Мария Солодилова - Незастёгнутое время

• Название: Незастёгнутое время
• Автор: Мария Солодилова
• Жанр: Русское современное
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-00039-217-1

Повесть «Незастёгнутое время» выпускницы Литературного института Марии Солодиловой – ещё одна попытка осмысления глубины и сложности любовного чувства. Попытка, неожиданная в своей искренности и художественном воплощении. Автор тщательно исследует природу отношений своих героев, подспудно задаваясь вопросом, возможно ли сохранить чистоту и непосредственность чувств, пройдя через жизненные испытания, тем самым продолжая и развивая традиции как античной, так и русской литературы.

Тема поиска истины, так или иначе затронутая в повести, находит своеобразное продолжение в рассказе «Барамин». Рассказ представляет автора с несколько неожиданной стороны – как вдумчивого и увлечённого исследователя такой неординарной темы, как сотворение мира.

Для широкого круга читателей, интересующихся современной русской словесностью.

---

Останкинская башня, как свеча, стояла посередине окна, разбавляя сплошную черноту двора. От разбухших, перекосившихся рам веет холодом – Рита даже сунула ноги в тапочки, но её беззащитные лодыжки – он чувствовал – замёрзли…

– Детство – вообще странное время. Как наказание. Столько всего ещё понимаешь, чувствуешь, помнишь – и не выразить никак… Да такая ещё беззащитность и беспомощность… Всегда было противно слышать про счастливое детство или золотое детство…

– Не знаю… У меня было вполне счастливое детство…

Конечно, счастливое – тогда ещё он не рисовал эти переглядывающиеся зеркала, из которых рвётся что-то непонятное, тогда не было этой раздвоенности – всё было единым целым, прочным и неколеблющимся…

– А я просто не могла беззаботно прыгать, когда знала, что есть иное… Лет в пять, например, я подумала о том, что есть смерть, и мы все умрём… Тогда зачем есть, умываться, ходить в детский сад… Родителям я, конечно, ничего не говорила… Они меня только о том и спрашивали – что было сегодня на обед и почему у меня всё платье в компоте… А потом, лет в семь, я вышла во двор – и вдруг всё – сушка для белья, лавочки, деревья, песочница – для меня растрои́лось и держалось так около секунды… Я тогда что-то поняла – то ли о трёхмерности мира, то ли ещё что… Сейчас не могу даже вспомнить, потому что надо вернуться туда, в прошлое, и в том состоянии… А ещё раньше, года в три, когда я болела, но лежала с открытыми глазами – из стены выползали огромные белые полупрозрачные черви с меня толщиной! Безглазые, но с ощущением взгляда. Я лежала неподвижно, одеяло сползло и я только просила потом маму постирать… И тоже ей не сказала… Вот что это было? Не знаю…

– А я только и боялся, что зубной боли… Меня за руки держали… А так – со смертью я только в 10 лет впервые встретился – дедушка умер… Меня тогда впервые на похороны взяли…

Дверь щёлкнула и открылась, Игорь невольно посторонился. На пороге стоял Саша Матвеев, уже вдрызг пьяный, но ещё держащийся на ногах. Он всегда звал Риту Ирой и говорил, что она похожа на его младшую сестру. Было ему слегка за 30, но выглядел он, как многие пьющие, старше.

– Я стихи тебе прочитаю, – сказал он хриплым голосом и бухнулся на колени, так и не снимая куртки. Он читал удивительно хорошо, с выражением – одно за другим, не сбиваясь – свои-то стихи легко читать наизусть, учить ничего не надо… Но Игорь не мог оставить её одну с пьяным, пусть даже и безобидным – и Рита ещё слышала из комнаты, как он декламирует на лестнице:

– И сердцем всем с тех давних пор возненавидел я заборы…

На часах было уже двенадцать… Только бы он успел на метро…

На счастье Игоря, ему попался вполне трезвый Виталик, проходящий по коридору с ковшиком лапши, который и помог дотащить Сашку до комнаты и уложить спать, потому что сдать его охране, чтоб настучали ректору – как-то слишком…

Ночь была – вся в сиреневом, пыльном холоде. Он не стал ждать троллейбуса, пробежался до метро пешком, а потом ждал поезда, бежал по переходам, перескакивая через ступеньки, пока не выскочил на своей станции вместе с каким-то парнем. Было ощущение свершившегося чуда – то есть полной нереальности и смутного счастья, в которое, проснувшись утром в своей постели, он не сразу поверит…

Обмылком сонным плавала луна…

Автобусов, конечно, уже не было – кто всерьёз будет работать до часу? – так что, поймав машину, доехали с парнем, скинувшись по пятнадцать тысяч…

Мать, конечно, не спала, встретила его в халате, наброшенном на ночнушку – со своими слезами, гипертонией, обвинениями:

– Ну что, наобнимался? Уж оставался бы ночевать, я же волнуюсь, отец не спит, завтра на работу вставать…

– Я хотел позвонить, но не получилось… Я же приехал, всё хорошо…

– Хорошо тебе, а я тут жду, переживаю…

– Иди спать, я сейчас тоже лягу…

Опять этот запах, Рита сказала бы – горько-зелёный, опять кусочек сахара, от которого чай стал горьким и маслянисто-бензинное пятно в чашке дрожало и переливалось… И всё-таки такого никогда ещё не было – ни когда они с отцом в девяносто первом хотели идти на баррикады, ни когда он возвращался после концертов, ни после работы в вечернюю смену… Теперь – он боялся назвать это любовью – было ясно, что это, наконец, она…

А Рита, оставшись одна, почувствовала себя очень усталой. Не раздеваясь, прилегла на покрывало, вдруг с ужасом подумав, что, если сейчас он доберётся благополучно, то ей дано будет знать, когда с ним что-то случится… И как страшно будет его потерять и остаться, как сейчас, одной – с этим холодным светом, пронзающим жидкие выгоревшие шторы, с этим бездонным вселенским холодом неба.

Слёзы текли на тощую общажную подушку, и она не заметила, как заснула.

…Она вдохнула жёлтое тепло, и хотелось дышать ещё и ещё… Она вдыхала широко, будто согреваясь изнутри, и вдруг глаза в этом ослепляющем свете поняли – солнечный человек. Он открыл для неё свою грудь – и Рита увидела, как в его рёбрах билось настоящее солнце, бывшее одновременно его сердцем… Казалось естественным смотреть на эту пульсацию жизни, и совсем не страшно. Она то ли плыла, то ли летела в этом тепле, чувствуя, что становится горячее. Рита набрала воздуха, ещё раз вдохнула и выдохнула, уже проснувшись. Хотелось умереть, чтобы дышать этим бесконечным теплом, чтобы жить в этом сплошном мгновении невыносимого счастья, от которого закололо сердце…

Она даже не сразу вспомнила про Игоря…

Глава 4 Философия одиночества

Сессия началась как будто неожиданно, вдруг – Рита чувствовала себя как бегун на короткие дистанции, которого заставили бежать марафон. Приехала Светка, в комнате сразу стало тесно от её платьев, плойки, фена, катающихся по столу тюбиков помады… Правда, она привезла две стопки книг, так что в библиотеках можно было не сидеть. Вечерами она приставала к Рите с дурацкими вопросами и от нечего делать рассказывала про какого-то там Славика, настойчиво требуя откровенности взамен. Когда становилось совсем невмоготу, Рита уходила в библиотеку, благо, открытую допоздна специально для тех, кого достали безалаберные соседи – гонять диктофон, поминутно щёлкая кнопками да шуршать разлетающимися листами чужих конспектов.

Главное – вовремя найти место, потому что иначе придётся забираться на чердак, откуда время от времени появлялись выходцы «с того подъезда», мимо охраны, и куда заваливались всё те же безалаберные соседи, к тому времени изрядно поддатые.

От долгого сидения затекала спина, и Рита, слегка отупев от истории, пошла к Светке – может, хоть отстанет от притворяющегося спящим человека. Выключить свет, задернуть оборванную шторину, и, зарывшись лицом в подушки, попытаться вспомнить хоть что-нибудь о «философии жизни» – Фрейд, Сартр, экзистенциализм…

– Что это ты тут делаешь в темноте?

Рита очнулась и поняла, что всё-таки успела заснуть.

– А, ты спишь? – мигом отреагировала Светка на её сонную физиономию.

– Уже нет.

Но вставать теперь не хотелось. Хотелось лежать, доверившись тяжести усталого тела, и чтобы Игорь был тут… От его ласкового поглаживания мигом бы воспрянула спина, и сильнее забилось бы взбодрившееся сердце и опять бы затуманилась голова, потому что захотелось бы его обнять и лечь рядом… Хорошо хоть Светка углубилась в учебник, а то могла бы увидеть горячие, как при болезни, глаза и покрасневшие уши. Рита рывком встала, дотронулась до чайника, плеснула тепловатой воды в давно пропитавшийся мокрым сахаром кофейный порошок. Она знала, что теперь жар подступит к губам, глазам, дойдёт до пальцев ног, и сердце, разогнавшись, будет бухать в голове…

В дверь осторожно постучали и, не дожидаясь ответа, впустили в комнату тусклый коридорный свет, отражающийся от масляно-коричневых стен. Колька с дымящейся сигаретой в зубах:

– Можно у тебя диктофон?

И что за пакостная привычка? Хоть бы вытащил изо рта… Смотреть противно.

– Зачем тебе? – вяло отозвалась Рита, тут же соображая, что на дурацкий вопрос ответ вряд ли получит, а диктофонные записи прослушать уже не успеет.

– По работе надо. Я сейчас договорился…

– И как ты будешь сдавать?

– Пойду завтра со следующей группой…

– Ты же вроде домой уезжал…

– Уезжал. Вчера приехал…

– Ну и как там?

– Хреново. Чайник кипит два часа и горячую дают с двенадцати до двух. Зато самостийности поменьше, все сразу – за Россию…

– Тут немного кнопка заедает и батарейки скоро сдохнут…

– Ничего, я новые купил… Ну, с меня – шоколадка, – закончил Колька и закрыл дверь.

Как всегда после кофе, смертельно захотелось в туалет, а когда Рита вернулась, у Светки уже сидел какой-то парень и слушал блатные завывания магнитофона. Не хватало ещё только этого! И так никакого покоя… Ладно, ещё час на библиотеку – авось он уйдёт…

Но через час он пил водку, через два – налил Светке стопку, о чём-то бубня… Пришлось вызвать Светку в коридор.