Андрей Иванов - Интервенция против мировой революции. Разведывательная предыстория «Северной экспедиции» Антанты (1917—1918 гг.)

• Название: Интервенция против мировой революции. Разведывательная предыстория «Северной экспедиции» Антанты (1917—1918 гг.)
• Автор: Андрей Иванов
• Жанр: Прочая научная литература

Монография посвящена исследованию и реконструкции процесса подготовки, организации и осуществления политики интервенции против Советской России разведывательными и контрразведывательными органами Британской Империи. Книга написана на базе анализа широкого круга отечественных и зарубежных источников и адресована всем, кто интересуется историей секретных служб начала XX века.

---

Благодаря этому, как справедливо заметили Дж. Броунли и Ф. К. Эбью, к началу XX века большинство политиков и членов научного сообщества на Западе признали существование у мировых держав права на осуществление вооруженной интервенции, если она не является «односторонней акцией, проводимой вооруженными силами одного государства на территории другого»161. Конечно, на тот момент коалиционный формат вмешательств находился в стадии становления, так как был осложнен отсутствием постоянно действовавших крупных военно-политических блоков, однако коллективные операции сулили гораздо больше шансов на успех.

Данная точка зрения была озвучена, к примеру, Министром иностранных дел Российской Империи К. В. Нессельроде при рассмотрении в 1830 году вопроса об отправке русских войск для подавления Бельгийской революции: «посылка помощи королю Нидерландов», – писал министр, – «поставит нас перед выполнением двойной задачи: помочь ему привести к послушанию его восставших подданных и не допустить, чтобы наша интервенция привела к всеобщей войне. Но для достижения этой цели необходимо сотрудничество Англии, так как мы знаем, что это единственное средство воздействовать на французских революционеров»162. В свою очередь, взаимный контроль участников интервенции позволил бы избежать ее чрезмерной эскалации.

Между тем, в начале XX века в международном праве появляются новые ограничительные механизмы интервенций и вторжений. В частности, в 1902 году Министр иностранных дел Аргентины Л. М. Драго выступил с предложением исключить из практики международных отношений вооруженные методы взимания долгов по государственным займам163. Эта доктрина легла в основу «конвенции Драго – Портера» 1907 года, которую до начала Первой мировой войны ратифицировали 17 стран, включая Россию, Великобританию, Францию и США.

В то же время, даже подписание таких документов не во всем способствовало снижению интервенционной активности. Для понимания проблемы следует учесть, что в отличие от вторжения, которое осуществляется исключительно за счет открытого применения вооруженной силы, при интервенции используется гораздо более широкий методический арсенал. К примеру, вмешательство может осуществляться с помощью специальных разведывательно-диверсионных органов, а также средств дипломатии (формами интервенции могут быть названы политические убийства, шантаж, организация заговоров и переворотов и др.164). Отсюда, различают открытые и скрытые интервенции – если первые проводятся с открытым применением военной силы, то вторые реализуются с помощью секретных, негласных методов и средств. В современных условиях эта особенность интервенций приобрела большую актуальность, и во внешнеполитических конфликтах цели сторон все чаще достигаются не за счет прямого вооруженного воздействия, а с использованием альтернативных форм: диверсионных, экономических, дипломатических, информационных, психологических и т. д.165

В этой связи российский военный специалист В. А. Золотарев считает, что «новую эпоху „невоинствующих“ войн, в которых политические цели достигаются не посредством прямого вооруженного вмешательства, а путем применения иных форм насилия, подрыва мощи противника изнутри»166 открыло политическое противостояние СССР и США во второй половине XX века. Тем не менее, можно утверждать, что начало этой «эпохи» было связано, скорее, с Первой мировой войной, когда использование разведывательно-диверсионных средств для инспирирования внутриполитической дестабилизации противников приобрело большие масштабы. Подобные методы с разной степенью успешности применялись как державами Антанты, так и Тройственного Союза.

В дальнейшем, широкое распространение получила, например, экономическая интервенция, включающая в себя финансирование оппозиционных сил; провоцирование забастовок; подделку национальной валюты; введение санкций экономического характера и т. д167. Такие методы применялись в 1951 году в отношении Китая после его вступления в Корейскую войну, в 1972—1973 годах в Чили, в 1980-х годах – против Никарагуа и т. д. Даже деятельность Коминтерна по финансированию социалистических партий и групп в Европе и за ее пределами может считать формой экономической интервенции.

В этой связи вновь обратимся к решению Международного суда ОНН по делу «Никарагуа против США». В данном документе содержалось достаточно любопытное указание на то, что «помощь повстанцам в виде поставок оружия или оказания тыловой либо иной помощи», будучи формой интервенции, не является формой «вооруженного нападения»168. Тем самым, возможность осуществления невооруженных интервенций была признана официально. Специфичность подобных конфликтов и отсутствие в историко-правовой научной литературе детальных исследований этой разновидности операций заставляет при изучении «скрытых» интервенций обращаться к достижениям других гуманитарных дисциплин – в частности, для решения этой задачи целесообразно использовать принципы конфликтологии.

В целом, с точки зрения этой науки, в международных столкновениях существуют два доминирующих типа поведения участников, связанных с их мотивацией: ресурсный и демонстрационный. Первый тип направлен на получение доступа или перераспределение определенного материального (территория, полезные ископаемые и т.д.) или нематериального (популярность, влияние и т.д.) ресурса, являющегося ценным для всех участников конфликта. Второй тип поведения связан с желанием наказать виновного в преступлении, нарушении нравственных норм или обезопасить себя от аналогичных проявлений169.

Применительно к событиям 1917—1919 годов, большинство советских и часть зарубежных исследователей (как станет видно из дальнейшего историографического обзора) связывали мотивацию стран Антанты именно с последним пунктом. В таком ключе капиталистические страны с помощью интервенции стремились противостоять «революционизирующему влиянию» победы в России социалистов на их собственное внутриполитическое развитие. Как писал об этом В. И. Ленин, «англичане и американцы выступают в качестве палачей и жандармов русской свободы»170.

В психологии конфликта такое поведение часто называется «аффективным» – оно представляет собой рефлективную, нерациональную реакцию на любое, даже относительно малозначительное событие, вызывающе, тем не менее, действие непропорционально большой мощности171. Отчасти, с этим подходом можно согласиться, поскольку экономические проблемы РСФСР в исследуемый период не позволяют считать ресурсную мотивацию основной, по крайней мере, на начальном этапе военной операции.

Вместе с тем, определение единого для всех участников интервенции объекта конфликта осложнено его мультисубъектным характером. Анализ заявлений лидеров противоборствующих лагерей позволяет выявить три проблемы, ставшие фундаментом для развития противоречий между представителями Советской власти, их внутренними и внешними оппонентами:

выход России из Мировой войны, зафиксированный Брестским мирным договором;

установление в России однопартийной системы с правлением членов РСДРП (б);

распространение революционного опыта России на остальной мир (мировая революция).

Характерно, что участники интервенции были озабочены этими проблемами в абсолютно разной степени, и актуальность для отдельных стран Антанты они приобретали в разное время. Вообще, представления Запада о русской революции, большевизме и возможностях интервенционных войск менялись (порой кардинально) с течением времени. Как следствие, действия стран-участниц интервенции часто были разнонаправлены, создавая видимость полного внешнеполитического хаоса вокруг Советской Республики.

Надо также учитывать, что план грядущей революции не может быть в мельчайших деталях составлен до ее начала – как писал Ф. Энгельс в письме В. И. Засулич, «люди, совершившие революцию, на следующий день осознают, что совершенная ими революция нисколько не похожа на ту, которую они хотели совершить»172. Исходя из этого, необходимо подвергнуть сомнению и возможность существования какого-либо отчетливого плана у лагеря противников пришедших к власти революционеров.

Интересно, что советские политики выражали согласие с таким подходом. Например, Л. И. Брежнев в июне 1976 года высказывался по этому поводу следующим образом: «Там, где эксплуататорский строй оказывается под угрозой, там, где в ходе борьбы берут верх силы национального и социального освобождения, силы демократические, империализм предпринимает лихорадочные попытки скоординировать свои контратаки»173. Иными словами, лишь с началом революции начинается процесс международного противодействия ее распространению, который носит бессистемный, неподготовленный характер.