Надежда Осипова - Тетя Маша Крокодил

• Название: Тетя Маша Крокодил
• Автор: Надежда Осипова
• Жанр: Русское современное

Сборник рассказов. Непридуманные истории о деревенской жизни, точно прикосновение душой к далекому детству; и людях: порой наивных, иногда жестоких, но всегда честных, не признающих полуправды, недоговоренностей, компромиссов; а еще о том, что настоящее человеческое счастье может заключаться не только в привычном семейном укладе, но и в работе, и других мелких вечных радостях.

---

– Ну, чего примолкли, обедать присаживайтесь, – пригласил Паша насмешников. – Я свою Марью ни на кого никогда не променяю, а красавиц вам, дуракам, оставил.

Однажды мой сынок нечаянно уронил вниз со второго этажа игрушечный пистолетик, которым очень дорожил. Боевое оружие малыша, как на грех, провалилось в щель между стеной и лестницей, угодив прямехонько в Машину кладовку. Проведав об этом, сострадательная к ребятишкам женщина, не посчитавшись со временем, в поисках игрушки переворошила все сундуки, ведра и тряпки во всей клети, но маленький пистолетик никак не находился. Тогда тетя Маша планомерно чулан свой освободила, перетаскав хлам на улицу, детально его просмотрев и прощупав. Поздним вечером, уставшая до изнеможения, Маша принесла парнишке игрушку. Она была с головы до ног в паутине, ее пыльное платье, грязные борозды от стекавшего по лицу пота устрашили бы, без преувеличения, кого угодно, но счастливый малыш бросился ей на шею, крепко обнял и расцеловал ее, а о пущей признательности она и мечтать не могла. Неудивительно, что, даже став взрослым, мой сын отчетливо помнит этот случай, доброта хранится в памяти человека пожизненно.

Ровно через год, после недолговременной тяжелой болезни, тетя Маша умерла. С ее уходом все соседи словно что-то потеряли, а Паша при известии о смерти жены постарел сразу лет на десять. Он повесился спустя две недели после похорон, солнечной любви Марьи и ее сердечности ему, чтобы содержать в привычном тепле свою душу, надолго не хватило.

Начать жизнь заново без Маши Паша не захотел.

Сексуальная хулиганка

Валентина жила в соседнем доме. Лет двадцати, лицом не красавица, да и статью не взяла, но будто неводом выуживала интерес к себе у деревенских мужиков. Смелая, вызывающая, сексуальная.

Её люто ненавидели все бабы, но не я. Вероятно, именно поэтому она выбрала меня в подружки. С горя я рано вышла замуж, сразу после смерти отца – ночью боялась засыпать. А днём… со мной всегда что-то приключалось. Словно рядом боролись две силы. За полгода побывала в четырнадцати авариях. Вышла замуж, родила сына, и стала спать спокойно, но лицом к стенке.

Валентина иногда заходила в гости. Она говорила только о сексе. Ей нравились мужчины. Рассказывала о технике секса, сравнивала партнёров. Никогда мне не было так интересно и весело, как с ней. После каждой встречи долго болели от смеха лицевые мышцы.

Однажды она пришла ко мне на работу в ремонтную мастерскую. Стоял сентябрь, пора горячая – уборочная в разгаре. Я в третий раз растачивала втулку, которая никак не хотела «садиться» на разбитый валик. Мне показалось, что даже престарелый токарный станок стал дребезжать громче, когда увидел Валентину. На ней была простенькая юбка, но с глубокими боковыми шлицами до бёдер. Все мужики воткнулись глазами в юбочные разрезы. Они взглядами алчно раздвигали ткань, издали лаская девичьи ноги, пикантно ускользающие в тёмном пространстве под юбкой.

Во мне шевельнулось что-то нехорошее:

– Ты совсем разденься, пусть народ досыта насмотрится…

– Не могу. Тогда женской тайны не будет, – ответила она, с жалостью оглядывая мой комбинезон. – Я мужикам сегодня сексуальную мечту подарила. У этих бедолаг, пока они дома у баб своих выклянчат, уже всякая охота пропадает, когда те, наконец, их до себя допустят…

Валентина покрутила хвостом и ушла, а ремонтники после её ухода забыли о работе, не могли успокоиться до самого вечера. Бродили по мастерской, нервно потирая руки, будто все разом вспомнили, что они мужчины.

Потом её не стало видно – переехала в город. Мы теперь виделись совсем редко. Городское раздолье изменило Валентину. Она по-прежнему часто меняла партнёров, но относилась к этому уже без романтики, с преобладающей долей цинизма:

– Я честная бл…, больше двух не завожу, – хохотала она у себя во дворе, когда приезжала в деревню.

Только раз Валентина забежала ко мне. Её глаза горели волшебным светом. Она с восторгом сообщила, что полюбила хорошего парня Сергея, «сексуального гения»:

– Ты знаешь, у него всё такое прекрасное, изогнутое, похожее на банан…

Во мне почему-то проснулся стыд, и я не совсем вежливо выпроводила её.

Месяца через два поползли слухи, что Валентина лежит в городской больнице – избитая, с переломанными рёбрами… Рассказывали про «кару» за измену – любимый поймал её с «хахалем». Тот, другой, сбежал, выпрыгнув в окно, за всё сполна расплатилась Валентина.

Дождавшись выходных, я поехала в город навестить Валентину. Она лежала у дальней стены палаты, но даже в полутьме разноцветно сверкали её синяки. Курочке некуда было клюнуть – лицо и руки, ноги – всё отливало чернотой и зеленью…

– Ненавижу тебя! Всегда ненавидела! Подругу корчишь? А сама, небось, рада… Да заразы ты боишься, потому и честная…

Злоба Валентины испугала меня больше, чем её увечье.

Вопреки здравому смыслу, они поженились, как только у невесты срослись кости. В медовый месяц Валентина своему «сексуальному гению» проломила голову утюгом…

Жить друг без друга они не могут, но соднова дерутся, разбегаются, снова сходятся… Один – «разбериха», другая – не «спустиха», славная вышла пара. Так и воюют до сих пор…

Телятница Зойка

Молодая женщина лет двадцати трех, Зойка Степанова, работала в совхозе телятницей. Рослая, сутуловатая, в старой заношенной телогрейке, с большими изработанными руками, она производила неприятное впечатление. Но это только спервоначалу. Открытость Зойкиного нрава, ее задорный смех, недюжинная физическая сила и выносливость, а также неуклонное стремление к правде во всех жизненных мелочах, примиряли собеседника с ее некрасивостью уже через четверть часа общения.

Ферма находилась километрах в трех от деревни, да по кривым зареченским улицам нужно было смесить ей до околицы кирзовыми сапогами не один пуд грязи, поэтому Зойка просыпалась зимой и летом задолго до рассвета, даже раньше придурковатого соседского петуха, который голосить начинал часов с четырех утра. Так что на работу она никогда не опаздывала, в любую непогодь поспевала вовремя. Проголодавшиеся за ночь молоденькие бычки, завидев Зойку с другого конца телятника, дружно мычали и резво бросались навстречу ей к тесовому краю загона.

Нельзя сказать, чтобы Зойке ее жизнь нравилась. Это не совсем так. В детстве, в школьные годы, она собирала открытки с портретами столичных артисток, хотела, как и многие ее сверстницы, сменить трудное деревенское житье на привольное городское, после школы желала получить чистенькую профессию, мечтала о большой любви с прекрасным принцем. Но, едва закончив десятый класс, подружив с залетным прикомандированным в совхоз на уборочную не совсем путевым трактористом Димкой ровно неделю, вышла за него замуж, и в деревне около своих родителей вместе с ним и обосновалась. Дралась Зойка с мужем-пьяницей часто, за что-то все-таки его она жалела, хоть и расходилась с ним периодически, но быстро прощала и мирилась, так они и нажили в совместном шумном браке двоих непоседливых парнишек. Профессию в деревне Зойка себе не выбирала, работа, точнее, сама нашла ее. Попросила молодую бабу бригадирша животноводческой фермы на некоторое время подменить заболевшую телятницу, товаркам Зойкина бесхитростность и трудолюбие сразу пришлись по нраву, так она и осталась ворочать совхозный навоз.

Полетели в ежедневной суете дружной вереницей годы. Сыновья пошли в школу, как-то неприметно тихо ушли из жизни ее родители, старшие Зойкины сестры, такие же некрасивые и неудачливые, разъехались в поисках счастливой доли по белу свету. Муж Димка, непутевый и неуемный, где-то сгинул, отлучился из дома на неделю в город и не отзывался весточкой больше года. Зойка его не ждала и не плакала, при тяжелой работе времени слюни распускать у нее не было, да и привыкла к безответственности мужа уже давно, впрочем, и поджидать его было особо незачем, счастливых дней с ним женщина в памяти ни одного не удержала, только ссоры, неизменно переходящие в драки.

Больше Зойка не влюблялась по причине отсутствия объекта любви. До того были ее последующие избранники неказисты, дураковаты и порочны, что о некоторых из них Зойка вспоминала с мимолетным отвращением. Так подобралась она к тридцатилетнему возрасту. В неустанной работе огрубели ее руки, от постоянных неурядиц и неудач стала мозолистой нежная когда-то душа, романтический мечтательный характер сменился твердой практичностью и усталостью.

– Надорвалась я, бабы, жестокими буднями, – делилась Зойка своей тоской за редкой стопкой самогонки с такими же одинокими и неприкаянными подружками.

От разгула всегда уберегали ее дети и работа. Заветы покойных родителей ее, деревенская среда добропорядочности, в которой она выросла, спасали Зойку от морального падения, черту зла, пьянства, откровенного разврата она никогда не переходила. Сходилась и жила с невзрачными своими кавалерами, связи с женатыми мужиками стойко избегала, смеялась только открыто над собой и своей судьбой, так и жила.