Любовь Кукушка - Английские ботиночки

• Название: Английские ботиночки
• Автор: Любовь Кукушка
• Жанр: Русское современное
• Год: 2016

Здесь вы найдёте непридуманные захватывающие истории из жизни. Из той самой нашей жизни, в которой крепко и на все времена перемешано всё, из чего она и состоит: радости и печали, трагедии и комедии, верность и предательство, мистика и ужас, вера и неверие, любовь и надежда.

---

Прошло несколько лет. Инна вышла замуж, родился шустрый-прешустрый сын. Лето она с ним проводила на даче. По выходным приезжал муж. Сынок был хороший, весёлый, но была у Инны с ним проблема. Ему было уже около двух лет, но он категорически отказывался садиться на горшок. То ли его кто напугал в своё время горшком, то ли ему другое что не нравилось, но сын неизменно всё «золото» клал в штаны, вернее в колготки. Это было мучительным для всех обстоятельством. На даче Инне было с этой проблемой проще. Подходил сын с отяжелевшими колготками, Инна их снимала, «золото» клала под цветы и яблони (как розы попёрли после этого!), а колготки тут же под краном на улице застирывала – и на солнышке всё великолепно сохло и даже дезинфицировалось ультрафиолетом. Но это было слабое утешение. От этой проблемы Инна безумно устала, она уже выкрутила себе мозги, пытаясь решить эту неподдающуюся задачу. Но мы недооцениваем своих детей, они гораздо умнее, чем мы думаем, – это она поняла после одного случая с сыном.

Инна возилась на грядке. Пропалывала чеснок, который успел зарасти так, что его уже было не видать. Она осторожно разгребала разновидную сочную траву в поисках ростка чеснока и давалась диву, что находила его в этих зарослях, и начинала освобождать из плена. В это самое время к ней подошёл сын с увесисто наполненными колготками. Инна обречённо встала и стала их с него снимать. Вымыла ему задницу, освободила колготки и стала их застирывать, а сама печально, сосредоточенно беседовала с каким-то неведомым сыну собеседником: «Ну как же так, как же так, ведь это же мой сын, мой сын. Тогда почему же он такой дурак». Слово «дурак» у неё получилось с тройным громким Р. Видно, в него она вложила всю свою безнадёгу, печаль и досаду. Больше она не сказала ничего. Затем она сняла с верёвки ароматные, сухие, чистые, проветренные и прожжённые ветром и солнцем колготки, одела на сына и сказала: «Иди гуляй, со двора не уходи». А сама продолжила полоть гряду.

На следующий день произошло чудо. Потому что другого слова этому подобрать было невозможно. Чудо! (В словаре Даля чудо – это «всякое явленье, кое мы не умеем объяснить по известным нам законам природы». В словаре Ожегова чудо – это «нечто поразительное, удивляющее своей необычайностью».) Случилось действительно поразительное.

Инна поливала огород, когда увидела идущего к ней сына. Шёл он как-то торжественно и сосредоточенно. Колготки не отвисали. В вытянутой руке он нёс горшок. Инна удивлённо смотрела, не понимая пока ситуации. Когда сын подошёл вплотную, поражённая мать увидела, что в горшке хорошо наложено, а сын, очень серьёзно глядя матери в глаза, произнёс твёрдо, чётко и сурово, эдак по-мужски: «Я твой сын». С этого дня он больше ни разу не наложил в штаны. Потрясённая Инна долго размышляла на эту тему и поняла только одно – маленькие дети гораздо умнее, наблюдательнее и чувствительнее, чем мы о них думаем. Оказывается, они способны услышать наши эмоции, наше отчаяние. И очевидно, надо ещё уметь подобрать правильное слово. Не кучу слов, а одно-два, но главных. Ну, может, навроде тех, что она тогда произнесла в пространство.

Так вот и шли деньки их летней жизни. На соседних дачах тоже жил народ – пенсионеры или такие же, как Инна, мамы с маленькими детьми. У Медведевых было тихо. Родители уехали на курорт в Карловы Вары, а молодёжь приезжала только по выходным.

Инна стала замечать, что пару раз среди недели молодой сосед стал приезжать по вечерам на дачу с какой-то особой. Проскальзывали они в дом быстро, как можно незаметнее, и оттуда уже не выходили, а потом как-то незаметно уезжали – то ли ночью, то ли под утро. А по выходным он приезжал с Машей и ребёнком. Маша была вроде весёлая, как обычно. Пока не было свёкра со свекровью, она всё старалась пообщаться с Инной, опять же похвалиться чем-нибудь. Ну, к примеру, муж защитил кандидатскую диссертацию и они собираются покупать новую машину. Инна молча кивала и смотрела на неё, поджав губы. «Завидует мне, вон как нахохлилась, – думала Мария. – У неё-то муж – трёхкопеечный инженер».

А на следующее лето Маша неожиданно побледнела, похудела, стала реже появляться. Прошёл слух, что она серьёзно заболела, перенесла сложную операцию. Как-то они встретились с Инной на дороге. Инна ходила за привозным молоком. (Не совсем за молоком.) Она очень нравилась молодому шофёру этого молоковоза, и он всегда ей подмигивал – не спеши, жди до конца. А потом, когда все покупатели уже отоварились и в цистерне оставалось на дне, он сдавал задними колёсами назад под наклон в канаву, и молочница сливала Инне остатки – целый бидон одних чистых сливок. Потом какими-то непостижимыми путями эта история дошла до мужа Инны, и он запретил ей ходить за молоком под предлогом, что опасно пить нестерилизованное, и сам стал из Москвы возить пакеты с молоком.

Так вот, когда Инна шла с бидоном сливок домой, она повстречалась с Машей. Та улыбалась и сказала, что ждёт мужа, он сейчас приедет с машиной вагонки.

– Вы что-то строить собрались? – спросила удивлённая Инна.

– Да, он говорит, что хочет меня удивить, – будет переделывать спальню. Обои надоели, сейчас в моде отделка вагонкой. Хочет за это лето обить всю спальню. Для меня всё старается, обновляет гнёздышко, – засмеялась Мария.

«Для тебя ли?» – подумала Инна, глядя на бледное, болезненное лицо Маши.

Всё лето со второго этажа дома Медведевых доносился грохот, стук молотка и звук пилы. Сказано – сделано. Спальня засияла новым обликом. Он там поменял не только стены, но и всё остальное. Стало современно, легко, красиво. Видно было – от души старался. Не пожалел ни сил, ни денег. И лестницу наконец-то сделал нормальную. Смотреть Инна не пошла категорически – тогда Машка на словах всё описала, не удержалась.

Лето кончалось, но деньки были тёплые, погожие. Инна гуляла сзади дач в сосновом бору. Сосны источали чудесный целебный запах хвои, под ногою хрустели старые пожухлые иголки, перемешанные с мелкими сосновыми шишками (на растопку хороши). Впереди бежал жизнерадостный сын, периодически падая и зарываясь в иголки. Солнце светило напоследок щедро и жарко.

Вдруг Инна с удивлением увидела идущую к ней Марию. Её это удивило – ведь той не больно позволялось выходить за территорию дачи. «Ну сейчас начнёт хвалиться своей новой спальней», – подумала Инна. И опередила её, сказав:

– Опять медовый месяц намечается?

Но Маша не улыбалась. Чуть запыхавшись от быстрого шага (видно, спешила, чтоб не заметили её отсутствия), она сказала, глядя внимательно Инне в лицо своими близорукими глазами:

– А у меня всё рухнуло. Я никому уже не нужна – ни мужу, ни сыну. А спальню он не для меня отделывал. У него любовница – вот для неё и старался. А мне, наверное, уже мало осталось жить. Видишь, какие у меня запавшие глаза. Это признак конца.

Инна растерялась от всего услышанного, от такого неожиданного выплеска горя и отчаяния. Она попыталась утешить её, но Маша не слышала, она была глубоко в себе. Вдруг она сказала:

– Инна, только тебе говорю: я проклинаю его с его спальней, со всем их домом. На что я позарилась? Чему дура радовалась!

Маша ушла так же быстро и неожиданно, как и пришла. Видно, боялась любезных родственников. Инна стояла ошеломлённая. Это потрясение от всего услышанного долго ещё будет бередить её душу, пожалуй всю жизнь.

Через месяц Маши не стало. Печальная весть прошелестела по садовому товариществу, как ветер – жёлтой увядающей листвой.

А ещё через месяц, в конце октября, свёкор один поехал навестить дачу, разжёг печку, включил отопительные приборы, а сам выпил маленько (он что-то стал грустить) и пошёл по посёлку новости собирать. Пока ходил, в доме случился пожар – то ли от трубы проржавевшей, то ли от замкнувшей электропроводки. Говорили, что дом загорелся сверху и очень быстро потом вспыхнул весь. Обезумевший от происшедшего свёкор успел вбежать в горящий дом и схватить пиджак с документами. Сам сильно обгорел.

Весной старший Медведев подошёл к забору и стал рассказывать подробности случившегося с ним осенью несчастья. Он сильно постарел и, судя по всему, стал хорошо прикладываться к бутылке. Инна вполуха слушала причитания старика, ей было жаль Марию с её несостоявшимся мещанским счастьем. Тот всё говорил, говорил, показывая обгоревшие в шрамах руки и тряся обожжённой головой с остатками седых волос. А она молча смотрела на пепелище и думала: «Я-то знаю, кто вам дом с новой спальней сжёг…».

* * *

А в память о Маше у Инны остался изумительный рецепт засолки огурцов. Маша написала его Инне в своё последнее лето. Этот рецепт перешёл к ней от бабушки. Инна приколола к стене на дачной кухне тот самый листок, что принесла тогда Маша, когда узнала, что у Инны не получаются солёные огурцы. Так он и висит уже столько лет. Огурцы-то действительно получаются отменные.

Машин рецепт

Вымыть тщательно трёхлитровую банку. На дно банки кладём хорошо вымытые лист хрена, три листа чёрной смородины, три листа вишни, три стебля укропа с зонтиками. Головку чеснока разобрать на дольки, порезать все дольки – и в банку. Шкурку можно не снимать с чеснока. Туда же закладываем тщательно вымытые, без повреждений и гнили, свежие, крепкие огурцы. Засыпаем в банку три столовых ложки с горкой крупной соли. Банку взбалтываем, чтобы соль равномерно распределилась в воде, и ставим банку на три-четыре дня под стол на брожение, прикрыв сверху бумагой или неплотной крышкой. Через 3–4 дня снимаем сверху банки пену, надеваем крышку с дырками и сливаем рассол в эмалированную кастрюлю. Кипятим, заливаем этот кипяток в банку с огурцами и закручиваем жестяной крышкой. Если банка не полностью наполнилась рассолом – доливаем банку доверху простым кипятком. Остывшую банку убрать обязательно в холод.