С. Добрунов - Откуда приходят люди в этот мир?

• Название: Откуда приходят люди в этот мир?
• Автор: С. Добрунов
• Жанр: Русское современное

О чем эта книга? Конечно, о любви! О любви как самом главном проявлении человеческого сознания. Любовь к женщине. Любовь к Родине. Любовь к детям. Любовь к животным. Любовь к Богу. Любовь к жизни. Герои этих рассказов познают смысл жизни, стремятся найти её цель. Наслаждаются её вкусом. А вкус жизни – на губах у женщины, на острие клинка, в прицеле пулемёта, во встречах с родными после разлуки, в понимании Бога, победе над смертью. По каким законам мы живём? «Я Люблю – и, значит, я живу».

---

Профессор, ещё моложавый, но уже начинающий полнеть, мужчина с белой, совсем белой бородкой клинышком, умными глазами и одухотворённым лицом, оказался человек мягкий, с мягкой речью и такими же мягкими руками. Лечащий врач был примерно того же возраста, но сухой и высокий, тоже носил бородку, кое-где ещё не седую, но говорил быстро, как-то остро сыпал больше медицинскими терминами и, казалось, нисколько не щадил ни пациентов, ни тем более родственников, резал правду-матку прямо в лицо. Они прекрасно знали, что у Кати в Ростове никого нет и что попала она к ним в день собственной свадьбы и что Глеб – единственный близкий ей человек, поэтому отнеслись к нему с сочувствием и вниманием, пытались как можно доходчивей и понятливей, объяснить состояние Кати.

– Вот на наших рентген снимках заметно смещение, незначительное правда, но всё же смещение структур мозга кпереди в черепной коробке, а вот той «черты», «линии», которая отделяет доброкачественную опухоль от остального мозга нет, не видно. Значит в черепе Вашей невесты растёт в затылочной области злокачественная опухоль, которая злокачественная и есть, потому что не растёт, а прорастает сквозь мозговое вещество, увеличивая его объём, то есть смещая от нормального положения структуры мозга на рентгене и давая клинические проявления, которые уже «манифестируют» о такой первопричине: дикая головная боль, галлюцинации, потеря зрения и памяти. Но уже проведенное лечение, а мы просто сняли пока отёк мозга, обезводили его, образно говоря, чтобы было Вам понятно, то место уменьшили его объём, это начали делать ещё в БСМП и страшные симптомы отступили: Катя в сознании, голова у неё не болит, память и зрение вернулись… – высказавшись, профессор умолк, видя, что Глеб всё правильно понял.

– Пока вернулись, – добавил лечащий врач.

– Да, к сожалению, коллега, наверное, прав. Другого сценария развития заболевания, патогенеза представить нет возможности. Опухоль будет расти, сдавливать мозг, симптомы вернутся и, в конце концов, она может просто раздавить мозг. Я говорю вам прямо, стараюсь говорить на понятном для вас языке. И вы, по-моему, всё понимаете.

Глеб действительно молчал, внимательно слушал и всё понимал, только желваки на щеках напряженно двигались и глаза упёрлись в пол неподвижно.

– Оперировать, – продолжил после некоторой паузы лечащий врач, – то есть полностью иссечь опухоль нельзя, потому что убрать её можно только с тканью мозга, что приведёт к смерти прямо на столе. – Он помолчал и продолжил: – Но есть ещё одно решение, так сказать, единственная надежда – химиотерапия, введение специальных лекарств, которые должны избирательно убивать только раковые клетки или хотя бы сильно затормозить их рост и распространение. Вы знаете, болезнь вашей невесты рано, вернее, даже сказать, вовремя «манифестировала», показала себя, метастазов мы ещё не нашли, поэтому надо быстрее начинать химию. Процесс этот длительный и мучительный, он отравляет, сильно ослабляет весь организм. Ей будет нелегко, и если вы останетесь с ней, ведь она вам ещё не жена, то увидите, во что она превратится. Это вы тоже должны знать и сделать свой выбор. Верифицировать, то есть дать название опухоли, мы тоже не можем пока, это сделать можно только если взять кусочек опухоли и посмотреть его опытным глазом под микроскопом, но и этого сделать невозможно, ведь опухоль спрятана за костями черепа, но мы планируем и стереотаксис… Да, но это уже наши, так сказать, технические проблемы… Катя уже сама подписала согласие на химиотерапию, от вас зависит забота, внимание, ну и, конечно, любовь! На этом пока всё, – Игорь Валерьевич вопросительно взглянул на профессора. Тот только кивнул головой и молча развёл руками, встал из-за стола и проводил Глеба до двери. Лечащий вышел следом, а профессор остался.

– Я много лет работаю с такими больными, тактика общения с родственниками разная и зависит от каждого конкретного случая, – продолжил на ходу Игорь Валерьевич, – но вам нужно говорить правду, это я чувствую, по опыту. Катя – бесперспективная больная, в лучшем случае – год… Год у неё остался. Это прогноз на сегодняшний день, но завтра он может быть уже другим. Это страшная болезнь, перед которой человечество бессильно. Бессильно пока. Я бы на кол посадил того, кто это с ней сделал. Тех пьяниц… извините, но мне сюда, – Попов показал направо, – а вам туда, там пост, и вас проведут к ней. Пожалуйста, вселяйте в неё веру, надежду и любовь! – и он быстро зашагал дальше по своим делам.

Катя

– Сюда! – сказала пожилая медсестра, проводившая Глеба от сестринского поста до палаты, указывая рукой на закрытую дверь. Повернулась и ушла назад.

Глеб постоял в нерешительности, переминаясь с ноги на ногу, открыл дверь, заглянул в палату. Палата была большая, но только три койки стояли с одной её стороны. На средней лежала Катя. Глеб сразу её узнал по каштановым волосам, рассыпанным по подушке. Она спала. Глеб, осторожно ступая, вошел. Две другие койки были пустыми, правда, на тумбочке у одной лежали толстая книга и очки. Вторая кровать – аккуратно заправлена. Подойдя к Кате, он остановился возле задней спинки кровати, поправил съехавший набок накинутый ему на плечи медицинский халат. Пахло больницей. В окна радостно светило солнце, через приоткрытую форточку доносилось пение птиц. Там, за этой стеной, жизнь входила в лето и, набирая обороты, утверждала свою власть над всем на этой планете: деревья пошатывались от ветра и шептались между собой, легкие белые облака разбегались от этой власти во все стороны, уступая место летнему свету, проявлявшему эту власть… А перед ним лежала Катя, до шеи укрытая простыней, поверх которой простирались её тонкие детские руки. В локоть левой вколота была игла, и через неё по красной резиновой трубочке, разделённой посередине стеклянным баллончиком, капало лекарство. Венки на кистях были напряжены, и Глеб опять ощутил их упругость, будто прикоснулся к ним только что. Лицо у Кати было бледным, капелька пота просвечивалась сквозь челку на лбу, поперечная складка была разглажена и не заметна сейчас, но Глеб ощутил и эту складку. Глаза закрыты и светлые ресницы двигались чуть-чуть при каждом вдохе. Глеб тут же вспомнил эти глаза, влажные и голубые до синевы, прикрытые вуалеткой фаты тогда во время последней примерки, когда в них были радость и счастье… Тонкие губки растянулись вдоль рта и были чуточку приоткрыты, показывая верхний ряд ровных белых зубиков. Из-под волос, с левой стороны, виднелся краешек желтовато – бледного ушка. Глеб подошел со стороны и нежно завёл волосы за это ушко, открыв его всё. Катя не отреагировала на его прикосновение. И Глеб наклонился и поцеловал её в губы, вернее, только прикоснулся к ним своими губами и тут же увидел большие, голубые, синие глаза, смотрящие не него в упор. Он отпрянул от неожиданности.

– Глаб. Глаб. Глеб! – напрягаясь, пыталась выдавить через щелку между губами слово это Катя. И сказав правильно, наконец, губы её расширились в улыбке, показав оба ряда белых зубиков. А глаза сузились, словно старались разглядеть его лучше.

Глеб тоже заулыбался, глаза его помокрели, а в горле пересохло, и он, смутившись, отвернулся. В углу возле умывальника стоял стул. Глеб взял его и сел возле Кати с другой от капельницы стороны, коснулся пальцем её напряженных венок, погладил их. И Катина кисть от этого прикосновения пошевелилась и перевернулась ладонью вверх, как тогда, в машине, и пальцы их переплелись между собой, а в глазах появились слёзы: у обоих. Так они молча держались за руки, беседуя между собой взглядами.

Пришла медсестра, заменила бутылочку в капельнице, улыбнулась, взглянув на их сплетённые руки, и тихо вышла.

– Я говорил с профессором, – Глеб прервал молчание. – Он уверен, что скоро всё наладится, и ты выздоровеешь. И твой лечащий врач, доктор наук и умнейший мужик, тоже не сомневается в успехе. Просто от того удара у тебя шишка выросла не только снаружи, но и внутри. Все будет хорошо, родная. Как только поправишься, мы наденем на тебя твое белое платье и опять пойдём жениться. Катя заулыбалась, глаза вспыхнули радостным блеском, она попыталась что-то сказать тоже, но губы её не слушались и как бы устыдившись своего неуменя говорить, она ещё крепче прижалась пальчиками к Глебовой руке.

Антон

Вечером того же дня, после беседы с профессором и лечащим врачом, после трогательного свидания с больной Катей в палате, Глебу было тяжело возвращаться домой одному, и он позвонил из автомата Антону. Тот с радостью согласился встретиться. Но Глеб пригласил его к себе, в малосемейку, хотя раньше они встречались и «гудели» в Антоновой роскошной «хате». Антон явился вовремя и один, без очередной девушки, правда, с бутылкой хорошего коньяка. Выпили по рюмочке. Посидели. Угрюмый Глеб молчал. И Антон молчал тоже и налил попять коньяка в рюмочки, но Глеб пить отказался. Тогда Антон заговорил: