Евгений Рудаков-Рудак - Радиация сердца

• Название: Радиация сердца
• Автор: Евгений Рудаков-Рудак
• Жанр: Русское современное
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-906851-27-7

С детства слышал – жизнь прожить – не море перейти. И согласен, и не согласен. Это смотря какое море решено переходить, с какой целью и как жизнь складывается, то же самое, как в библии – пройти по воде аки по суху. И то и другое из области фантастики.

В этой книге в основном озёра, которые герою приходится неоднократно переходить только для того, чтобы выжить и жить дальше, и эти озера совсем не библейские. Первая глава книги – это реальная жизнь людей, даже имена не изменены, а элементы фантастики – вовсе и не фантастика, а вроде былины или сказки, дошедшие и осмысленные в другое время. Мы верим искренне в Илью Муромца – героя из народа, или в змея Горыныча из органов КГБ прошлого века. Никто не сомневается и в том, что большинство людей, от самых простых до самых сложных, хотели искренне добра и любви всем – родным, близким и далёким, знакомым и не знакомым. Герой книги, Ваня Ромашкин, уходя с болью от несправедливости и безысходности, узнав, что есть физическая радиация, мечтает о радиации сердца, как о большой любви, которая будет облучать всех.

Сколько в книге правды, а сколько вымысла, решать читателю и только после 18 лет. Молодым важно понять – за что Ваню искренне и безоглядно любили девочки и женщины, даже ценой жизни.

---

Первые дни и даже недели Ваня утром выходил за Каменку, садился у дороги и ждал маму до вечера. Иногда кто-нибудь, проходя мимо, давал ему кусочек хлеба, сухарь. Приходила Фрида, как правило, с Лизой и садились рядом, вместе плакали, потом шли домой.

Наступила осень, и надо было идти в школу, но… мальчик жил в своём мире, не замечая никого. На него стали показывать пальцем, тупо крутить у виска. Сальман предложил заявить в сельсовет, чтобы Ваню отправили в детский дом. Фрида заохала, постучала мужа по лбу, сказала, что он поздно хватился и это не по-божески. Так Ваня стал жить тихо и незаметно в новой семье. Только месяца через три состояние его стало улучшаться, особенно когда он стал потихоньку вникать в школьные успехи Феди и Лизы. Тут уж пришло время удивляться отцу и матери, и… к новому учебному году они записали Ваню в первый класс, по единственному документу – записке мамы Марфы. Над его заявлением, что он уже и раньше учился в первом, даже в третьем классе!., все только смеялись, потому что внешне он не тянул даже на первоклашку. То, что он Ромашкин, никого не смутило, поскольку в своём посёлке знали – он внук Марфы Новосёловой, а записку из церкви никто не видел.

Учился Ваня, играючи, и не потому, что он уже заканчивал один раз первый класс, он совершенно об этом забыл. Пережив страшный психологический удар по неокрепшему детскому сознанию, он жил как бы в двух измерениях и в перегруженном состоянии. Он много чего забыл, но постепенно к нему, частично и избирательно, возвращалась память из другой жизни. Он вспоминал, что ему не было и шести лет, но… он ходил в школу, а к семи годам уже вполне прилично читал, писал и считал на уровне второго класса.

Всё дело в том, что он рос с братьями Колей и Ваней, ещё сестрой Валей и с пяти лет ходил с ними в школу, они учиться, он играть. В классе стояло два ряда парт. На первом ряду сидели первоклассники, на втором второклассники, и была одна учительница, и в каждом ряду всегда были свободные места. В другой комнате были такие же ряды, и учились уже третий и четвертый классы, и тоже своя учительница. Ваня ходил в школу вроде бы играть, и все это только так и воспринимали, но учительница начальных классов, Роза Иосифовна, очень быстро поняла, что перед ней не только умный, но и прилежный мальчик. Если ему не нравилось обучение в первом классе, он молча пересаживался, мог на уроке перейти во второй, или в третий класс. Ученикам было весело. У него были две самых настоящих тетради и подражая ученикам, он прибавлял или отнимал числа и старательно выводил буквы. Учителя даже давали ему задания на уроке и всегда следили, как получается. В особенный восторг Ваня приводил всех окружающих, когда решал задачи быстрее настоящих учеников. Не прошло и года, как сопливый Ванька, так его прозвали старшие, кстати, он был сопливый не больше других, с гордым видом садился только во второй, ещё чаще в третий класс. Дома, потешаясь, а когда и всерьёз, его учили братья и сестра, чему могли и как могли. После потери родных и своего побега, все эти подробности Ваня забыл, а вот знания вернулись. Часто он даже сам не понимал, откуда его знания. Удивлённым новым родственникам и в школе он совершенно серьезно говорил, что видел всё это во сне.

Примерно через месяц обучения учительница, в некоем сомнении и воодушевленной растерянности, доложила на педсовете школы о немыслимых успехах Вани, и его для пробы перевели во второй класс. Сальман тоже следил за успехами нового члена семьи, особенно радовали успехи по арифметике, тем более, что родные дети не блистали. Причем, если Лизхен откровенно радовалась успехам нового брата, то Феде всё это совсем не нравилось, мальчики враждовали без всякого на то повода, вернее, повод всегда находил Федя, который стал более капризным.

…Задолго до войны Кирши жили в Поволжье, в немецком кантоне Больцерский. В эти места их предки переселились из Германии в незапамятные времена, еще при императрице Екатерине. В советское время Сальман с семьей переехали в город Энгельс, что на самом берегу Волги, где в свободное от преподавания математики в немецкой школе время, играл в оркестре на скрипке – у немцев был свой клуб. Жили не хуже других советских людей, и даже… получше, благодаря врожденной немецкой привычке к порядку. Все немцы считали себя советскими, пока не началась война с Германией, когда Сталин назначил их вероятными пособниками фашистов. Поволжских немцев срочно стали переселять в глубь страны, подальше от фронта. Среди немногих вещей при высылке, Сальману разрешили взять его любимую скрипку и то для того, чтобы во время погрузки высылаемых в эшелон, он играл интернационал. Командиру конвоя это очень понравилось, он даже отвернулся, когда Фрида шла в слезах к вагону и прижимала к груди распятие. Такого другим не позволили.

Так со скрипкой, но пряча распятие, Кирши начали осваивать на новом месте тяжкое крестьянское ремесло. Всего вернее – это был бы каторжный труд, как и для большинства ссыльных, если бы Сальман неожиданно для семьи не стал счетоводом – это уже была местная элита. Даже Фриде давалась поблажка и она больше остальных колхозниц занималась личным хозяйством, что позволяло жить, если не каждый день сытно, то и не часто впроголодь. Фрида относила это некоторое благополучие на счёт нового сына, матерь божия услышала её искренние молитвы.

Неожиданно для всех Ваня полюбил скрипку и с разрешения дяди Сальмана усердно пиликал на ней всё свободное время. Через полгода учения во втором классе его, как очень одаренного мальчика, перевели в третий класс, и он стал учиться в одном классе с Лизой. Тут уж брат Федя записал во враги не только его, но и сестру. Фрида не знала что делать, а Ваня не только отлично учился по всем предметам, но скоро знал ноты и играл несложные партии, чего не смог освоить Федя за три года. Кирши дома много говорили на немецком, и уже через год Ваня бегло объяснялся с новой родней. Ему нравилось при разговоре всех на русском, вставлять неожиданно немецкие слова, или наоборот, что было часто смешно. Ване нравилось всех веселить.

Лиза его просто обожала, потому что он делал ей все домашние задания и контрольные работы, а Фрида полюбила, как родного сына. Фридрих просто его ненавидел. Вроде бы и одногодки, но Ваня быстро подрос, стал выше и крепче, а главное – явно умнее. Сальман хоть и ценил способности Вани, но был строг и часто незаслуженно покрикивал на него по разным мелочам, и не один раз пытался унизить его перед сыном. Зависть часто ела мозг: «Почему в отличниках не мой балбес, из интеллигентной немецкой семьи, а безродный, выброшенный всеми и выросший в навозе Иван».

В минуты гнева на Ваню, на сына или на свою судьбу, Сальман всегда переходил на немецкий язык, и тут Фридрих торжествовал, и даже приподнимался на цыпочки, чтобы стать повыше фрембер брудер – чужого брата. И чем лучше учился Ваня, переходя из класса в класс, тем хуже учился Федя, и тем жестче становился отец. А Фрида, как одеялом, хотела укрыть всех своей, казалось бы… безразмерной добротой, но постепенно её одеяло начинало расползаться по швам. Ваня на отлично, а Лиза вполне успешно заканчивали семилетку, тогда как Федю оставили на второй год в пятом. Для родителей это был немыслимый позор.

Слух о вундеркинде Ване из Каменки дошел до районного отдела народного образования и скоро для проверки, в школу приехала молодая, очень красивая женщина, инспектор, чтобы поближе познакомиться с родителями этого ученика и естественно, поговорить с ним самим, по душам.

Представитель роно была в шоке, когда узнала, что советский пионер Ваня Ромашкин воспитывается в семье ссыльных немцев как родной сын. Надо отдать должное Киршам, и конечно в первую очередь Фриде, она внушила всем, даже её родные дети не знали, что Ваня из репрессированной семьи. Она убедила всех, и себя в первую очередь, что этот мальчик потерялся во время войны, и никто не знает чей он. И Ваня эту версию заучил как таблицу умножения, и за семь лет жизни в новой семье никогда не вспоминал, кто он и откуда. Еще он никак не мог вспомнить, откуда у него четыре блестящих монеты и почему он так усиленно прячет их в разных местах. Это делалось помимо его ума и воли. Он понимал только одно, что это тайна даже не его лично, о ней никто не должен знать, даже самые близкие люди, но сам он должен помнить тайну семьи и времени. Хоть Ваня и не совсем понимал что такое инстинкт, он прятал и перепрятывал странные монеты именно на этом, инстинктивном уровне. Играя с ребятами в разные тайны, приходилось делиться с одними или другим секретами – по задумке, по игре, но никогда, ни одну игру он не связывал с тайной этих монет. Перепрятав их в очередной раз он всё забывал.

Красивая тётя инспектор недолго оставалась в шоковом состоянии – у неё словно крылья выросли. Она несколько часов порхала вокруг этого необычного ребенка и восхищенно рассказывала всем встречным, какого вундеркинда нашла, потом спохватилась, слово немецкое и не надо его таланты связывать с немецким воспитанием – у нас тоже были: Ломоносов, Кулибин, Циолковский и Чайковский. Сейчас вот – Шостакович и… да мало ли в стране талантов. После сходила в лавку и купила полкило конфет – подушечек, майку с трусами, расцеловала «моего Ванечку» и укатила в район, пообещав, что доведет это дело до счастливого конца. Что за дело, какой конец – никто не понял.