Александр Амурчик - Женя, Женечка, Женюсик. Virtuoso. Цикл «Прутский Декамерон». Книга 7

• Название: Женя, Женечка, Женюсик. Virtuoso. Цикл «Прутский Декамерон». Книга 7
• Автор: Александр Амурчик
• Жанр: Современные любовные романы

Кажется, что это незатейливые истории сексуальной самореализации юноши в псевдопуританском социалистическом обществе. Но вчитайтесь – и вы обнаружите, что это острые горькие книги о сочувствии ближнему и естественных радостях бытия. В стране, где высшим достоинством представляется сила, высшей добродетелью – деньги, а высшим духовным взлётом – половой акт, дети родятся от случайного зачатия и, вырастая, продолжают унылый порочный круг. Автор нашёл в себе силы выйти за пределы этого круга.

---

– Что ты возомнил о себе, Савва, тебе, значит, можно трахать кого тебе захочется, а нам нет?

– Если она не хочет идти с тобой, о каких таких траханиях вообще может идти речь, – усмехнулся я. И, обращаясь к Валентине, сказал строго:

– Я прошу тебя, вернись, пожалуйста, в бар.

Сережа тем временем широко, по-крестьянски, замахнулся, – я стоял к нему вполоборота, – и ударил в… пустоту, так как я, конечно, предполагал, что от этого хулигана можно ожидать любой подлости, и все время держал его в поле зрения. Я попросту отшатнулся в сторону, а когда он после неудачного выпада сумел-таки восстановить равновесие и выпрямиться, я шагнул ему навстречу и зарядил по челюсти наотмашь открытой ладошкой слева. От этого удара он упал на асфальт, как сноп сена. Я не стал бы, может быть, этого делать – так сильно бить, но на его месте передо мной тут же вырос второй брат, который сложением был помощнее, но тоже молодой и горячий. Василий – брата же бьют! – шагнул вперед, в его руке щелкнул выкидной нож. Я поневоле отступил на пару шагов назад, так как дело принимало нешуточный оборот.

К месту драки уже приближались прохожие и зеваки, даже из бара выскочили несколько человек и направились к нам – естественно, ведь там, где ссорятся и дерутся, всегда интересно, есть на что поглазеть. Валентина, проигнорировав мою просьбу уйти, тоже находилась среди зрителей – я видел, как ярким пятном выделяется ее красная куртка среди темных одежд окружающих.

Василий не торопился, собираясь, судя по всему, попугать меня при всех и унизить, надеясь, что я побоюсь ножа, или же он ждал, когда с земли поднимется его брат. Не подходя близко, он сделал несколько неопасных выпадов, на которые я никак не прореагировал, и тогда он решил, видимо, что я не понимаю всей серьезности момента, и дико завизжал:

– Пошел вон, падла, а то я тебя сейчас урою, зарежу как свинью.

– Спрячь ножик, сопляк, – сказал я ему миролюбиво, покачав головой из стороны в сторону, словно читая мораль маленькому мальчику, – не то отберу и засуну его тебе в задницу.

Вася опять завизжал, на этот раз, думаю, чтобы приободрить себя, и, замахиваясь ножом, шагнул вперед, – в толпе вскрикнула какая-то девушка, возможно, это была Валентина. Между нами оставалось не больше метра, когда я, выхватив из-за пояса нунчаку, резким взмахом ударил Василия по руке, державшей нож, и сразу же, пустив нунчаку оборотом, лупанул его два-три раза по голове. Нож упал на землю, Василий, согнувшись от боли, схватился за пострадавшую руку; за ушибленную голову ему хвататься было уже нечем, и он так и остался стоять, лишь немо, как рыба, открывая рот.

Кучка зрителей вздрогнула и расступилась, кто-то ойкнул, и в образовавшийся между ними проход ворвался Сергей, до сих пор мирно лежавший на том месте, где я его вырубил. Я наклонился, подобрал с земли нож и шагнул ему навстречу. Сергей остановился и, защищаясь, вытянул руки перед собой – двигался он в эту минуту медленно и еще медленнее, вероятно, соображал, видимо, еще не окончательно придя в себя после нокдауна. Я сунул нунчаку обратно за пояс, а нож в карман, затем нехитрым обманным движением поймал кисть Сергея на болевой прием из боевого самбо, заломил руку так, что он вскрикнул и, подавшись вперед, упал на колени.

– Не крути больше девочкам руки, а то я тебе в следующий раз откручу кое-что посущественнее.

С этими словами я отпустил его руку, он, вставая, резко метнулся в сторону, но, не удержавшись на ногах, споткнулся и упал, отчего зрители засмеялись, загигикали, освистывая его, я же, сочтя инцидент исчерпанным, быстрым шагом направился в бар.

У стойки к этому времени собралась целая очередь из клиентов; некоторые, уже начиная раздражаться, громко требовали бармена, другие, видевшие все происходившее на улице, живо обсуждали все нюансы драки и указывали на меня пальцем. Я шмыгнул в подсобку, вымыл руки, вернулся на рабочее место и теперь только заметил Валентину: она стояла у стойки, лицо ее было искажено гримасой то ли страха, то ли отвращения, девушку всю колотило. Я сказал ее одними губами: «Зайди», она поняла меня, открыла дверцу, прошла за стойку и скрылась в подсобке. Там она могла переждать какое-то время, успокоиться, умыться и привести себя в порядок, что она, собственно, и сделала. Я работал и слышал, как она в подсобке за моей спиной плещет водой в умывальнике; я специально пока не входил, давая ей возможность побыть одной, прийти в себя, а когда мне все же пришлось войти, первое, что я увидел, это были ее огромные заплаканные глаза. Всхлипнув, она потянулась, шагнула мне навстречу, и я обнял ее со словами: «Ну-ну, все уже закончилось, девочка моя, теперь все будет хорошо!» И она застыла, прижавшись ко мне, холмики ее грудей уткнулись мне в живот, а ее маленькие хрупкие плечики продолжали содрогаться от плача.

Мне пришлось погладить ее, как маленькую девочку, по голове, усадить на нерабочий мармит – электроплиту, заменявшую в подсобке стул, после чего я вернулся к клиентам.

Вечер завершился мирно и спокойно, продолжения конфликта не последовало, никто не лез ко мне разбираться, выяснять отношения, милицию так и не вызвали, а может, просто не успели, так как все быстро закончилось, да и братья-хулиганы куда-то подевались, и машины их поблизости тоже не было видно.

Поторапливая время, я с трудом доработал до закрытия. Валентина до сих пор не показывалась из подсобки. Собрав со столиков пустую посуду, я отнес ее в умывальник; входя я ободряюще улыбнулся девушке. Вскоре из подсобки послышался шум льющейся воды, и я улыбнулся сам себе, поняв, что Валентина принялась мыть стаканы.

Около полуночи мои клиенты мирно разошлись, и я, закрыв за последним посетителем дверь, вернулся и заглянул в подсобку. Валентина рассматривала себя в зеркало, висевшее на стене, ее глаза были слегка припухшими от недавних слез. Увидев меня, она повернулась и сказала:

– Прости, Савва, что все это произошло из-за меня.

– Хм, – усмехнулся я. – Ты считаешь, я мог им позволить увезти тебя силой? Будь на твоем месте любая другая, пусть даже незнакомая мне девушка, я бы поступил точно так же. – И, замявшись под ее мгновенно насупившимся взглядом, добавил: – Я имею в виду… ну… если бы она была моя клиентка.

– Эти ребята… эти братья уже давно на меня поглядывают, – принялась рассказывать Валентина. – Они живут неподалеку от съемной квартиры, где я живу, в своем собственном доме. Когда проезжают на своей машине мимо наших окон, обязательно сигналят, хохочут, кричат что-то. Они что, по-человечески не умеют?

– Ты слишком многого от них требуешь, не хочется им по-человечески, понимаешь? – в сердцах сказал я. – Дома с самого детства они видели, скорее всего, только плохое – пьянки да драки, вот и резвятся, мать их! – И, после паузы, улыбнувшись, добавил: – Кстати, Валюша, ты уже можешь выйти из своего убежища.

Валентина шагнула к двери, отодвинула краешек занавеси, убедилась, что в помещении никого нет, и только после этого вышла и остановилась у стойки. Затем сказала с надрывом, словно продолжая начатый накануне разговор:

– Я вот кое-кому скажу, и тогда им точно головы поотрывают!

Я сделал большие удивленные глаза, но спустя минуту решил, что она это сказала просто так, в порыве злости, для бравады, намекая, что ее, есть, мол, кому защитить и без меня. Я на эти ее слова никак не прореагировал, лишь улыбнулся ей, потом прошел на любимое место Валентины, уселся на пуфик и сказал шутливым тоном:

– Бармен, будьте любезны, налейте две рюмочке коньячку и сделайте два кофе покрепче.

Валентина улыбнулась смущенно, но мгновенно включилась в игру, засуетилась, стала выбирать рюмочки, затем нашла на полке чешские фирменные стаканчики для виски, поставила их на стойку, слегка подрагивающей рукой налила в них коньяк, потом, робко глянув на меня, достала с полки шоколадку, я кивнул ободряюще, взяв из ее рук шоколадку, переломил пополам, и мы выпили, соприкоснувшись стаканчиками, после чего закусили шоколадом. Чуть позже мы повторили коньяк – мне лично это было просто необходимо для снятия стресса, затем, под сваренный мною кофе на песочке, продолжили разговор о происшествии: я успокаивал Валентину, обещал, что больше ее никто не тронет, не обидит, что я беру на себя ответственность за нее. Затем мы сменили тему и продолжили говорить – теперь уже абсолютно обо всем. В этот вечер, естественно, я пошел провожать ее домой.

– Может, мне стоило бы всем говорить, что я твоя девушка, Савва? – спросила она дорогой. – Может, так лучше будет?

– Мне ужасно приятно это слышать, – ответил я, – только, боюсь, тогда у тебя начнутся проблемы другого рода, – не сейчас, а потом, позже, когда с тобой захочет встречаться какой-нибудь местный парень; ты же знаешь какая у нас, ресторанных работников, репутация. Разговоры пойдут, фантазии у людей разыграются. А ты ведь совсем еще девчонка.