Кэтрин Терстон - Член парламента

• Название: Член парламента
• Автор: Кэтрин Терстон
• Жанр: Проза

«Вечером 23-го января, некоторые улицы Лондона покрылись таким непроницаемым туманом, какого не бывало уже много лет. Это само по себе незначительное явление природы оказало, однако, очень большое влияние на судьбу члена палаты общин, представителя Ист-Варка – такое же, как и пограничное восстание против Персии, поднявшееся в Хоросанской области. Первые известия об этом восстании пришли тоже к вечеру 23-го января, и к ним отнеслись сначала с недоверием и даже со смехом…»

---

Он подержал руку Чилькота в своей, потом сошел с тротуара и направился через улицу к Стрэнду.

Это все совершилось в одну секунду. Но в то время как он уходил, у Чилькота было странное чувство: ему казалось, что он что-то потерял. С минуту он стоял в нерешительности. Он снова ясно ощутил неприятную близость чужих лиц и неведомых голосов. Вдруг им овладело другое решение: он быстро повернулся и бросился вслед за высоким, стройным человеком, так комично похожим на него.

Он настиг незнакомца на полпути через Трафальгар-Сквэр. Он стоял на одном из маленьких каменных островов, о которые разбивается поток уличного движения, и ждал возможности перейти через улицу. При ярком свете фонаря Чилькот впервые заметил, что платье незнакомца, при поразительной аккуратности, было, однако, очень поношенное. При том открытии он почувствовал нечто более сильное, чем только изумление. Представление о бедности как будто не вязалось с самоуверенностью, сдержанностью и сильной индивидуальностью незнакомца. С несколько смущенной торопливостью, Чилькот сделал шаг вперед и коснулся его руки.

– Послушайте, – сказал он, когда незнакомец обернулся к нему. – Я пошел нагнать вас, чтобы предложить обмен карточками. Ведь никакого вреда от этого не произойдет ни для одного из нас, а я – я хотел бы несколько ближе познакомиться с моим вторым «я». – Он нервно засмеялся, вынимая свою визитную карточку.

Незнакомец молча поглядел на него. Во взоре его опить промелькнуло едва заметное недоверие, но вместе с тем в нем отразился и некоторый интерес; а глаза его переходили от пальцев Чилькота, нервно вынимавших карточку, к его бледному лицу с энергичным подбородком, прямым ртом и нависшими над серыми глазами прямыми бровями. Когда, наконец, ему протянута была карточка, он ее безмолвно взял и сунул в карман.

Чилькот посмотрел на него с какой-то жадностью:

– А ваша карточка? – сказал он.

Незнакомец несколько времени не отвечал, потом рассмеялся.

– Могу вам дать, если хотите. – Он поискал в жилетном кармане и дал карточку. – Вам мое имя ничего не скажет, – прибавил он. – Имя неудачника никого не может интересовать. – Он опять полу-иронически рассмеялся, потом спустился с островка и исчез в толпе.

Несколько времени еще Чилькот смотрел на место, с которого исчез незнакомец. Потом он поднял карточку к фонарю и прочел имя:

«М-р Джон Лодер, 13, Клифордс-Инн».

II.

На утро после этой туманной ночи Чилькот проснулся около девяти часов, как-раз в тот момент, когда его слуга Ольсоп прошел на кончиках пальцев через комнату и поставил поднос с утренним чаем на столике у постели.

Несколько минут Чилькот продолжал еще лежать с закрытыми глазами. Сознание необходимости открыть их с утра, – твердо зная, что именно он увидит, когда откроет их, – давило ему веки нестерпимой тяжестью. Тяжелая спущенные портьеры, плотно закрытые ставни, большая комната с пышной обстановкой и строгим сочетанием красок, все странное на-строение туманной лондонской зимы и, главным образом, молчаливая, почтительная и почтенная фигура Ольсопа – все это внушало ему полный ужас. Он пролежал еще с минуту, не подавая виду, что проснулся; он видел, как осторожно ступал Ольсоп. Потом пришло неизбежное:

– Девять часов, сэр!

Он открыл глаза, что-то пробормотал и опять опустил глаза.

Слуга подошел к окну, медленно раздвинул драпри и раскрыл наполовину ставни.

– Надеюсь, сэр, что вы сегодня лучше спали, – мягко сказал он.

Чилькот натянул одеяло на голову, чтобы защититься от дневного света, хотя и очень бледного в туманное зимнее утро.

– Да, лучше, – ответил он. – В первый раз меня не душили кошмары. – Он вздрогнул, вспоминая о прежних ночах. – Да не говорите вы лучше об этом, не напоминайте мне! Терпеть не могу, когда говорят все об одном и том же!

Он сказал это очень неприветливо. У него часто проявлялась детская раздражительность в разговоре о самых безразличных мелочах.

Ольсоп безмолвно выслушал его раздраженный ответ. Он прошел через всю комнату и сложил в порядке платье своего господина. Это опять послужило для Чилькота предлогом, чтобы рассердиться.

– Да это черт знает что такое! – воскликнул он. – Надоело мне это вечное повторение одного и того же. Я уже ясно представляю себе, как вы в день моих похорон аккуратно приготовите мой саван. Бросьте все это и приходите через полчаса!

Ольсоп пристально поглядел на лицо Чилькота, почти исчезавшее в большой кровати. Потом он отложил сюртук, который держал в руках, и направился к двери. Уже взявшись за ручку, он еще раз обернулся.

– Прикажете подать завтрак сюда, сэр, или сойдете вниз?

Чилькот натянул одеяло плотнее на плечи.

– Где угодно… нигде! – крикнул он. – Мне все равно.

Ольсоп тихо удалялся.

Когда Чилькот остался наедине, он сел в постели и поставил поднос с чаем на колени. Ему, очевидно, было трудно до боли сделать это движение. Он вынул платочек из-под подушки и вытер пот с лица; потом он поднял руку и, держа ее против света, стал разглядывать. Рука имела вялый вид и слегка дрожала. Он нервным движением поставил поднос на стол и соскочил с кровати. Быстро пройдя через комнату, он остановился у шкапа в стене и открыл дверцу. Оглянувшись вокруг себя, он протянул руку в глубину одной из полок. То, что он искал, было, очевидно, не трудно найти; он сейчас же отдернул руку, пошел от шкапа к столику подле камина и поставил на него пузырек с маленькими белыми лепешками. На столе стоял графин с виски, сифон и кувшин с водой. Он налил в стакан воды, прибавил немного виски, откупорил пузырек, боязливо оглянулся на дверь и потом с нервной торопливостью опустил нужное число лепешек в стакан.

Пока лекарство растворялось, он оперся одной рукой об стол и стал глядеть на пол, очевидно стараясь преодолеть свое нетерпение. Едва лепешки растворились, как он уже схватил стакан и опустошил его одним глотком. После того он снова спрятал пузырек в шкап и с легкой дрожью слова скользнул в постель.

Когда Ольсоп вернулся, Чилькот сидел, опершись на подушки; чашка с чаем стояла пустая на столике, и он держал во рту папироску. Раздражительность его исчезла. Он уже не так нервно двигался, глаза его блестели и бледное лицо имело более здоровый вид.

– Да, да, Ольсоп, – сказал он, – бывают разные минуты в человеческой жизни… Не все делается, как хочешь.

Ольсоп не стал поддерживать этот разговор и только сказал:

– Я приказал подать завтрак в маленькой столовой, сэр.

* * *

Чилькот завтракал в десять часов. Аппетит его был всегда очень слабый, а по утрам он совсем ничего не мог есть. Он положил немного рыбы себе на тарелку, но не дотронулся до неё. Потом он выпил две чашки чая, отодвинул стул, закурил свежую папироску и взял утреннюю газету. Он дважды развернул ее, дважды перевернул листы. Нерешимость сосредоточиться на определенной мысли парализовала его. Действие лепешек морфия сказывалось в большей твердости руки и взгляда, в укрепившейся власти над обостренной чувствительностью; но результаты были очень незначительны и непродолжительны. То время – шесть лет тому назад, – когда лепешки ободряли его ум, усиливали ясность понимания, укрепляли равновесие мыслей и действий, – это время отошло в прошлое. С ним случилось то же, что было, по его словам, с Лексингтоном: и в его жизни раб превратился в господина.

Когда он опять сделал усилие, чтобы, наконец, возбудить в себе интерес к газете, открылась дверь и вошел его секретарь.

– С добрым утром, – сказан он. – Простите, что я явился так рано.

Это был молодой человек лет двадцати-трех, с непринужденными манерами и очень живыми глазами. Его почтительность и предупредительность – он относился к Чилькоту, как к человеку, уже достигнувшему того, к чему он только стремился, – забавляла обыкновенно Чилькота, но иногда и тяготила его.

– Здравствуйте, Блессингтон, – сказал он. – Что опять произошло?

Он, по привычке, вздохнул и закрыл лицо рукой, ограждаясь от солнечного луча, который нежданно проник через туманный воздух.

Молодой человек усмехнулся.

– Дело идет о контрактах по рубке леса, – сказал он. – Вы обещали мне заняться этим делом. Ведь вы уже целую неделю медлите, а Крэк и Бернадж слезно молят дать ответ. – Он подошел в столу и положил бумаги, которые принес, на столик подле Чилькота. – Я очень жалею, что должен вас побеспокоить, – прибавил он. – Надеюсь только, что нервы у вас сегодня в порядке.

Чилькот перебирал бумаги. Когда Блессингтон заговорил о нервах, он поглядел на него с подозрением, но невинное лицо секретаря успокоило его.

– Нет, – сказал он, – мне лучше. Я вчера вечером успокоил нервы бромом. Я ведь знал, что туман свалит меня с ног, если я не приму мер предосторожности.

– Я очень рад, что вам лучше, хотя все-таки лучше бы не брать брома. К нему можно привыкнуть, и это опасно. Что касается того дела в Варке, то хорошо бы заняться им теперь, если вы ничего против этого не имеете.