Елена Ровенко - Время в философском и художественном мышлении. Анри Бергсон, Клод Дебюсси, Одилон Редон

• Название: Время в философском и художественном мышлении. Анри Бергсон, Клод Дебюсси, Одилон Редон
• Автор: Елена Ровенко
• Жанр: Философия
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-89826-467-3

В книге исследуются рецепция и интерпретация базовых онтологических категорий – времени, пространства, материи – во французской философии и искусстве (музыка и живопись) рубежа XIX–XX веков. Выявляется соответствие двух картин мира, создаваемых каждой из этих областей человеческого духа. В орбиту изучения попадают наиболее примечательные фигуры, новации которых отражают кардинальный поворот в философском и художественном мышлении, прежде всего – с точки зрения трактовки важнейшей для миропонимания рубежа столетий категории времени. Философия Анри Бергсона, музыка Клода Дебюсси, фантазии Одилона Редона вступают на страницах книги в диалог, окрашенный в онтологические тона.

---

Впрочем, действительно ли истинному восприятию мира, которое дарует нам искусство, присуща направленность? Бергсон ведь весьма недвусмысленно говорит об отречении от действия: обычный человек «ослеплен деятельностью»[764], «жить – значит действовать», «значит воспринимать от вещей лишь полезные впечатления, чтобы отвечать на них соответствующим воздействием»[765]. Именно деятельности свойственна направленность на объект; восприятие мира, несвободное от практической заинтересованности, таким образом, хотя бы потенциально содержит в себе означенную направленность. Такое восприятие знакомо каждому.

Напротив, души художников – это «души, более далекие от жизни»[766]. Роль искусства, по Бергсону, и состоит в том, чтобы «поставить нас с самой действительностью лицом к лицу», устранив все «практически полезные символы»[767], скрывающие от нас реальность. Художникам свойственна «естественная отчужденность» («detachement naturel»[768]) от жизни; полная отчужденность в идеале подразумевает такое существование, когда душа не соприкасается «ни одним из своих восприятий с действием»[769].

Что подразумевает Бергсон под отчужденностью? Разумеется, если это отрыв от реальности как таковой, от самой сущности жизни, то тогда ни о каком очищенном восприятии, проникающем в самую суть вещей, за покровы реальности, не может быть и речи: ведь, как мы помним, согласно Бергсону, для подлинного вживания в реальность необходима интуиция как симпатия, как контакт с миром. Следовательно, «отчужденность» – это не отстранение от мира, это отстранение от практического использования вещей, то есть от утилитарного действия над миром. Действие же, направленное на соприкосновение с миром и проникающее в глубь реальности, абсолютно непреложно. Это «активное созерцание», созерцание, освященное сознательным усилием.

Справедливости ради нужно сразу предупредить, что предложенный вывод таит в себе один довольно острый подводный камень. Все дело в том, что у Бергсона настоящее чистое восприятие – это недостижимый предел, хотя у нас и нет права охарактеризовать этот предел как абстрактный или логический. И в пределе оказывается, что истинное чистое восприятие, прежде всего, бессознательно, во-вторых, моментально[770]!

Чтобы продолжить разговор об имплицитной эстетике Бергсона, никак нельзя обойти стороной данную проблему. Скажем прямо: видимо, перед нами одно из скрытых противоречий бергсоновского учения, которое можно по-своему разрешить, интерпретировав (в соответствии с бергсоновской логикой ретроспекции) те или иные высказывания философа. Но в рамках самого его учения это противоречие не разрешено, а может быть, и неразрешимо. Поистине, создавая «Смех» (1899), Бергсон «забыл» о том, что писал в «Материи и памяти» (1896). По Бергсону, предметы материального мира[771] «всеми своими точками воздействуют на все точки других» предметов. «Они, следовательно, являются центрами сил, между которыми непрерывно осуществляются динамические взаимодействия»[772], – комментирует И. Блауберг. Так вот, бергсоновское чистое восприятие – это совокупность динамических взаимодействий между центрами сил, взаимодействий, которые пронизывают всю материю[773]. Это восприятие мгновенно (то есть не требует погружения в la durée, а значит, не апеллирует к памяти), бессознательно, исходно (первично), оно изначально присуще материи и поэтому, согласно Бергсону, не нужно задаваться вопросом, откуда оно взялось. Вывод же таков: «…восприятие, присущее любой материальной, лишенной сознания точке, при всей своей моментальности, бесконечно более обширно и полно, чем наше, так как эта точка получает и передает воздействия всех точек материального мира, тогда как нашего сознания достигают лишь некоторые его части и некоторые стороны»[774].

Из всего сказанного вытекают два совершенно закономерных вопроса. Если чистое восприятие бессознательно, то как оно может осуществляться при эстетическом постижении реальности, ведь тут в любом случае есть воспринимающее сознание? Если чистое восприятие мгновенно, то как возможно созерцание, длительный контакт с реальностью, необходимый, по Бергсону, для истинного проникновения в предмет[775]?

Итак, вот нелегко разрешаемая дилемма: либо мы признаем достижимость чистого восприятия путем элиминации сознания, памяти и длительности (!), либо мы смиряемся с невозможностью подлинного проникновения в реальность, и тогда миссия интуиции становится невыполнимой (!), авсе ее замечательные свойства, описываемые Бергсоном, предстают лишь манящим идеалом. Что принести в жертву: чистую длительность и сознание или чистое восприятие и интуицию? Впрочем, может быть, прав Жиль Делёз, когда говорит об одержимости Бергсона чистотой[776]? Если в реальности все перемешано, а чистыми могут быть лишь тенденции, то, ставя в соответствие композитам[777] чистое восприятие, мы рискуем соотнести разные по природе (а не по степени) явления, чего так стремился избегать сам Бергсон[778]! Стоит нам последовать за Делёзом (а в данном случае это очень даже уместно), мы придем к тому, что чистое восприятие виртуально, а реальное восприятие нельзя назвать чистым. «Можно было бы сказать, что сам объект сливается с чистым виртуальным восприятием – в то время, как наше реальное восприятие сливается с объектом, от которого оно отбросило лишь то, что на самом деле нас не интересовало»[779].

Вообще, видимо, чистое восприятие потому и мгновенно, что бессознательно, и наоборот. В самом деле, ведь сознание предполагает длительность. Чистое восприятие потому и невозможно в абсолютной форме, что длительность не может обернуться мгновенностью, коль скоро она у Бергсона субстанциальна, а значит, первична. Онтологическая первичность длительности в корне отличается от первичности бессознательного и моментального чистого восприятия: первичность la durée подтверждается свойствами реальности, первичность восприятия просто конституируется Бергсоном в качестве аксиомы, которую следует принять, а не доказывать.

На самом деле свернуть время в точку, где оно отсутствует, невозможно, как невозможно из бытия вывести небытие: не потому, что последнее первично, а потому, что оно, по Бергсону, нереально. Так же нереально и не длящееся мгновение, вернее, мгновение, совсем не содержащее длительности. Далее, если при чистом восприятии само оно может быть определено как поле, пронизанное пучками силовых линий, то отсюда проистекает возможность действенной интуиции, осуществляющейся при созерцании, как ни похоже на оксюморон данное утверждение. Действительно, если динамические линии идут от центров сил (то есть образов), группируясь вокруг них, то интуиция, распространяясь вдоль одной из таких линий, становится векторной. Но при этом воспринимающее сознание никуда не перемещается, оно достигает предмета виртуально, а не физически. Недаром актуальное восприятие в письмах Ж. Лешала Бергсон практически отождествляет с чистым восприятием[780]. Весь этот процесс становится возможным именно потому, что Бергсон недвусмысленно заявляет о виртуальном нахождении нашего «я» в самом воспринимаемом предмете. А поскольку такое пребывание «я» происходит только при восприятии, постольку само восприятие становится не просто актуальным, но и активным, действенным – при сохранении позиции наблюдателя. Впрочем, сам философ не дает никаких комментариев на этот счет, так что все приведенные рассуждения остаются лишь интерпретацией его учения.

Выход из лабиринта в том, чтобы не выбирать альтернативу и ничем не жертвовать. Чтобы не опасаться, вслед за Бергсоном, смешать вещи, различные по природе, нужно просто признать, вслед за Делёзом, что в реальности и так все перемешано. Поэтому, чтобы сохранить чистоту опыта такой реальности и чистоту мышления, надо в качестве нити Ариадны выбрать «почти». То самое «почти», которое мешает достижению чистоты: чистота в пределе виртуальна, нам нужна реальность, поэтому все, что препятствует абсолютной чистоте, помогает обрести реальность. Каковы же эти «почти»?

Первое «почти» касается онтологического вопроса о том, может ли быть восприятие, имманентное материи, в полном смысле слова бессознательным. Напомним, что концепция Бергсона de facto монистична, хотя de jure наполнена дуалистическими построениями и оппозициями «дух – материя» в разных вариантах. Так вот, раз в материи, по Бергсону, все же есть сознание, то чистое восприятие не может быть совершенно бессознательным, а значит, и совершенно мгновенным[781]. Кроме того, в некоторых высказываниях философа понятие «бессознательное» принимает не отрицательное, а наполненное всецело позитивным смыслом звучание. «Бессознательное» – это, скажем так, не «то, что не обладает сознанием», а «то, что виртуально». Делёз, создавая приведенную выше интерпретацию, был весьма проницателен. «Правду говоря, ваше „я“ не в большей мере пребывает в вашем мозге, чем во внешнем объекте; оно – повсюду, где находится одно из его представлений, иными словами, оно виртуально (или бессознательно) пребывает во всем воспринимаемом, а актуально – во всем воспринятом»[782], – провозглашает Бергсон. Итак, материя бессознательна в том смысле, что сознание в ней виртуально; поэтому она, собственно говоря, не бессознательна, а почти бессознательна[783]. А значит, восприятие не моментально, а почти моментально. Это почти не имеет отношения к чистому восприятию, взятому в виртуальном плане, но без него немыслима реальность. Поэтому никакой элиминации сознания не происходит. А значит, реальное восприятие всегда сознательно, просто мера присутствия сознания в нем различна.