Владимир Хотиненко - Зеркало для России

• Название: Зеркало для России
• Автор: Владимир Хотиненко
• Жанр: Кино, театр
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-699-90982-7

Это первая книга знаменитого кинорежиссера Владимира Хотиненко, лауреата многих международных и отечественных кинопремий. Все фильмы, снятые им, посвящены судьбе России в разные периоды ее истории – от далекого Смутного времени XVII века до животрепещущих тем современности.

Никогда не гонясь за конъюнктурой, Владимир Хотиненко в работе над каждой картиной стремится прикоснуться к метафизической природе России, к ее вечной тайне. Картины «Зеркало для героя», «Макаров», «Мусульманин», «72 метра» давно стали классикой. Новые его картины «Гибель империи», «1612», «Поп», «Достоевский», «Бесы» пересматриваются зрителем по многу раз. Каким же был непростой путь режиссера к успеху?

Детство в маленьком алтайском городке, работа на тракторном заводе, учеба в Архитектурном институте Свердловска, служба во внутренних войсках с конвоированием заключенных… и наконец судьбоносная встреча с Никитой Михалковым. Работа декоратором, художником и ассистентом режиссера. Первые трудности и неудачи на режиссерском поприще… Но словно все перипетии жизни готовили режиссера к его главным работам.

Обо всем этом сам Владимир Иванович Хотиненко рассказывает в этой книге.

---

Фактически нашей идеей стал дом-палатка. Казалось бы, любую палатку люди сами могут растянуть, поставить. Но ведь после удара стихии люди измучены, потрясены, может быть, ранены. Поэтому нужно что-то такое, что предельно быстро и минимальными усилиями можно развернуть. Да и не всякая палатка спасет от сильного мороза или ветра. Здесь нужен был целый комплекс, но предельно компактный, функциональный, легкий, простой в установке.

За работой над дипломным проектом

И вот к чему мы в итоге пришли. С самолета или вертолета сбрасывалась людям, терпящим бедствие, такая кассета, где-то 2,5 на 2,5 метра, а в высоту всего сантиметров 80. Конечно, можно было кассеты и автомобилями завозить, но если нет дороги, то кассеты сбрасывались. Вот эта коробочка устанавливается на земле более или менее ровненько. Потом нажимается кнопка, и за счет того, что стены надуваемые, она разворачивалась, и получался домик, причем с жестким потолком и жестким полом. Там и двери обнаруживались, застегивались. Все остальное в домик вкладывалось. Газовая плита (с маленьким газовым баллончиком) и все вещи первой необходимости. Вот такой должен был выпасть из самолета набор.

Когда я учился в институте, мне даже в голову не могло прийти, что я буду заниматься режиссурой! А ведь все шло к этому.

В нашем домике были даже небольшие круглые окошки. Затем могли быть сброшены специальные балки, с помощью которых несколько таких домиков можно было собрать в жесткую конструкцию, с приличным пространством внутри, которое тоже можно было замечательно использовать.

Я потом эту идею использовал, когда свой диплом делал. А для диплома я взял разрабатывать плавучую атомную электростанцию. И там использовал вот эти домики для своего проекта. Вот моя атомная станция пристает к берегу, уверенно переходит на стационарный режим и, чтобы наладить поскорее работу коллектива, тут же на берегу организуется поселочек.

Так что диплом я на «отлично» защитил.

Наша «Машина времени» порой меняла имидж…

А вот на международном конкурсе мы ничего тогда не получили. Даже в финал не попали, хотя наши идеи понравились. Это, пожалуй, был первый мой опыт выхода «на международную арену». И опыт очень необычный. Он ведь был в полной мере оригинальным. Ни на одном курсе у учившихся до нас студентов-архитекторов подобного проекта не было!

К нам в институт тогда, кстати, и дочки Ельцина заглядывали, тогдашнего первого секретаря Свердловского обкома КПСС. К тому времени, когда я свой диплом делал, мы с ними почти подружились.

Архитектурный институт стал одним из самых важных периодов в моей жизни. Первой магистральной колеей. Во-первых, занятие архитектурой уже позволяло реализовываться каким-то амбициям. Во-вторых, это само по себе очень хорошее образование. Оно образовывает практически во всех сферах жизни. Такое полное-полное образование. От естественнонаучных дисциплин (сопромата, матанализа и всяческой техники) до высокого искусства. Кстати, любопытно: когда я поступал в институт, для меня Ван Гог как художник не существовал, хоть я и знал, что был такой… Ну, забавный парень, не очень хорошо умеющий рисовать, – я, в общем, тоже так могу. А через несколько лет учебы в архитектурном Ван Гог стал для меня одним из самых любимых художников. Это то, что может с человеком произойти, если он нащупал верный вектор своего движения. Это как книга: если ты не знаешь, скажем, английского языка, то и книжку на нем не прочтешь. У тебя она будет в руках или на книжной полке, совсем рядом, эта книжка, но ты ничего в ней так и не поймешь.

Потом даже Никита Михалков мне сказал: «У тебя какие-то картины архитектурные». Действительно, архитектурное образование дает мне возможность всегда, даже на подсознании, чувствовать конструкцию произведения, будь то здание, скульптурная группа или кинолента.

Причем, когда я учился в институте, мне даже в голову не могло прийти, что я буду заниматься режиссурой! А ведь все шло к этому. Когда я заканчивал институт, в голове уже сидели новые проекты… Как раз примерно в это время в Париже построили на Пляс Бобур Центр Помпиду. Вот это для меня был стоящий проект! А когда я вышел за ворота института, у меня как шоры, как пелена какая-то вдруг с глаз упала. И внезапно я понял: какое Пляс Бобур?! Вот тебе Клуб железнодорожников! Дворец культуры в лучшем случае! Вот и все, что тебя ждет! И раньше все это можно было понять, конечно. Но пока ты учишься, пока ты в соприкосновении с гениальными образцами, ты все равно живешь иллюзиями… Ты что-то придумываешь, чертишь, рисуешь и думаешь: вот же, оно на бумаге уже существует. Сейчас даже термин такой есть «бумажная архитектура» – проекты, которые никогда не будут реализованы, так и останутся только на чертежах и в макетах. А я уже тогда был именно такой «бумажный» архитектор. Это как пьесы для чтения. Пьесы, которые не для постановки пишутся, а только для того, чтобы их читать. И это меня сокрушило. Потому что к тому времени я уже достаточно набрался чего-то очень стоящего плюс мои амбиции… То есть рутинные, халтурные проекты и проектики меня не интересовали вообще.

Впрочем, я еще пометался некоторое время. Мне предложили, естественно, аспирантуру, потому что институт я очень хорошо закончил. Но мне тогда подумалось, что аспирантура – это агония. Или, скажем, добавленное время в матче с разгромным счетом.

Архитектурный институт стал одним из самых важных периодов в моей жизни. Первой магистральной колеей.

Мне говорили: заодно от армии уйдешь. Потом появилась возможность осесть в Подмосковье. В одном из городов Московской области жили добрые знакомые моих родителей. Были там не последними людьми, со временем обзавелись связями, и в итоге с их подачи меня пригласили туда – жить и работать. Я мог стать в одночасье главным архитектором города. Шутка ли – живописные места Подмосковья, столица рядом, главный архитектор города! Дали бы квартиру, конечно. Жизнь, казалось, уже становилась какой-то человеческой. Налаженной, комфортной.

Помню, ночь провел в раздумьях, почти не спал. И утром сказал «нет». Даже не помню почему. Все было уж чересчур соблазнительно. И я, тем не менее, сказал «нет». Вернулся в Свердловск и сдался в армию. Сам пришел в военкомат и сказал: «Хочу служить в армии».

Несмотря на некоторую спонтанность, даже взбалмошность, для меня это было рациональное, очень трезвое решение. Ведь если не армия, значит, надо идти отрабатывать «молодым специалистом» три года, чтобы получить свободу. И я понял, что мне нужно срочно повернуть в какую-то другую сторону.

В армии мне нужно было служить всего год. Но все равно казалось – новый опыт получу, хоть какая-то польза будет. Ни на секунду не подумалось, что этот путь окажется таким промыслительным. Но не буду забегать вперед.

Я из Свердловска уходил в армию, мама приехала меня провожать, очень несчастная: «Ну что же ты, сын, с ума сошел?» Впрочем, надеялась, что, может, хоть в армии я образумлюсь и вернусь на архитектурную стезю. Очень сокрушалась, ей так нравилось, что ее сын получил такое замечательное образование, стал архитектором, она с гордостью говорила всем: «А мой-то, мой-то…» Особенно тем своим подружкам, которые в свое время (я же ведь родился недоношенным) сетовали: «Эх, Валя, не жилец он у тебя». А я – надо же, архитектором стал! И вдруг это все рушится. Я понимаю, как им больно было – маме и отцу.

Внутренние войска

Конечно, поначалу было тяжко. Каким бы «рациональным» ни было это мое решение, такого я не ожидал. В учебке ты просто не знаешь ни где ты, ни что ты. Носишься, выполняя самые бессмысленные или развеселые приказы; ты – никто. К этому довольно сложно привыкнуть. Ты не просто ноль, а даже отрицательная величина – ведь вокруг пацаны желторотые выполняют те же дуболомные команды, а я все-таки взрослым человеком себя уже чувствовал. Дипломированным архитектором! В 1976 году мне было 24 года. А со мной служила пацанва восемнадцатилетняя.

Но рано или поздно все заканчивается, кончилась и учебка. Меня определили во внутренние войска. Часть наша находилась в Свердловске.

Здесь мне посчастливилось узнать, что за специфический контингент служит во внутренних войсках. Так ведь и служба специфическая, да еще и с оружием. Причем «внутренние войска» – очень широкое понятие. Я служил не просто во внутренних, а в конвойных. К примеру, писатель Сергей Довлатов тоже служил в конвойных, но он на вышке стоял. Ему там конвоировать – плевое дело. А мы развозили по всей стране заключенных в вагонах, которые – оскорбительно для премьер-министра Петра Столыпина – так и назывались столыпинскими. Столыпин-то их придумал совсем для другого. В этом вагоне – купе, только стенки между ними не сплошные, а решетчатые. И если в нормальном купе размещаются по четыре человека, то в столыпинском – человек по 10–15. И еще одни нары сверху. В общем, весь вагон набит людьми.