой. Одуванчики ошпаривали и делали салат. Когда я впервые эту кашицу увидел… такое неаппетитное зрелище… Но тут же подумал: старцы едят и мне надо есть. А потом привык. Такой салат мне даже нравится. Вот и сейчас, в мае, мы его делаем для братии. Пить вино, есть рахат-лукум я на Афоне не приучился. (Это он, наверно, по поводу того, что мы ему рахат-лукум привезли). А вот по каштанам скучаю. Сейчас вспомнил – и слюнки потекли. Кто с юга приезжает, всегда мне привозит каштаны.

Были чудотворцы, были. Отец М., например, ни разу не совершил литургию и не причастился! Целыми днями рисовал какие-то орнаменты. Однажды говорит: благословите повесить их в иконостасе! Что тут ответишь! Пришлось сказать ему: паломников у нас не бывает, кто твое искусство увидит? Давай повесим в алтаре, я же там каждый день служу, буду любоваться.

Был еще отец С., из крещеных татар. Однажды к нам на Пасху приехал владыка Мелхиседек. Сидим в нашей огромной, почти пустой трапезной. Вдруг распахиваются двери, вбегает отец С., вскакивает на стол и по столам бежит к нам. Архиерей онемел. Мне пришлось сказать: вот такие у нас чудеса. Мы не удивляемся…»

«– А ведь тогда живы были монахи, помнившие еще старца Силуана…»

«– Одни говорили о его святости. Другие не верили этому. Старец был экономом, занимался с рабочими. По утрам давал им задания, потом шел на литургию и уж там стоял как вкопанный. К нему порой подходили с разными хозяйственными вопросами. Но он как будто не слышал. Некоторые искушались: Колдун! Глухой! Гордец!

Когда я приехал на Афон, череп схимонаха Силуана был среди прочих в костнице. К тому времени через труды ученика старца архимандрита Софрония (Сахарова) он стал известен православным в Англии и вообще на Западе. И вот кто-то из иностранных почитателей похитил главу. Полиция задержала его, череп вернули. Я не стал возвращать его на прежнее место. Поместил в ризницу Покровского собора, где почивают главы игуменов обители. И вот все чаще стали приходить паломники со словами: я хотел бы поклониться главе старца Силуана… Тогда ее выносили в ковчежце. На глазах росло почитание подвижника».

Остаться на Афоне и умереть

Вспоминаю как тогда, после дружеской вечерней трапезы в Уранополисе, инок Вонифатий встал и попрощался. Укутался в чёрный клеёнчатый плащ и ушёл под моросящий дождь в чёрную ночь… Я и представить себе не мог, что вижу его, пятидесятилетнего человека, в последний раз.

Об умном и глупом делании

Через короткое время от него пришла СМСка: «Возвращаюсь в Россию»…

Как же так? Да, я знал о нестроениях в Пантелеимоновом монастыре, знал, что неугодную часть братии, в том числе и инока Вонифатия, «гоняют» из скита в скит. Знал и о других «благословениях», которые иначе как издевательствами не назовешь. О них я говорить не буду. Не хочу никого смущать. Ведь когда простодушный читатель узнаёт о подобных случаях, он говорит, казалось бы, правильную вещь: человека смиряют… А я думаю, что в русском языке нет глагола «смирять». Точнее, этот глагол употребим лишь в иной форме: смиряться. Смирись сам, и вокруг тебя смирятся тысячи. Так, наверно, можно перефразировать преподобного Серафима.

И еще: если хочешь слепого послушания, то сам должен видеть очень хорошо. Увы, непомерное властолюбие всё чаще помыкает унылой покорностью, и ещё заставляет называть всё это христианской добродетелью.

Как-то мы говорили с иноком о том, что из конкретного письма конкретному человеку по конкретному поводу вырвали фразу и сделали лозунгом: «Послушание – выше поста и молитвы». При всей высоте и важности послушания (но с рассуждением!) чувствуется в этом лозунге какая-то запятая, какая-то опасная недосказанность. Почему послушание выше тех добродетелей, от которых бесы бегут?!

Приведу понятную мне оценку книги бывшего афонского иеромонаха «Учение святителя Игнатия Брянчанинова о послушании в свете Святоотеческого Предания»: «Иеромонах Доримедонт пытается произвести монашеское послушание в некое таинство, общее для всех христиан: каждый должен кого-то слушаться, не взирая, как говорится, на лица. Соответственно, надо доказать, что недостоинство старца, священника, начальника не играет роли для совершения „этого таинства“. И святитель Игнатий считает, что необходима некая вера в старца, то есть послушник должен быть уверен, что выполняя волю старца, он выполняет волю Божию. Можно сказать, он в какой-то мере должен считать его святым… „Главное – не внешнее послушание, а внутреннее; не внешнее только отсечение своей воли, а внутреннее“, – говорил современный подвижник схимонах Никодим Карульский». [59, c. 326].

Святитель Игнатий (Брянчанинов) предостерегал: «Возразят: вера послушника может заменить недостаточество старца. Неправда: вера в истину спасает, вера в ложь, в бесовскую прелесть губит, по учению Апостола (см. Фес. 2, 10—12)».

Шёлковая ряса и шёлковая паства. Отступление

Профессор Салоникского университета протопресвитер Феодор Зисис продолжает эту деликатную тему без тени дипломатии. Он прямо пишет о поборниках епископоцентричной екклесиологии, которые пытаются найти «законное основание или оправдание безраздельной власти епископов, которая зачастую принимает формы самодурства и тирании ещё похлеще папских». [21—3, с. 23]. Иными словами: шёлковая ряса нуждается в шёлковой пастве. Знаем мы такое. С рясофорной тиранией знакомы.