Андрей Гоголев - Заратуштра

• Название: Заратуштра
• Автор: Андрей Гоголев
• Жанр: Русское современное
• Год: 2016

Сюжет облечён в литературную форму остросюжетного романа не без элементов мистики с тем, чтобы изложение сути религий и верований на высшем уровне их функционирования стало бы доступнее как можно большему числу людей. Герой романа обращается к «копилкам» имперских и локальных верований: в устах персонажей книги легко угадываются фразы из Библии, евангелий и апокрифов, из книг Авесты, Энциклопедии Абхидхармы, Корана, табличек библиотеки Ашшурбанапала, а также изречения Конфуция, высказывания известных философов, богословов и историков; предпринята также реконструкция древнеславянских верований по итогам исследований акад. В.А. Чудинова.

При всём при том никаких упрощений понятий не делалось. Книга для тех, кто любит уникальную историю своей страны и верит в будущее России.

Лейтмотивом сюжета романа служит развитие идеи, к которой пришли одновременно и Ф.Ницше и Ф. Достоевский:

«У каждого народа – свой бог, и чем сильнее народ, тем особливее его бог. Когда же боги становятся общими, когда начинают у многих народов становиться общими понятия о зле и добре, тогда вымирают народы и тогда самое различие между злом и добром начинает стираться и исчезать»

Однако если народ индивидуален в своём коллективном сознании, то он образует индивидуальное государство. Но у каждого народа – свой бог, должен быть свой собственный бог! Следовательно, у каждого государства также должен быть свой бог, отличный от богов в иных государствах. Но если бог один в нескольких государствах, то такие государства являются химерами. Или химерой является их общий бог.

И последнее. Текст оказался бы трудночитаемым, выполни я все правила цитирования: настолько обильно он насыщен идеями и высказываниями, которые мне не принадлежат. Поэтому постоянно отсылать читателя к номерам стихов, айятов, к фрагардам, наскам, ха, карикам и т. п. первичным и объединительным текстовым ячейкам литературных памятников мира и к другим источникам мною посчиталось ненужным – имеющий уши да услышит; знающий да узнает. Однако при любом использовании заимствованного материала, – будь то лишь отдельная меткая фраза или объёмный пассаж, будь то прямая мысль, мысль, которая только навела меня на собственные размышления, или будь то графический или музыкальный образ, – в любом случае автор первоидеи обязательно включался мною в перечень, помещённый в конце работы, либо прямо упоминается в тексте Пояснений.

---

И помните крепко! – добавлял Кун Фуцзы. – Поскольку во внешней части человеческого тела доминирует Ян, а во внутренних органах – Инь, переразвитые мышцы тела вызывают нарушение баланса. Внутренние органы, такие, как сердце и почки, вынуждены производить лишнюю работу и постепенно ослабляются. Доминирующий Ян заставляет Инь отступать. Такое состояние называется «Сильный Ян ↔ слабая Инь» и это – нарушение нормы! Сильная Инь, слабый Ян – тоже нарушение нормы. Единственным нормальным и желательным состоянием является равновесие Инь и Ян.

Таким образом, термин религия в активном лексиконе Кун Фуцзы отсутствовал вообще. Было учение, учение предков; примерно такое же, какому следовали жрецы храма Макоши родины Спитамы. Это обстоятельство вводило в ступор мозги заезжих купцов и миссионеров, и они понесли на земли заката Солнца весть, что и в Поднебесной таки есть религия, захватив для подтверждения своего бреда фигурки Будды – не бога, но только наиболее почитаемого человека, предка, ставшего сверхчеловеком. Не могли же они говорить, что есть место на земле, где нет в почёте ни одного бога и что люди там совсем не маются от отсутствия богов и «почему-то» совсем не чувствуют от этого ущерб своей души! Этим сообщением была бы отрыта могила власти попов и хомотриалов! Так люди запада получили сбережение своего разума от волн его очищения, вместе с Солнцем выбрав путь к своему закату. И уж совсем невдомёк тем «любознательным» было понять, что основа буддийской космологии – число четыре – вызывает лютое противление у китайцев постольку, поскольку иероглиф, обозначающий её ( ) озвучивается в Поднебесной так же, как и иероглиф смерть ( )…. и нет у буддизма никакой победы на землях Поднебесной и близко! По крайней мере, той его ступени, которая определяет философский уровень его функционирования.

То, что Неопознанный Совестью стал называть молитвой, и для Кун Фуцзы, и для людей Ра было лишь формой обращения к предкам и общения с ними. Если же человек назойливо направлял свои мысли к мечтаниям об ином мире, это рассматривалось как месть миру существующему. Да и то: если мы не знаем, что такое жизнь, как можем мы рассуждать о том, что за порогом смерти?! Но говорил мудрец при этом, что смерти бояться не надо, советуя обратить мистическое знание в пространство рационального служения государству, всем рассказывая, что душа расстаётся с этим миром на 49-й день!

Говорил ещё, что вся жизнь состоит из парных событий и всё в этом мире уравновешивается. Как пример он приводил деревенское поверье: умер в доме человек – завтра должно быть счастье, родился ребёнок – удача будет какое-то время обходить дом стороной.

И для Кун Фуцзы и для храмовых жрецов сообщества людей Ра был всегда неприятен тот человек, кто только и искал оправданий собственной лености и бездействия; но также ими равно уважаем тот, кто искал пути преодоления трудностей и находил их, пусть и большим потом. А тот, кто видел оправдание своей слабости как результат невнимания к нему непостижимых сущностей, был особенно мерзок; такой не мог рассчитывать на сочувствие, он изгонялся из общества как преступивший черту терпения предков.

Заратуштра запомнил многое из сказанного Кун Фуцзы, что Пастырь передал ему:

Не беспокойся о том, что у тебя нет высокого чина. Беспокойся о том, достоин ли ты того, чтобы иметь высокий чин. Не беспокойся о том, что тебя не знают. Беспокойся о том, достоин ли ты того, чтобы тебя знали.

Только самые мудрые и самые глупые не поддаются обучению.

Давай наставления только тому, кто ищет знаний, обнаружив свое невежество. Оказывай помощь только тому, кто не умеет внятно высказывать свои заветные думы. Обучай только того, кто способен, узнав про один угол квадрата, представить себе остальные три.

В древности люди учились для того, чтобы совершенствовать себя. Нынче учатся для того, чтобы удивить других.

Единственная ошибка – не исправлять своих прошлых ошибок.

Не поговорить с человеком, который достоин разговора, – значит потерять человека. А говорить с человеком, который разговора не достоин, – значит терять слова. Мудрый не теряет ни людей, ни слова.

Того, кто не задумывается о далёких трудностях, непременно поджидают близкие неприятности.

По своим природным задаткам люди друг другу близки, а по своим привычкам друг от друга далеки.

Когда же Кун Фуцзы спрашивали об истоках его мудрости, он впадал в смятение. «Я передаю, а не сочиняю! Я верю в древность и люблю её», – так отвечал он на этот вопрос.

Уже в который раз Заратуштра убеждался, что Добродетель не остаётся в одиночестве; у неё обязательно найдутся соседи. И не было удивительным совпадение – и в Поднебесной, и на просторах долин река Ра люди признавали ведущими одни и те же добродетели: сострадательность, справедливость, вежливость, учёность (или мудрость) и искренность.

Но, и к своему сожалению, Заратуштра понял: Кун Фуцзы – не боец с богами-ремесленниками; они для него просто не существуют. Но кто тогда усмирит чиновничий пыл этой Троицы? этого Предводителя-садиста, Яалдабаофа-Небро и придурка Сакласа?

Трое против Троих – справедливая битва! И Кун Фуцзы тут был бы лишним, иначе не было бы тогда справедливости.

Однако больше огорчало Заратуштру всё же иное.

Кун Фуцзы называет систему своих знаний «Учением о Середине», что может означать только одно и потаённое им: «Мы поставили наш стул посередине – одинаково далеко от умирающего гладиатора и довольных свиней». Мудрец собирается жить и не на Небе (он слишком рационален, чтобы стремиться к этому), и не на земле (он любит летать! – а кто не любит?), он устремлён к жизни-между – под Небом и над землёй, под небесами, куда ему удастся устремить и взоры своего народа.

Но в кого будут попадать молнии, спускающиеся с Неба, и в кого полетят стрелы разума людей, извечно устремлённых своими мечтаниями назад, домой, к Небу, к Господину богов, их породившему? Такое «Зеркало поднебесья» будет неминуемо разбито!

Мастер над ремесленниками

Утром, выставив солнце своего посоха отражением небесного светила, Заратуштра отправился туда, куда указывал косой луч – символ жрецов храма Макоши, – на северо-восток.

Долго ли, коротко ли тянулся путь, привела дорога на холм, с высоты которого вдали отчётливо завиделось одиноко стоящее дерево.

«С человеком происходит то же, что и с деревом, – подумал Заратуштра. – Чем больше стремится он вверх, к свету, тем глубже впиваются корни его в землю, вниз, во мрак и глубину – ко злу»

Чем ближе подходил Спитама к дереву, тем большим оно казалось; но странно: размеры и его и человека, сидящего под ним, по мере сближения становились непомерно огромны, по меньшей мере, вчетверо от ожидаемого.

Подойдя совсем близко, Заратуштра проговорил в никуда и в куда:

– Жил да был котёнок. Однажды он выглянул из-за кустов и увидел на поляне тигра. Полосатый кот был во много раз больше его, и котёнок подумал: «Зачем он такой большой? То, что выглядит таким огромным, не может обладать истинной ценностью. Если бы он действительно что-то собой представлял, у него не было бы нужды быть таким большим»

Уменьшаясь до обычных размеров, так обратился сидящий под деревом к Спитаме:

– О Заратуштра! В своих странствиях ты не заметил, как достиг ты полной силы духа своего учителя и даже превзошёл его. Я только что покинул местопребывание других, четырёхкратных пространств, но тебе не составило труда, и ты даже не заметил, как наблюдаешь меня в ином течении времени иного пространства; ты давно не ученик – ты сам Мастер! Ну а побасёнка твоя действительно весьма поучительна, я запомню её.

Пальцы рук и ног сидящего под деревом были очень длинные, соединяясь перепонками, которые достигали уровня половины пальцев, на ступнях не было подъёма, тело было большим и стройным, кожа имела золотистый оттенок и была совершенно тонкой и гладкой; глаза его были глубокого голубого цвета, как сапфиры, ресницы прямые и чистые, как у «жаждущей коровы». Речь сидящего под деревом имела явные достоинства: понимать её было легко, все его слова имели одну интонацию; речь была приятна и глубоко притягательна, слова произносились в правильном порядке, чисто и без ошибок.

Это был уже не тот изнеженный сын царского рода Шакья, что несколько лет назад, выйдя за ворота своего родового гнезда, впервые столкнулся с людскими страданиями. Это был уже четвертью прошедший Путь, это был Татхаагата.

– Заратуштра! Ты ищешь танцующего бога, ведёшь себя дорогой через радость победы над невежеством. Мой же путь иной – путь Четырёх благородных истин, дорогой через прекращение причин страданий. О, если бы мы были в состоянии вырваться из власти желаний, мы освободились бы тогда и от ударов судьбы! – Такое было начало их разговора.