Мария Солодилова - Незастёгнутое время

• Название: Незастёгнутое время
• Автор: Мария Солодилова
• Жанр: Русское современное
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-00039-217-1

Повесть «Незастёгнутое время» выпускницы Литературного института Марии Солодиловой – ещё одна попытка осмысления глубины и сложности любовного чувства. Попытка, неожиданная в своей искренности и художественном воплощении. Автор тщательно исследует природу отношений своих героев, подспудно задаваясь вопросом, возможно ли сохранить чистоту и непосредственность чувств, пройдя через жизненные испытания, тем самым продолжая и развивая традиции как античной, так и русской литературы.

Тема поиска истины, так или иначе затронутая в повести, находит своеобразное продолжение в рассказе «Барамин». Рассказ представляет автора с несколько неожиданной стороны – как вдумчивого и увлечённого исследователя такой неординарной темы, как сотворение мира.

Для широкого круга читателей, интересующихся современной русской словесностью.

---

…День рожденья тогда получился так себе. Родители, по обыкновению, подтрунивали над ним, рассказывая сотый раз курьёзные случаи из детства, Витька с Яшкой потихоньку напивались и таки напились – отец им многовато подливал, увлекшись, Яся вдохновенно рассказывала что-то про эльфов, не успевших сварить макароны, а Рита сидела такая грустная и задумчивая, что её было жалко.

Потом она сказала, что от вина почему-то всегда становится грустно, и что не может понять людей, которые в пьяном виде начинают приставать или затевают драку. И это было почти всё, что он тогда о ней узнал. Потом пригласил в театр, ходили с ней в Пушкинский музей – цветаевский, как она его называла. Города Рита боялась – терялась, путалась в незнакомых улицах и переулках, и как раз не любила центр, хотя приезжим обычно нравится эта голливудская конфетная пестрота… Водил её по городу, рассказывал что-то с видом опытного экскурсовода. У неё в памяти было много картин – чуть ли не больше, чем знал он сам, и много помнила из книг – большие прозаические отрывки из наиболее понравившихся… Говорила, что дома осталась большая библиотека и жалела о том, что сюда всё это не привезти – мать её жила где-то в служебной общаге, а когда становилось совсем тошно, приходила к Рите.

Он видел Арину Петровну на дне рождения Риты – правда, мельком, потому что побыла она совсем недолго – среднего роста, неулыбчивая, рыжевато-седая… Рита была мало на неё похожа. Тот день рождения тоже был не совсем удачным, но главное – Игорь тогда как раз почувствовал, что только он ей по-настоящему интересен изо всей этой пёстрой студенческой братии.

Мать встала в проёме:

– Игорь, ты насчет воскресенья-то как, не решил?

– А что в воскресенье?

– Юбилей у бабушкиного брата – я тебе говорила… Они приглашали – неудобно отказываться, мы-то с отцом на дачу поедем…

– А когда начинается?

– В двенадцать.

– Так можно же посидеть немного – и поехать… А, ну электричка-то в три, так что и правда…

Яков, бабушкин двоюродный брат – один из немногих, кто ещё помнил военное и послевоенное время. Отношения с ними как-то не складывались, хотя жили недалеко. Мать знала, что Игорь затеял писать семейную хронику и потихоньку собирает материалы, поэтому заранее решила, что пойдёт именно он.

Кошка бросилась к двери с протяжным воплем. Почему-то именно отца она больше всех уважала, хотя кормила её мать, а когда ей надо было окотиться – шла к Игорю.

– Вы что же, ещё и не ужинали?

– Да так как-то…

– Встретил своего бывшего начальника, разговорились…

– Ну-ка дыхни…

– Да пиво я пил, пиво…

Отец, конечно, любил выпить, как и все деревенские, но Игорь почти никогда не видел его пьяным, а мать почему-то всё боялась, что сопьётся – видимо, в памяти дедовы скандалы с битьём посуды и уходами из дому.

На старой квартире никогда не собирались вместе, а тут – можно было бы ещё и Юльку посадить со всем семейством. Мать говорила, что надо бы купить на кухню диванчик, а табуретки свезти на дачу, отец не соглашался, но Игорь уже знал, что всё будет так, как хочет она.

– Ты не заболел, грустный какой-то сегодня…

– Наверно, влюбился.

– Самый возраст…

Судя по тому, что они говорили раньше, «самый возраст» наступил ещё лет пять назад, когда его всеми силами пытались познакомить с какими-то малопонятными девицами. Всё это было так нелепо, что кончалось после первой же встречи.

Что-то балаболило радио, но вдруг Игорь поймал себя на том, что слушает песню – простенькую, танцевальную, но это одна из ее любимых, и потому – как будто уже с ней:

You can win, if you want,
If you wanna, you will win…

Как послание ей туда, в предмосковскую неизвестность:

In a small town world…
Your parents and your future plan…
…Thats no way your story go!

И впрямь некуда идти, как её послушаешь…

И снова это girl for me бьётся в голове, словно сама песня разговаривает с ним его же словами – приди, приди, будь моей…

Уши сразу покраснели, а мать ещё положила руку на горящий затылок:

– Влюбился, влюбился…

– Не смущай парня…

…Когда провожал её со дня рождения до остановки, она, слегка охмелевшая, напевала:

– А из окон – мороз синий-синий…

И вдруг, остановившись:

– А чувствуешь, рифма подкачала? Не мороз, а морок, туман то есть, диалектное слово, мы на Байкале слышали… Отсюда – и обморок, и выражение «голову морочить»…

– Да, как отуманивание…

– Со мной сами слова говорят… Будто окликают, – сказала Рита как раз то, что хотел сказать он сам, и это тогда ошеломило.

– Это все старославянский…

– Мне кажется, и раньше было…

Конечно, раньше, у двоих – одновременно, и они должны были встретиться здесь, чтобы сказать… Пообещал тогда кассету с песней Меркьюри в обмен на её перевод – она говорила, что переводит иногда для себя понравившиеся песни, но тот самый, сделанный в шестнадцать лет, хотела переделать, но не смогла изменить ни слова…

Там и не надо было ничего менять… Никогда не видел лучшего перевода. Неожиданно глубокий для шестнадцати лет, но написанный в возвышенном стиле восемнадцатого века, и в то же время – всё искренне, без нарочитости… Может быть, этого она и стеснялась… Люди нередко стесняются высокого в себе, особенно – застенчивые, это не всякую подлость сразу видно… В ней словно было высказано всё то, что Игорь учился зачем-то держать в себе, и так внутренне обрадовался этому тайному сходству, что каждый раз при встрече хотел сказать ей об этом, но откладывал…

– Посуду за собой помой, а то я что-то никак чай не допью…

И мать ушла в комнату, смотреть телевизор, но и сквозь шум воды было слышно, как она переругивается с отцом, и было ясно, что сейчас снова вернется сюда, и будет просить его настроить черно-белый кухонный телевизор с местной антенной.

– Ну так что, ты на дачу-то едешь?

– Я же в гости собирался…

– И отцу надо помочь. Сам знаешь, у него и сердце, и вообще…

Отец, как всегда, затеял на даче нечто глобальное – пристройку террасы, призванной соединить кухню-сараюшку с домом. Для этого ещё в позапрошлом году ковырялись с дренажной системой, в прошлом – вкапывали столбы, а в этом году все это должно было, наконец, кончиться, но никто всерьёз этому не верил.

Как каникулы – так строительные повинности на даче, и конца-краю этому не видно, а попробуй только заикнись… Просто для Игоря дача была возможностью улизнуть из города, а для родителей крайне важна была картошка, яблоки, все эти постройки… Хотя он и сам мечтал о том, как хорошо будет читать на застеклённой террасе, но боялся в этом признаться.

– Тащиться туда, а потом обратно…

– Ну а отцу-то кто помогать будет? Мне, что ли, доски таскать?

– Рубашку мне погладишь?

– Голубую? А может, лучше белую?

– В белой на дачу?

– Но ты же её там снимешь, а потом поедешь на день рожденья…

Вот так сразу сдался… Мать из него умеет верёвки вить… Никакого характера…

Когда в кухне, наконец, заработал телевизор, оставалось только уйти в свою комнату, чтобы отгородиться от телеобстрела какой-нибудь спокойной музыкой. «Депеш мод» давно не слушал.

But I think that God
Got a sick sense of humour
And when I'll die,
I'll expect to find him laughing…

Хорошо бы перевести только за одну эту фразу – Рите можно будет показать, чтобы оценила. Где-то на кассете ведь и текст был…

С этим и заснул. А ночью снова приснился сон про книгу – только в этот раз она была необыкновенно тяжёлой, и он будто бы читал на незнакомом языке, но перестал этот язык понимать, как только осознал, что читает. И книга, закрываясь, пролистнулась справа налево, и выпала из рук перед самым пробуждением, чтобы Игорь не вынес из сна ни малейшей частички ночного знания…

Глава 2 Корни

Ехали в остывающем асфальтовом вареве вечера. Хотели пораньше – не получилось, теперь повсюду пробки, не пробиться. Само время от этого казалось вязким и тугим.

Рита сидела на переднем сиденье – любимое место, так лучше чувствуются скорость и ветер, но сейчас, как заворожённая, смотрела на расплавленные в красноватом закате облака, поддавшись неизбежной медлительности поездки, а может, ещё чувствуя остаточную бронхитичную слабость.

И откуда ему дано это удивительное, летописное имя? Красное с черным – будто что-то перегоревшее, отжитое… Еще зимой он казался тоскливым темно-синим – и когда успел измениться? Или он оставался прежним, а она только сейчас по-настоящему его увидела? Интересно, чувствует ли он ее так же, в цвете, или пока – черно-белой?

Весенний ветер в городе – он всё равно особенный – в самом асфальте и то чувствуется желтизна тополиного клея, будто дороги растут – сами из себя; по кирпичику поднимаются дома, и на любой стройплощадке пахнет грозой после поливальных машин.

– И куда ж ты прёшься в правый ряд? Москвяч… Ну езжай, посмотрим, – говорила Арина Петровна вполголоса, будто обращаясь к яростно сигналящему жигулёнку последней модели с московскими номерами. – Наглые все…