Миша Бастер - Перестройка моды

• Название: Перестройка моды
• Автор: Миша Бастер
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2016

Юбилею перестройки в СССР посвящается.

Еще одна часть мультимедийного фотоиздания «Хулиганы-80» в формате I-book посвященная феномену альтернативной моды в период перестройки и первой половине 90-х.

Дикорастущая и не укрощенная неофициальная мода, балансируя на грани перформанса и дизайнерского шоу, появилась внезапно как химическая реакция между различными творческими группами андерграунда. Новые модельеры молниеносно отвоевали собственное пространство на рок-сцене, в сквотах и на официальных подиумах.

С началом Перестройки отношение к представителям субкультур постепенно менялось – от откровенно негативного к ироничному и заинтересованному. Но еще достаточно долго модников с их вызывающим дресс-кодом обычные советские граждане воспринимали приблизительно также как инопланетян. Самодеятельность в области моды активно процветала и в студенческой среде 1980-х. Из рядов студенческой художественной вольницы в основном и вышли новые, альтернативные дизайнеры. Часть из них ориентировалась на художников-авангардистов 1920-х, не принимая в расчет реальную моду и в основном сооружая архитектурные конструкции из нетрадиционных материалов вроде целлофана и поролона.

Приключения художников-авангардистов в рамках модной индустрии, где имена советских дизайнеров и художников переплелись с известными именами из мировой модной индустрии – таких, как Вивьен Вествуд, Пак Раббан, Жан-Шарль Кастельбажак, Эндрю Логан и Изабелла Блоу – для всех участников этого движения закончились по‑разному. Каждый выбрал свой путь. Для многих с приходом в Россию западного глянца и нового застоя гламурных нулевых история альтернативной моды завершилась. Одни стали коллекционерами экстравагантных и винтажных вещей, другие вернулись к чистому искусству, кто-то смог закрепиться на рынке как дизайнер.

---

К.Р. Непонятны, а позднее – и неприемлемы, но нас это и не волновало. Появилась возможность участвовать на концертах и на театральных площадках. К тому же действительно в канве рок-культуры действия вышли далеко за рамки галерей и домов культур, где рок-концерты проводились совместно с какими-то литературными чтениями и выставками. Но до этого, отдельными номерами программ – типо, заодно. А у нас все происходило в одном флаконе. Участвовали в выставках в Манеже, на разных концертных площадках; и все время наши выступления сопровождали скандалы, инспирированные ходившими по пятам комсомольцами и местной администрацией.

В театре у Погребничко, рядом с консерваторией на Никитской, была акция, в которой участвовал весь неформальный бомонд. В фойе Ваня Суриков делал инсталляции с выпуклыми Лениными. Гор делал инсталляции с березами, пел шаляпинские песни и аккомпанировал себе на этих березовых кольях. Как-то во время выступления «Отказа» в Подмосковье Джонник с сыном Данилкой сымитировали на сцене принятие в пионеры – и вот тогда мы столкнулись с реально агрессивным давлением со стороны властей. Площадка, где был организован рок-концерт (в Раменках-87 г., прим, ред.) и наше выступление, была оцеплена организованной местной гопотой, которую специально привезли на машинах. И после выступления обратный путь проходил сквозь коридор с милицейскими машинами, окруженной толпами неиствовавших люберов. Жути нагоняли по полной; потом были разбиты стекла в метрополитене и всю дорогу на проходящих неформалов прыгали накаченные комсомольцы. Так я первый раз столкнулась с феноменом организованного давления на молодежь. Акции продолжались; потом вышел фильм «Рок» Учителя, в который не попало много отснятого материла, но фильм все равно оживил население. А последнее общее выступление московско-питерской «Ассы» состоялось в «Орленке». Там тоже не обошлось без шума; кто-то упал в бассейн, короче, был полный бардак по заранее спланированному сценарию.

М. Б. Ты могла бы дать определение тем акциям?

К.Р. Сама-то я вряд ли подыскала бы корректный термин для всей этой оттяжки, но после выступления в «Дукате» нас окружали поклонники и сами спрашивали, а что это такое было? Что было… Много детского травматизма… Так бы, наверное, и определила – детский травматизм. А если серьезно, то весь экшен, построенный на смешении жанров, давал мощный заряд неконтролируемой энергии, и таким шаманским образом раскачивало пространство, заполненное не пуганным советским населением. А Гарик, действуя как лидер, давал направление и определял будущую политику, имевшую отношение к Ленинграду и его домашним академиям. Потом, когда появились любера, он переключился на более плотное общение с радикальными неформалами. Мы к тому времени были уже самостоятельными и с собственной программой.

Всплеск активности перформансов пришелся на 86-87-е годы, после чего пошло распочкование групп. Мы еще делали отдельные перформансы в ДК Курчатова или Горбунова, в рамках деятельности Рок-Лаборатории; перформансы были связаны уже непосредственно с новой модой. Мы делали модели, включавшие элементы советской жизни, всякие совки и вилы. Вещи как-то сами находились, я их не искала абсолютно. Просто вот идешь по магазину, видишь яркие такие ласты пластмассовые, вот, это точно – мое. И за счет переосмысления и комбинаций из этих вещей получались новые модели. Я очень любила делать какие-то аксессуары небольшие, такие современные обереги. Ирэн тяготела в пристрастиях к двадцатым-тридцатым годам. У нее были костюмы из галстуков, представлявшие идею мужественности, и участники делали пирамиду на сцене как участники советских парадов. Еще у нее были модели в виде ползунков, в которых одевали взрослых людей. Так демонстрировалась идея о первой одежде, которую получает человек при рождении. А в своей теме я показывала жизнь разных предметов в другом пространстве и новой архитектуре. Вещи, не подходящие для носки, но адаптированные в виде костюма и новой архитектуры.

Все это должно было помочь взглянуть на вещи и время, с другой стороны. Хотелось воздействовать на людей через альтернативные образы и одежду, взбадривать окружающих легким шоком и стебом. И здесь мы были не единственными. Многие, пресытившись фирменной одеждой и натерпевшись гонений на внешний вид, обращались к стебу над советским номенклатурным стилем, который выражался в определенного кроя костюмах, прическах и поведении. Как раз ранее помянутый Леша Блинов занимался музыкальным проектом «Порт-Артур», который культивировал пар-рок в виде соответствующего внешнего вида и репертуара, похожего на агитацию того периода. В течении 1987-го года наши с Ирен показы года выстреливали по всей Москве. И все это время наши выступления сопровождались скандалами, инспирированными ходившими по пятам комсомольцами и местной администрацией. Они откровенно не понимали, что происходит – как не понимали, почему эти действия собирают так много зрителей. Но раздражались от понимания, что в стране был запущен процесс вывода внешнего вида и поведения из-под устоявшегося стандарта.

Наш тандем назывался тогда «Кровь с молоком». Было множество иностранной прессы, тот же «Роллинг стоунз», и нам казалось, что все внимание культурной прессы Европы и Америки было сосредоточено на этом новом творческом процессе, заявленном как «Асса». Случился информационный прорыв, который отодвинул на какое-то время влияние советских функционеров от нового искусства, рвавшихся к общественному признанию.

М.Б. И все же – как бы ты определила свой художественный стиль?

К.Р. Если говорить о подходе художника к моде, то творческий человек был призван нарушать каноны, создавая собственные альтернативные. Здесь уместна история про Сальвадора Дали, который не только пытался ввести моду на антидепрессивные усы, концы которых тянутся к солнцу, но и предложил парфюмерам в виде флакона для духов лампочку от светильника – и это стало популярным. Наши шоу плавно перетекали в жизнь, потому что в сценических нарядах мы вываливали на улицу; элементы, миксы, мы все это использовали в повседневности. Особенно – мелкие аксессуары в виде браслетов и брошей. С этой точки зрения все это можно считать модой, хотя, естественно, костюмы и образы были нефункциональными. Существовал концепт: дать вещи вторую жизнь, второе предназначение. И за счет этих интерпретаций формировались элементы и персонажи.

М.Б. В одном интервью Ирэн рассказывала о костюме ракеты, в котором кто только не бегал. Речь шла о том, что она дефилировала в нем по Красной площади, за что была арестована. Призрак Матиаса Руста и сумасшедшего, который голышом бегал по Красной площади в 84-м году, все еще будоражил сознание контролеров происходящего.

К.Р. Вот такие призраки смотрели со страниц иностранной и уже советской прессы. Призраки новой моды – от Кати Филипповой, которая делала показы на «Популярных Механиках», – уже бродили в сценах фильма «Рок».

М.Б. В то время модельеры и перформансисты активно участвовали в съемках фильмов. Кроме «Рока» и «Диалогов», конечно, главным событием, где засветились новые художники и музыканты, был фильм «Асса».

К.Р. В фильме Соловьева «Асса» снималось множество московских авангардистов, но почему-то в фильм эти материалы не попали. Это очень странная ситуация. Гор снимался несколько раз, делая перформансы. Первые материалы каким-то образом засветились; съемки шли повторно, приезжал Шутов, но материалы эти не вошли. Было не понятно, зачем так много движений было проделано, если в итоге в фильм не попал даже Курехин.

М.Б. Какие еще свои коллекции ты помнишь?

К.Р. В период 1988-89-х годов у меня сложилась коллекция, в которой активно использовалось чудо советской промышленности – женские прокладки, их было не так уж просто достать в советских аптеках. Такой своеобразный жест, нацеленный на процесс трансформации интимного в публичное, что также является одним из аспектов моды. Ирен занималась подобными трансформациями, придавая неподходящим для одежды материалам новую архитектурную форму, и делала это в собственном футуристическом ключе. Что было отражено в самом названии созревшей к 1988-му году коллекции «Прикид на послезавтра». Получались люди-объекты, люди-конструкции, похожие на футуристических матрешек или декорации к дягилевским балетам; каждый объект имел свой концепт. Все это под названием «Арт-парад Асса» было продемонстрировано на премьере одноименного фильма. При этом зритель, далеко не пуганный и привлеченный через мощную рекламную компанию, откровенно офигевал от сопровождавших фильм выставки, концерта и показа. Не недоумевал, а именно офигевал. Петр Мамонов шокировал песнями, показ Ирен шокировал нарядами. Соловьев в итоге был вынужден ходить по фойе и распинаться по поводу выставленного перед гостями и прессой. Потом Ирен показывала эту коллекцию в Доме мод на Кузнецком. Но реакция советских функционеров от моды была если не крайне отрицательной, то выражалась в негативном холодном неприятии. Ведь это не одежда, чтоб ее критиковать в этой плоскости, а перформанс. И он воспринимался как элемент чуждой идеологии. И как издевательство над официальным представлением и устоявшимся пониманием моды. Подобная реакция прозвучала во время уже моего показа на молодежной выставке в Манеже, где была секция авангардной моды. Скандал произошел прямо на открытии. Мои выставленные под стеклом работы до такой степени возбудили воображение представителя советской модной индустрии, что с этой женщиной случилась истерика, и она с разбегу начала кидаться на застекленный объект, визжать, бить стекло. Стекло разбилось, вызвали милицию, и мне пришлось выслушивать недоуменные тексты дирекции по поводу того, что, мол, у нас такого еще не было!..