Наталья Кутузова - История философской мысли Беларуси

• Название: История философской мысли Беларуси
• Автор: Наталья Кутузова
• Жанр: Философия
• Год: 2014
• ISBN: 978-985-06-2493-2

Рассматриваются основные этапы развития белорусской философской мысли, анализируются ее особенности в различные исторические эпохи, очерчиваются задачи и перспективы в становлении национального самосознания и формировании гражданско-патриотического мировоззрения молодого поколения. Практическая значимость философии как неотьемлемого компонента национальной культуры раскрывается в контексте синергийных процессов социокультурной динамики современного белорусского общества.

Адресуется студентам и магистрантам учреждений высшего образования по гуманитарным специальностям.

---

На определенный период (XV – первая половина XVII в.) в стране установилась атмосфера относительной веротерпимости. Духовным лидером православных был митрополит Киевский и всея Руси, соборно избираемый из числа местного духовенства. Белорусская православная церковь, тесно связанная с местными традициями, жизнью народа, выполняла важную консолидирующую роль в обществе. Церковь владела значительной собственностью в виде земли, недвижимости, средств идеологического влияния (школы, типографии, братства и т. п.). Не являясь государственной по своему статусу, она обладала авторитетом в обществе не только в силу своей «историчности», но и благодаря радению за национально-государственные интересы, что находило поддержку со стороны магнатов – ее главных опекунов и меценатов. Однако уже к середине XVI в. она начала явно отставать от вызовов своего времени. Свидетельством тому стал факт широкого распространения на белорусских землях протестантизма. К концу XVI в. насчитывалось около 200 кальвинистских храмов. Протестанты были уравнены в правах с верующими других христианских конфессий[37]. Неофитами нового вероисповедания были представители известнейших магнатских родов ВКЛ – Радзивилы, Хадкевичи, Сапеги, Нарушевичи и др., что автоматически влекло за собой религиозно-конфессиональную переориентацию их «подданных» – зависимых крестьян и дворни. Распространяли идеи Реформации Ф. Скорина, С. Будный, А. Волан, В. Тяпинский, Л. Крышковский и другие мыслители. Поддержка кальвинизма высшим сословием была в то время также энергичной формой протеста знати ВКЛ против усиливавшегося польского влияния, которое в значительной степени шло через костел, и способом отстаивания независимости страны. Так, во владениях Радзивила Черного по приказу князя было закрыто 190 католических костелов, а их земли секуляризированы[38].

Во второй половине XVI в. в Европе поднимается волна Контрреформации, организованная Ватиканом и докатившаяся до ВКЛ. Польский костел, поддерживаемый светской властью и орденами (прежде всего иезуитскими), стремился воспользоваться благоприятной геополитической обстановкой и взять реванш за утраченные в ВКЛ позиции. Серьезную помощь, volens nolens (волей-неволей), в этом предприятии ему оказывает православная Россия. Потерпев ряд военных неудач в столкновении с восточным соседом и утратив смоленские земли, правящие круги ВКЛ, выбирая «из двух зол», как им казалось, меньшее, пошли на подписание неравноправного договора с Польшей, заключив

Люблинскую унию (1569). Согласно новому договору конфедерация преобразовывалась в федерацию – Речь Посполитую – с единым королем, сеймом и правительством. Подобного рода перспектива вполне устраивала мелкую и среднюю шляхту и активно ею поддерживалась, поскольку статус последней в государственно-политической жизни Польши был выше, чем в ВКЛ. Однако полное слияние двух государств не входило в планы и не соответствовало интересам магнатов Беларуси и Литвы, что, собственно, и нашло свое отражение в последней редакции Статута Великого Княжества Литовского от 1588 г., законодательно закрепившего территориальный, государственно-политический, финансовый, военный и лингвистический суверенитет белорусско-литовского государства.

Однако это не остановило экспансию католицизма. Берестейская религиозная уния (1596) положила начало новому этапу в религиозной жизни белорусов. Через несколько поколений верующими «по-униатски» стали три четверти населения страны, далее по численности шли католики (13 %), евреи (7 %), православные (6,5 %) и представители иных религиозных конфессий[39]. Насаждение униатства было, по сути, политическим актом, имевшим целью «бархатную» инкорпорацию ВКЛ в состав Короны, дезинтеграцию этнического сознания белорусов (а они после заключения Люблинской унии, согласно данным польского исследователя Г. Лаумяньского, стали составлять 80 % населения ВКЛ, поскольку земли и жители Украины и Подляшья отошли к Польше[40]), раскол белорусского общества на две чуждые одна другой сословно-классовые группы – «верхи» и «низы», что и произошло.

Таким образом, национальная церковь в отечественной истории не смогла сыграть роль консолидирующей и интегрирующей общество силы, как это было в истории Греции, Болгарии, Сербии, России и других стран. Случилось нечто беспрецедентное: «родная» религия оказалась вытесненной на периферию духовной жизни общества. Это наложило свой негативный отпечаток на процессы белорусской духовной синергии, в том числе и на формирование этнического сознания.

Упадок влияния и авторитета православной веры, бывшей в течение столетий одним из важнейших духовных факторов самоидентификации белорусов, шел параллельно с ослаблением белорусской государственности (один лишь факт: на соймах Речи Посполитой среди 180 послов, избираемых по всей стране, от ВКЛ было представлено только 46, из них белорусов – 34[41]). Однако дело заключалось не только во внешних обстоятельствах, но и в политике самой церкви, способах и формах ее связи с народом, отношении к его языку Эта причина явно недостаточно акцентируется в современных исторических исследованиях[42].

Как отмечалось выше, средоточием белорусского этногенеза стал центральный регион Беларуси. Именно здесь формируется белорусский язык через синтез диалектов «полешуков» и «белорусцев», а также через ассимиляцию наречий ближайших соседей. Активно заимствовались литовские слова («куль», «кумпяк», «лайдак», «шашок», «швагер»), тюркские («аршын», «тавар», «кабан», «атаман», «ямшчык», «халва»), балтские («клуня», «дойлід», «свіран») и др. Всего же балтские племена оставили нам в наследство около 200 топонимов и гидронимов, много фамилий. Но особенно большое влияние на язык и культуру белорусов оказали поляки после Кревской унии (1385). Оно проявилось и в названиях новых населенных пунктов (Ляховцы, Ляхи, Ляховичи, Ляховщина и т. п.), где на наших землях обосновывалась мелкая польская шляхта и служивый люд, и в распространении польских имен (Казимир, Станислав, Ян, Чеслав и др.), а также в заимствовании новых слов («абавязак», «кашуля», «будаваць», «менавіта», «моц» и т. д.), в замене юлианского календаря григорианским[43] и экспансии католицизма.

Рост и укрепление этнического самосознания белорусов в решающей степени были связаны с формированием национального языка. Уже при князе Ольгерде в 1345–1377 гг. он становится средством не только межэтнического общения, но и служебного делопроизводства. Этот его статус затем официально закрепляется в Статутах. Возникает белорусский «канцелярский» язык. На нем писались летописи («Летописец великих князей литовских»), вершилось судопроизводство, издавались юридические документы и т. д. На близком к старобелорусскому языку была издана Библия Ф. Скорины.

Вместе с тем нужно различать грамматические, лексические и семантические особенности литературно-канцелярского языка, который базировался на старославянском, имел общегосударственный статус, нес в своем тезаурусе много заимствований, и собственно народного белорусского языка тех времен, который представлял собой множество местных диалектов и говоров[44]. Подобный лингвистический разрыв – явление, в принципе, типичное для культурной истории народов Европы. В европейских странах он был преодолен к XVIII–XIX вв. на основе синергизма высокой (профессиональной) и народной (фольклорной) культур благодаря демократизации общественной жизни, широкому развитию образования на национальных языках, переходу науки с латыни на национальные языки (а еще раньше – литературы), переводу на местные языки практики богослужений и самое главное благодаря соответствующей политике государства. У нас данный процесс пошел по-иному – по линии усугубления разрыва социальной и духовной синергии.

Одной из причин такого положения вещей явилось противодействие со стороны «своих», причем как светских правителей и интеллектуалов, так и православной церкви. Князь К. Острожский в противоположность Скорине издает Библию на мертвом старославянском языке. Ю. Радзивил вопреки вере и делам своего отца Радзивила Черного – мецената белорусского Возрождения – становится католическим епископом, преследует гуманистов, закрывает белорусскоязычные школы, типографии, сжигает книги[45]. М. Смотрицкий свою знаменитую «Грамматику» создает, опираясь на книжный церковно-славянский язык. Это означало отторжение школы, образования и просвещения от основной массы народа. На старославянском языке можно молиться, но на нем нельзя общаться, развивать литературу и философию. Скованное мертвой формой, белорусское литературное слово вскоре оказалось неконкурентоспособным. Во второй половине XVII–XVIII вв. из белорусских типографий не вышла ни одна светская книга на белорусском языке.

Чуждой живому народному языку оказалась и белорусская православная церковь. Традиции творческого переосмысления «греческой веры» – антидогматизм, определенное свободомыслие, поиск собственной церковно-духовной идентичности, независимость от светских властей, свойственные первоначальному периоду ее становления, к XVI в. обрываются. Право на истину предписывается только «отцам церкви». Подвергся преследованиям за инакомысление известный просветитель тех времен А. Смоленский. Издавший «Катехизис» на белорусском языке Л. Зизаний был обвинен в ереси. Стоглавый собор православного духовенства (XVI в.), в котором принимали участие и белорусские епископы, осудил как вредную ересь издание «Логики» на белорусском языке.