Хуан Гевара - Мой брат – Че

• Название: Мой брат – Че
• Автор: Хуан Гевара
• Жанр: Публицистика
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-699-92203-1

«Мой брат – Че» – сенсационные воспоминания о легендарном команданте Эрнесто Че Геваре от одного из самых близких ему людей. После трагической гибели самого знаменитого партизана в мире семья Гевара 50 лет отказывалась публично говорить о нем. И лишь сейчас младший брат Че Хуан Мартин Гевара прервал молчание!

На его глазах юный романтик Эрнесто превращался в одного из лидеров Кубинской революции – Че Гевару. Бок о бок со своим прославленным старшим братом Хуан Мартин провел первые месяцы жизни послереволюционной Кубы… А затем был на годы брошен в тюрьму аргентинской военной хунтой за то, что, как и Че, боролся с диктатурой.

Книга Гевары-младшего заново открывает ту сторону личности Эрнесто Че Гевары, что растворилась в тени его революционных подвигов. Трогательные и нежные отношения Че с матерью на фоне постоянных конфликтов с отцом-самодуром, романтические моменты в жизни команданте, история Че-отца и его детей… Эта книга – редкий шанс проникнуть сквозь героический ореол к самой человеческой сути величайшего революционера XX века.

---

– Алло? – сказала моя мать, схватив трубку.

– Привет, vieja[5], это твой сын Эрнестито.

Моя мать никогда не отличалась показушничеством. Но она не смогла подавить крик. За шесть долгих лет она слышала голос Эрнесто лишь однажды, когда он на минуту позвонил ей из полевого лагеря в горах Сьерра-Маэстра. С момента его окончательного отъезда из Буэнос-Айреса, 8 июля 1953 года, каждый из членов нашей семьи – мой отец Эрнесто Гевара Линч, моя мать Селия де ла Серна, мой брат Роберто, мои сестры Селия и Анна-Мария и я – вели регулярную переписку с ним, по крайней мере, до его полного погружения в подпольную деятельность. Семейные связи всегда поддерживались через переписку, а не по телефону.

Моя мать вся лучилась от радости. «Это Эрнестито!» – закричала она. Она была так счастлива. Новости пришли отличные. Эрнесто рассказал ей, что ejercito rebelde победила, что она триумфально вступила в Гавану, а Фульхенсио Батиста бежал из страны. Но он звонил в Буэнос-Айрес не для того, чтобы говорить о своих подвигах, уточнил он. Это не «Команданте» звонит, а ваш сын и брат. И он хочет услышать материнский голос, которого ему так не хватает. Он и vieja испытывали друг к другу большую любовь и глубокое уважение. Именно она, прежде всего, сформировала Эрнесто. Она занялась политикой и начала протестовать задолго до его рождения. Она привила ему любовь к чтению, научила его французскому, на котором сама свободно говорила. Считалось, что Эрнесто – ее любимчик. Это было связано с болезнью, которой он страдал в детстве: острая астма помешала получению нормального школьного образования и заставила мою мать обучать его дома, пока ему не исполнилось девять лет.

Я никогда не страдал от близости их отношений: я был младшим – соответственно на пятнадцать и одиннадцать лет моложе Эрнесто и Роберто. И я сам занимал достаточно привилегированное место в семье. К тому же на следующий день после звонка Эрнесто, когда весь мир узнал про победу Фиделя Кастро, моя мать сделала следующее заявление репортеру Ангелине Муньос из газеты «Женщина»: «Из моих пятерых детей Эрнестито – самый известный, но они все прекрасны»[6], а потом она добавила: «Не знаю, кого я найду в Гаване. Последние шесть лет были жизненно важны и очень насыщенны для моего сына. Он должен был измениться. И я немного волнуюсь. Я никогда не хотела мешать его свободе. Хоть мы с мужем и сделали его, но у нас никогда не было таких отношений, какие мы имеем сегодня – товарищеских отношений. Мой сын никогда не нуждался в близости своей семьи, а мы всегда старались понять его и разделить его боль».

Вечером, после этого дарованного Провидением звонка, мы все собрались дома, пребывая в эйфории, но при этом и совершенно растерянные. Мы задавали себе один и тот же вопрос: узнаем ли мы Эрнесто? Кто этот взлохмаченный бородач в берете, этот «Команданте», который так возбудил международную прессу? Есть ли у него что-нибудь общего с нашим Эрнесто?

В Буэнос-Айресе на улицах царил праздник. Народ тоже узнал про победу своего героического соотечественника. Все газеты писали о триумфе кубинской революции. Родственники, которые всегда были наиболее невосприимчивыми к идеям Эрнесто, тоже ликовали. Кланы Гевара и Серна, похоже, произвели на свет великого человека, и они в связи с этим готовы были лопнуть от гордости. По крайней мере, на данный момент. Некоторые из них потом, когда все изменится в Аргентине, будут стараться от этого дистанцироваться.

* * *

Через два дня после телефонного звонка, 6 января 1959 года, мой отец, моя мать, моя сестра Селия и я оставили дом на улице Араос и отправились в Международный аэропорт Эсейса, чтобы лететь на Кубу. Роберто и Анна-Мария, к сожалению, не смогли нас сопровождать. У Роберто это было связано с какими-то профессиональными обязанностями, уже не помню с какими, а Анна-Мария только что родила. На мне была одежда, которую по этому случаю мне купили родители, мой первый костюм. Я наконец-то встречусь с моим старшим братом, хохмачом, который познакомил меня с приключенческими романами Эмилио Салгари и Жюля Верна. И не важно, что он стал «El Comandante» или просто Че. Я, конечно же, испытывал смутную гордость – в конце концов, его физиономия красовалась на страницах всех наших газет, – но все это пока оставалось для меня чем-то абстрактным.

Мы находились в приподнятом настроении. Фидель Кастро решил пригласить нас в Гавану, чтобы отпраздновать победу, не переговорив об этом с Эрнесто. Мой брат наверняка отверг бы подобную идею, чтобы не тратить деньги нового революционного кубинского государства. В течение двух лет, что они сражались бок о бок, Эрнесто и Фиделя скрепили узы большой мужской дружбы, о которой кубинский интеллектуал Альфредо Гевара позднее так сказал в интервью испанской газете «Эль Паис»: «Фидель встречал слишком много зеркал в своей жизни; Че же не был зеркалом, он был образованным и имел своё собственное мнение. Он говорил с ним, как с равным, да он и был равным, пожалуй, единственный из нас. Он знал, что Фидель – лидер, а Фидель слушал и уважал Че; они идеально дополняли друг друга»[7].

Фидель знал о привязанности друга к своей семье. Эрнесто рисковал жизнью ради освобождения чужой для себя страны. И Фидель считал несправедливым то, что он – единственный «сирота» на этом празднике. Он поручил другому своему команданте, Камило Сьенфуэгосу, проводить нас в аэропорт со всеми нашими чемоданами. Мы должны были сесть на самолет «Кубана Авиасьон», специально зафрахтованный для возвращения на родину кубинских политических беженцев не только из Аргентины, но и из Чили, Мексики и Эквадора. Перелет обещал быть очень интересным…

Первые изгнанники приземлились в Эсейсе, нагруженные, словно мулы. Один из них, в частности, тащил на себе не меньше сотни книг, сложенных в несколько сумок. Мой отец разволновался и пожаловался пилоту на излишек веса. Мы должны были лететь над Андами, чтобы сначала приземлиться в Сантьяго-де-Чили, где нас ждали другие эмигранты, потом в Гуаякиле и, наконец, в Мехико. Пилот успокоил моего отца, и мы поднялись в воздух в самой праздничной атмосфере.

В Гуаякиле самолет начал описывать большие круги вместо того, чтобы идти прямо на посадку. Это длилось около часа. Шасси отказывались выдвигаться. Из-за этого возникла сильная напряженность. Но потом все закончилось благополучно, они разблокировались, и мы наконец-то коснулись земли. Не хватало еще нам всем разбиться, так и не увидевшись с Эрнесто!

Путешествие оказалось очень продолжительным. В каждом аэропорту нас штурмовали репортеры, желавшие взять интервью у родителей Че. А мы-то думали, что наше присутствие в самолете изгнанников останется в тайне! Мой отец любезно уступал их требованиям: его бродяга-сын, без сомнения, стал международным героем!

* * *

В небе над Гаваной мы испугались во второй раз, что разобьемся из-за шасси, с которыми, несмотря на ремонт, произведенный в Гуаякиле, повторилась та же история. Но мы все же мягко приземлились на взлетно-посадочной полосе аэропорта Хосе Марти в Гаване. Все были измотаны, но мысль о том, что мы увидим Эрнесто, наполняла нас радостью.

При выходе из самолета мой отец встал на колени и поцеловал кубинскую землю.

Бородатые и вооруженные партизаны уже ждали, готовые сопровождать нас к Эрнесто. По соображениям безопасности он остался внутри терминала. В то утро Камило предложил ему поехать в аэропорт, «где его ожидает сюрприз». И у него даже не было времени, чтобы рассердиться и объяснить, что он решительно отказывается от каких-либо преференций для себя самого и для своей семьи. Но, в конце концов, Фидель же еще не прибыл в Гавану. Победа была одержана только что. И ему ничего не оставалось, как радоваться и наконец-то пообщаться со своей семьей.

Увидев Эрнесто, моя мать бросилась к нему, запутавшись ногами в паутине телевизионных кабелей, валявшихся на земле. Потом последовало бесконечно длинное объятие, это был момент необычайной силы и яркости. Моя мать рыдала в объятиях Эрнесто, а тот нежно поглаживал ее. Мы с отцом и Селией наблюдали за этим, глубоко тронутые. Шесть лет моя мать мечтала об этом. Как же много раз она думала, что ее сына уже нет в живых!

Что же касается моего отца, то у него все обстояло иначе. Он тоже обожал своего старшего сына, но в их отношениях имелись определенные проблемы. В семье мы все были ненормальными, но с точки зрения безумия мой отец явно держал пальму первенства. Скажем так, его постоянные чудачества раздражали наших родственников. Кроме того, он позднее свыкся с идеями Эрнесто, а тогда, в январе 1959 года, он не разделял ни его политических убеждений, ни его неизменной уверенности в своей правоте. Относительно Эрнесто у него имелись совсем другие планы. Он собирался использовать эту поездку в Гавану, чтобы навязать ему свои взгляды и убедить его вернуться в Буэнос-Айрес, чтобы продолжить карьеру врача-аллерголога. Скоро мы увидим, что планы Эрнесто заключались совсем в ином. А мой отец, похоже, не понимал, что для его сына эта революция значила гораздо больше, чем просто подходящее к концу приключение, готовое уступить место вещам более серьезным. «Моя медицинская карьера? – в первый же день заявил ему Эрнесто. – Могу тебя заверить, что я отказался от нее уже давным-давно. Теперь я боец, который будет работать над созданием правительства. Кем я стану? Кто знает? Я даже не представляю, в какой стране я брошу свои кости». А потом со свойственным ему чувством юмора он добавил: «Тем не менее, viejo, так как тебя тоже зовут Эрнесто Гевара, ты можешь повесить на стену в своем архитектурном бюро и мой врачебный диплом тоже, а затем, ничем не рискуя, начать гробить пациентов». Следует отметить, что мой отец представлялся архитектором и даже занимался архитектурной практикой, хоть никогда ничего не заканчивал…