Саша Виндичанская - Карты веером. повести и рассказы

• Название: Карты веером. повести и рассказы
• Автор: Саша Виндичанская
• Жанр: Русское современное

Документальные рассказы и фантастические истории о смешных, несчастных, милых и прекрасных людях. Иногда я смеюсь с ними, иногда – плачу. Надеюсь, вы их тоже полюбите.

---

Дойдя до матраца, вежливо спрашивают у бомжей: это ваше?

Женщина милостиво отмахивает: забирайте, нам эта рухлядь больше не нужна.

Тихонько подрагивая, они закуривают один бычок на двоих и приходят в себя на скамеечке, любуясь романтическим идеалом: гладью моря, матовой после рассвета.

Жизнь потихоньку налаживается.

Уголино, сын министра

Рождение моей старшей дочки Женечки было отмечено «отпуском» цен. Правительство сказалo: гуляйте! Хватит жаловаться на пустоту! Нельзя жаловаться на то, чего нет! Вот вам батончики, сыр пошехонский, постное и коровье масла. Конечно, счастья было много, особенно от батончиков «Рот Фронт». Но скоро выяснилось, что жалобы не исчезают, а по закону сохранения вещества перетекают в иные виды, печально-российские:

«Во кармане ветер дует, ветер дует,

Кошелек гремит-то лишь пустой!»2

Ну, и, оказалось, что рассчитывать особенно не на кого. Кроме маминых долларов, пересылаемых с оказией, больше доходов не было. Пособие по уходу я брала раз в три месяца, иначе не стоило и ехать. Но были добрые люди, и они мне находили учеников.

В их числе, например, была известная спортивная массажистка Маша, которую я обучала сольфеджио.

Она хорошо продвигалась и платила не дурацкими бумажками, а профессиональными массажами, исправив сколиоз и дав вообще представление о том, как это – ухаживать за собой. Я бы с удовольствием научила ее и теории, и гармонии, и полифонии – а она бы довела мое тело до совершенства. Но Машенька забеременела, и не понятно, от кого, и занятия наши прекратились.

Ну, и, конечно, Уголино, Сын Министра. Его нашла Татьяна Романовна, певица из вокального кружка3, где прежде я аккомпанировала.

– Парень, – говорит – жаждет искусства и творчества, а денег куры не клюют.

Он вошел, и я растерялась.

Огромного роста брюнет, художественно взлохмаченный, но с аккуратной бородкой – по-моему, такая штучка называется эспаньолкой? – и очень, очень серьезный. Он сказал, что пишет романсы на стихи поэтов серебряного века. Но записать их нотами не может.

И стал исполнять.

Первым произведением оказался романс на стихи о паже и королеве. Уголино встал передо мной, набрал воздуха и взревел:

– Это! было! у моря.!
Где! лазурная! пена!…

Я подскочила!… Какой там Северянин? Ричард Львиное Сердце! Вильгельм Завоеватель!

Особо с ним делать было нечего, и незачем… Kлянусь, музыкой и не пахло. Но приползла семимесячная уписавшаяся Женя, собрав мокрыми штанами всю пыль в коридоре и засмеялась. Ей понравилась мелодекламация, и мы с Уголино стали петь с аккомпанементом.

Аккомпанемент помог Уголино найти некое мелодическое направление, впрочем, неопределенное. Но кто не слушал два раза подряд, мог бы и похвалить. С гармонией дело обстояло хуже: при проверке выяснилось, что он не различает мажор и минор. Поэтому я стала позволять себе вольности: раз – в мажоре, раз – в миноре… Как карта ляжет!

Женя смеялась по-прежнему, Уголино отсчитывал купюры, и мы потихоньку стали попивать чаек после уроков. Уголино рассказал о себе. Он, конечно, нигде не мог работать и развелся с женой, которая его не понимала…

Папа-министр снабжал его деньгами, а мечтал Уголино о покорении Бродвея. Он находился в процессе сочинения мюзикла – помеси «JCS»,» Вестсайдской истории» и «Хоакина Мурьеты».

Т.е., хорошего главного героя не понимают и все время хотят от… дить.

Он увлеченно сочинял рэпоподобные диалоги, только по-русски.

А на каком же еще??

Покорение Бродвея – дело нелегкое, о чем неловко было говорить Уголино. Тем более, что он находился в поиске подруги, способной понять. Друзья мои, если б Уголино отличал мажор от минора, я бы его поняла! Клянусь!

Было что-то невероятно симпатично-жалкое в сочетании прекрасного экстерьера и душевной неприкаянности. В страстности мечты – а он творил непрестанно, разговаривая сам с собой, пугая прохожих и родственников – и в неспособности, бессилии ее воплотить.

Потихоньку наши уроки стали происходить с большими перерывами – Уголино нашел подругу, а я все не могла определиться, где жить.

Лет через пять я увидала его по телеку, но не в репортаже с Бродвея, а в какой-то экономической передаче. Уголино снисходительно давал ответы на всякие хитрые провокационные вопросы. Бородку сбрил и очевидно, мысли тоже утилизировал. Мне он понравился, смятения в глазах больше не было.

***********

Почему я назвала своего героя Уголино?

В рассказе Андерсена «Тетушка» описывается, как с галерки в «темницу, где Уголино умирал от голода, упала колбаса и два яблока». Запомнилось имя персонажа, преследуемого на сцене. А с историей настоящего Уголино я познакомилась позже. Но переделывать уже не буду.

Великий и Ужасный

Как-то раз, будучи в нееврейской стране на еврейский Новый год – Рош-а-Шана – мы пошли с родственниками к их друзьям-евреям. Собственно, к дочке друзей- евреев. Она замужем за кубинцем и хочет своего маленького сына, а также и мужа приобщить к иудейским ценностям. Oба надели белоснежные кипы и выглядели торжественно.

Меня тоже пытались приобщить: к изготовлению «гефилте фиш». Но, во-первых, на чужих кухнях никогда так не получается, как на своей. (Моя правота подтвердилась: одна дама-доброволец сломала хозяйский миксер, перед этим испортив им сразу две отличные вещи: яичный салат и печеночный паштет.)

Bо-вторых, оказалось, что в отличие от наших палестин, в их палестинах рыбники не потрошат и не снимают кожу. А я этого тоже не умею. Как-то на Урале мне поручили свежепойманных карасей, они стали трепыхаться в руках… в общем, не вышло.

В итоге обошлись «храйме» – острой рыбой по-мароккански, сделанной хозяйкой дома – очень вкусной, но с «храйме» ничего общего не имеющего – и осетром на банановом листе. Тоже очень кошерно. Зато вино было израильское, внушающее гостям уважительный трепет.

После трапезы и выпитого потекли рассказы, притчи и анекдоты. Анекдоты обычно появляются к концу вечера, когда отяжелевший дух не в силах передать телу чего-нибудь длинного и философского.

Но еще до этой стадии отец хозяйки – глава клана по умолчанию – рассказал историю. Я ее передаю, как запомнила.

*************

Иосиф – автор – человек, как сейчас принято говорить, харизматичный.

Живописный: с седыми кудрями, скуластый, широкогрудый, хоть и небольшого роста. Артист – голос звучный, богатый, полный достоинства. Ну, и судя по его жилищу, путешествиям и т. д. – добился в жизни многого, что тоже придает уверенности в себе.

Вышло так, что у жены Иосифа есть родственник в одной далекой южной стране. И они туда ездят: плавать на яхте, жевать кокосы, есть бананы…

Hастал момент, когда сын родственника решил жениться.

Иосиф купил подарки и билеты, а накануне отъезда пригласивший вдруг позвонил и прокричал в возбуждении, чтобы Иосиф взял халат.

Халат Иосифа – не банный. А просто наш герой происходит из Ташкента. Его семью туда эвакуировали во время войны. И, как многие, оставшиеся там жить надолго после войны, он имеет бухарский халат, хоть к бухарским вроде не относится. Халат не простой – синий стеганый в полосочку – а бордовый, расшитый золотыми магендавидами, шофарами, менорами и другими атрибутами иудейского богослужения. Просьбу взять халат родственник обещал объяснить на месте.

И вот, в столице тропической страны с таким же тропическим именем, яростно толкая тележки с чемоданами, он громко объяснял. Оказалось, что сын женится не на еврейке, а как раз на коренной жительнице страны, с прекрасным именем Консуэло. И свадьбу решено было провести по двум обрядам: иудейскому и протестантскому. Так вышло в жизни.

Пастор с лошадиным лицом согласился, он любил свадьбы, сопровождаемые архаическими обрядами индейцев, когда полуголые смуглые девы ритмично прыгают. С раввином же вышла незадача.

Раввин сефардской общины – точнее, двухсот имеющихся сефардов – узнав, что невестка – гоя, выкатил черные глаза и потерял дар речи.

Раввин ашкеназский, чья паства составляла ровно семьдесят три иудея, загадочно посмотрел куда-то в сторону и вверх, помолчал. Потом спросил, когда свадьба. Услышав, что в субботу, обвел все то же пространство сверху в стороне жалобным взглядом и сказал:

– Э-э-э… это великий грех… Вам нужно будет очень и очень много пожертвовать на строительство нашей ешивы…

Потом, видимо, вспомнив, что младенцев мужского пола среди семидесяти трех ему вверенных нет, покраснел и сказал:

– … для девочек.

Родственник, узнав, сколько составляет пожертвование, тоже покраснел и побежал звонить Иосифу.