Александр Амурчик - Бар-дельеро! Bacchanale. Цикл «Прутский Декамерон». Книга 2

• Название: Бар-дельеро! Bacchanale. Цикл «Прутский Декамерон». Книга 2
• Автор: Александр Амурчик
• Жанр: Эротика

Кажется, что это незатейливые истории сексуальной самореализации юноши в псевдопуританском социалистическом обществе. Но вчитайтесь – и вы обнаружите, что это острые горькие книги о сочувствии ближнему и естественных радостях бытия. В стране, где высшим достоинством представляется сила, высшей добродетелью – деньги, а высшим духовным взлётом – половой акт, дети родятся от случайного зачатия и, вырастая, продолжают унылый порочный круг. Автор нашёл в себе силы выйти за пределы этого круга.

---

– Хрен с ним, забирай все что хочешь, – только и выговорил возмущенный до глубины души Валентин и стал подписывать протянутую мною пачку накладных, чуть ли не прорывая их шариковой ручкой насквозь.

Загрузив с помощью водителя все выбранные мною товары в объемистую будку грузовика, я сунул в «бардачок» подарок – две бутылки водки «Столичная», так как дядя Миша, хотя и еврей по национальности, страстно любил выпить. Заметив этот мой «маневр», дядя Миша заметно повеселел, тепло поблагодарил меня, после чего мы отбыли прямиком в ресторан.

Пока я раскладывал всю полученную на базе продукцию по полкам склада и холодильникам, уборщицы по указанию директора вычистили мой бар до блеска, а вскоре, как я и ожидал, позвонил дежурный по райкому партии и сказал, чтобы я был готов к приему «гостей» к десяти вечера.

Я поднялся в кухню ресторана и заказал всевозможные салаты, закуски и пятнадцать порций горячих блюд: уже имея опыт подобных встреч, я был почти уверен, что вместе с гостями приедут и «отцы» города и района – как то: первый секретарь райкома, председатели гор.– и райисполкома и иже с ними. Принимая во внимание, что среди гостей обязательно найдутся «старые пердуны» – пожилые диетчики-диабетчики возрастом под, а может и за 70 лет, но «не сгибаемые» ни временем, ни многолетней службой народу коммунисты, заказал сверх того легкую, диетическую пищу: блинчики, творог со сметаной и омлет по особому рецепту – на пару. Среди всей этой суеты я не забыл и про себя – заказал на свою долю кусок мяса с гарниром: кого волнует, что, работая в ресторане, бармен может помереть с голоду, если окажется чрезмерно стеснительным или же недостаточно расторопным. К приходу официантов, принесших все мною заказанное, я с помощью Виктории, самой любимой мною официантки, накрыл в баре стол, составив в ряд четыре обычных стола.

Когда в назначенное время приехало начальство, все в итоге оказалось примерно так, как я и предполагал: московских гостей было девять человек, – все они, включая двух дам, были одеты в строгие, темных тонов костюмы и держали себя они несколько напряженно и скованно. Кроме приезжих, были также и «свои»: «знакомые все лица» – завотделом ЦК МССР по партийной работе, довольно частый гость в нашем городе, и, соответственно, в ресторане – его я узнал по туповатой и самодовольно надутой роже; наш «папа» – первый секретарь райкома Юрий Никитович – высокий представительный мужчина; и еще один секретарь райкома – соседнего, Вулканештского района, – его первейший друг и собутыльник. Как я и предполагал, среди московских оказался и «старпер» – правда, всего один, но его я сразу определил за главного: это был сухой и подтянутый, среднего роста старичок на вид чуть за 70, с хитроватой крестьянской улыбкой уже почти выцветших серых глаз, в которых светился недюжинный ум – он был, несомненно, интеллигентом, правда, вероятнее всего, в первом поколении, так как вы сами прекрасно знаете, куда делись уже при советской власти наши предыдущие поколения интеллигенции…

Когда вся эта партийная братия вошла в бар, я, поздоровавшись из-за стойки, широким жестом пригласил всех за стол, а официантка Нина, пододвигая стулья, стала всех рассаживать. Старичок тем временем что-то негромко сказал нашим, местным руководителям, сгрудившимся у входа, и все они, во главе с завотделом ЦК Молдавии, пятясь задом, покинули бар, но при этом подобострастно вполголоса прощаясь и желая оставшимся приятного аппетита.

Я теперь уже с интересом поглядел на старичка, который, не повышая голоса, произнеся всего два-три слова, выпроводил высокое республиканское, а заодно и местное начальство вон. Не только я, но и Нина, официантка, которой доверили обслуживать высоких гостей, была поражена этим удивительным фактом. Мы ведь уже привыкли, что подобные мероприятия заканчиваются обычно грандиозными попойками совместно с местным начальством, и теперь моя коллега Нина, пребывала в большой растерянности, как, впрочем, и я сам. Что ж, похоже, этот случай был из ряда вон. Да, подумал я, вспоминая досужие разговоры все знающих обывателей, теперь смело можно было предположить, что партийная проверка по нашему району предстоит нешуточная.

Вскоре, в ходе общения с членами комиссии, я выяснил, что старичок этот работает в должности заместителя заведующего отделом ЦК КПСС. Согласно своей должности, этот товарищ, конечно, был для местных, молдавских руководителей весьма крупной фигурой, тем более что он приехал не просто в гости – попить молдавского вина, – а прибыл проверять работу партийных органов нашего района за какой-то там отчетный период, а знающие люди говорили, что это в основном из-за жалоб граждан на руководителей райкома партии, которые дошли аж до Москвы. Кроме крупного цэковского чина, как я уже говорил, среди приезжих было еще восемь специалистов различных профилей, среди которых уже упомянутые мною высокие и энергичные – обе на вид чуть моложе тридцати, симпатичные женщины, сказать по правде, чем-то даже схожие между собой: строгого вида и одной масти темные шатенки. Они были одеты в практически одинаковые, строгого покроя костюмы, хотя и прекрасно на них сидевшие.

У одной из них, той, что помоложе, на отвороте пиджака был комсомольский значок, а я, признаться, питаю некоторую слабость к женщинам – комсомольским работникам, и отчего-то считаю, что этот значок каким-то образом прибавляет им сексуальности, а может, как знать, это у меня небольшое такое извращеньице.

Женщине было лет 25—26, красивое и холеное, несколько официальное в этот вечер лицо ее оттеняла строгая прическа.

Вторая, всего несколькими годами старше первой, внешне, на мой взгляд, была не столь интересна, и взирала на окружающих еще более надменно, а может, официальная обстановка или должность и не позволяли ей быть другой; у нее также имелся значок, только покруче, чем у первой – депутатский, верховного совета России, впрочем, я в них не очень-то разбираюсь.

Я представил нашим гостям список деликатесов на выбор – кто что предпочитает, и, сказав, что все необходимые продукты находятся здесь, в баре, предложил в соответствии с личными вкусами каждого внести сразу после ужина дополнения и замечания в меню на весь период их пребывания, добавив, что официант запишет все, а я и повара «возьмем на вооружение».

Легкая итальянская музыка сопровождала ужин, а ближе к его окончанию Матвей Остапович – так звали главного московского гостя, – взяв в руки список, сказал во всеуслышание:

– Ничего такого особого, Савва, я думаю, нам не потребуется, надо жить по средствам и быть скромнее. – И обернувшись к коллегам, сказал: – Правильно я говорю, товарищи?

«Товарищи», активно пережевывающие в этот момент пищу, согласно закивали, но мне показалось, что никто из них толком его слов не расслышал.

Несколько позднее, когда все отужинали, я запустил в работу кофеварку, и она вдруг засвистела, запела на разные голоса, сбрасывая через клапан лишний пар (интересное все же дело: все приборы, кипятящие воду – будь то обыкновенный чайник, подвешенный над огнем костра или стоящий на газовой плите, электрические чайники и самовары, и даже, как в нашем случае, фирменная кофеварка «Уголини» – все они поют, хотя и разными голосами, но на один мотив, радую душу предчувствием скорого вкушения чая (или кофе). Матвей Остапович настороженно поднял голову и спросил с легким беспокойством:

– А что это ваша кофеварка так свистит, не взорвется ли?

– Не должна, – сказал я. – Хотя ее и сделали проклятые капиталисты – итальянцы, до сих пор эта машинка нареканий не вызывала. – И добавил: – Боюсь только, как бы она не попыталась взлететь и отправиться в родные края, а то, судя по звукам, очень похоже на то.

Присутствующие, принимая шутку, рассмеялись, после чего напряжение, возникшее на первых минутах нашего знакомства, спало, после еды все немного расслабились; кофеварка перестала, наконец, свистеть, и вся компания, возглавляемая шефом, выйдя из-за стола, стала рассаживаться у стойки. Я сделал несколько чашек кофе и чая – каждому по его вкусу; официантка тем временем убрала посуду, а Матвей Остапович присел напротив меня и стал задавать самые разные вопросы о жизни в нашем районе, о том, чем могут быть недовольны люди – жители района: простые труженики, колхозники, рабочие и мелкие служащие. Затем он стал забирать по темам глубже, коснулся даже философии, и тогда я, как бы сдаваясь, шутливо поднял руки вверх, после чего он перевел разговор на литературу и поэзию, стал перечислять советских и зарубежных писателей и поэтов, при этом он порой называл имена запрещенных у нас литераторов, спрашивая, знакомы ли они мне.

То, что запрещенных литераторов в нашей стране оказалось такое множество, было для меня откровением, и я ему честно в этом признался. Познания мои по сравнению с его собственными оказались, мягко говоря, скудными, но, тем не менее, Матвей Остапович под конец похвалил меня за полноценное общение и, сказав «спасибо за ужин и за беседу», встал неожиданно легко для своего возраста и пошел на выход, все остальные поднялись со своих мест и направились следом; я вышел на улицу вместе с ними. Уже садясь в машину первого секретаря райкома (который уступил высокой комиссии свою «Волгу», пересев в менее комфортабельный «уаз»), Матвей Остапович, задержавшись на секунду, сказал мне: