Василий Ардаматский - Ленинградская зима

• Название: Ленинградская зима
• Автор: Василий Ардаматский
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1990
• ISBN: ISBN 5-7720-0596-0

В остросюжетной повести «Ленинградская зима» известного советского писателя В.И. Ардаматского рассказывается о работе чекистов в годы Великой Отечественной войны в осажденном Ленинграде.

---

Жданов воткнул карандаш в стакан, откинулся на спинку кресла и потянул узел галстука:

– Чего стоите?

Куприн сел на стул и положил перед собой папку.

– Духотища страшная… – Жданов провел тыльной стороной ладони по лбу, посмотрел на нее и, вынув из кармана носовой платок, тщательно вытер руку.

– У нас два врага сейчас – фашизм и наша штатская безответственность, – сухо и гневно сказал он, как будто продолжая начатый разговор. – Только что у меня был директор завода. Война для него еще не началась. Весь – в прошлой славе. Как думаете, с чем он пришел? Посоветоваться, как быстрее перестроить производство на военный лад? Отнюдь! Просил забронировать чуть ли не весь завод! Хотя бы для отвода глаз о продукции для фронта сказал! Я, говорит, не имел на этот счет указаний. А? – Черные блестящие глаза Жданова закрылись на мгновение, он повертел головой, будто ему давил воротник рубашки. – Указаний не было. А? Спрашиваю у него: сын у вас есть? Есть, уже воюет. И это для вас не указание? Молчит. А если, спрашиваю, вашего сына убьют, потому что для него не хватило винтовки?.. – Жданов снова закрыл глаза и сказал тихо: – Безответственность… – И вдруг выпрямился, шумно вздохнул и громко сказал: – Народ мобилизовался, а они ждут указаний! – Он несколько раз молча и глубоко вздохнул и продолжал: – Иосиф Виссарионович сказал мне, что за Ленинград он не тревожится, питерские рабочие понимают, что победу нам обеспечит только полная военная мобилизация всех сил. А вот некоторые питерские руководители этого еще не поняли…

Придвинув к себе пухлую красную папку, Жданов вынул из нее несколько листов, – Куприн издали узнал свои ежедневные сводки и увидел на полях размашистые знаки вопроса красным карандашом.

– Одно соображение общего порядка: по-моему, непосильно одному человеку возглавлять дела госбезопасности и особый отдел фронта, – решительно сказал Жданов. – Согласны?

Куприн наклонил голову.

– А чего же до сих пор молчали? Любите власть? Ждали указаний?

– Я поднимал этот вопрос.

– Где? Когда? Что предлагали?

– Я писал своему непосредственному руководству, – начал Куприн и сразу умолк, поняв, что сказал не то.

– Что замолчали? – грубовато спросил Жданов. – Вспомнили, что у вас нет более непосредственного руководства, чем партийная организация Ленинграда?

– Так точно, – по-военному ответил Куприн.

– Так точно… так точно… – ворчал Жданов, перелистывая сводки. Он отложил их на край стола и сказал: – Вот что меня тревожит. Работа фронтовой разведки и контрразведки ясна – они заняты схваткой с врагом, так сказать, лицом к лицу. Но что происходит здесь, в городе? – продолжал Жданов, показывая на сводки. – Регистрация болтунов. Мелочь и чепуха. Город сам справится с болтунами. Мародеры, спекулянты и прочая накипь – дело милиции и истребительных батальонов. А вам надо думать о показаниях немецкого майора – о тех, что вы присылали мне. Майор заявил ясно и недвусмысленно – немецкое командование рассчитывает на взрыв города изнутри. Так?

– Совершенно точно, – живо подтвердил Куприн, радуясь, что разговор неожиданно приблизился к делам, о которых он думает все последнее время.

– Вы понимаете, о каком взрыве они помышляют?

– Думаю, что понимаю.

– А в сводки лопатой сгребаете слухи? – Голос Жданова звучал громко и напряженно.

– Я не верю в возможность организовать вылазки, – упрямо сказал Куприн.

– А в попытку ее организовать?

– Пытаться они могут сколько угодно…

– Ах, вы им позволяете? – едко спросил Жданов. – А может, умнее пресечь любую такую попытку в самом зародыше? Вы понимаете, что всякая сволочь в особо трудных для нас обстоятельствах неизбежно поднимет голову? Вы это вовремя увидите?

– Мы все время думаем об этом и все же сначала должны помешать тем, кто может прийти оттуда, – начал Куприн, но Жданов перебил его:

– Так образцово поставлено у вас дело, что вы можете устанавливать очередность, кого, в каком порядке хватать? – Глаза Жданова – насмешливые и серьезные одновременно – стали вдруг очень большими на бледном лице.

– На наш взгляд, наибольшую опасность представляет прямая их агентура. Ее устранение…

– Таковая имеется? – снова перебил Жданов.

– Их консульство здесь действовало активно.

– А вы спали?

– Мы еще до войны натыкались на их агентуру.

– Что значит – натыкались? Как слепые? А теперь прозрели?

– Более двухсот наших опытных сотрудников ушли на фронт, – сказал Куприн, думая, что эта цифра пояснит его мысль, вызвавшую несправедливую насмешку Жданова.

– Вы хотели бы набрать двести новых? Не поз-во-лим! – раздельно сказал Жданов и мягко стукнул пухлым кулаком по столу. – А каждая диверсия в городе, каждый проникший в город диверсант или вылезший на белый свет доморощенный мерзавец – все они будут целиком на вашей совести! Готова ваша совесть выдержать такое испытание?

Жданов требовательно смотрел на Куприна, припухлости под его глазами нервно подрагивали. Куприн напряженно молчал.

– Я упомянул об ушедших на фронт только затем, чтобы показать нашу первоочередную заботу о линии фронта, – сказал наконец Куприн.

– И это правильно, – неожиданно согласился Жданов. – Но что дальше? Тришкин кафтан?

– Почему? И на фронте и в городе для нас главная цель – те, на кого они могут опереться.

– Могут или рассчитывают?

– Не улавливаю разницы…

– Они утверждают, что все наше государство – это колосс на глиняных ногах и что мы уже рушимся. Что наши идеи чужды народу и так далее и так далее. Они могут полезть напролом, надеясь реально, скажем, на панику в городе. Что вы по этому поводу скажете?

– Мне кажется, что следует отделять то, что они кричат по радио, от того, что предпринимают и могут предпринять реальные силы: их армия, разведка. Плюс, конечно, еще авантюризм как стиль действий. Но поднять восстание в городе они не смогут.

– А если они все же попытаются?

– Ленинград их раздавит. Население поможет нам.

Жданов долго смотрел на длинный стол с картами и вдруг чуть заметно улыбнулся:

– Не уговорил я вас на вариант с восстанием. У меня тоже нет сомнений в верности Ленинграда революции и Советской власти. Но тогда выходит, что вам нечем и заниматься?

– В таком огромном городе немало опасной публики.

– Да, найдутся способные выстрелить нам в спину! Найдутся саботажники! Уголовники! Их вы обезвредите?

– Я как раз хотел несколько подробнее доложить вам о нашей работе в городе, – начал Куприн, открывая папку…

Возвращался он к себе на Литейный по улице Воинова. Ночь была безоблачной, по-северному светлой, в Ленинграде бывают такие в августе, они как воспоминание о белых июньских ночах. Куприн решил выйти к Неве… Река поблескивала и казалась тревожной. В сером перламутровом небе покачивались темные рыбины аэростатов и, если приглядеться, становились видны блеклые звезды… Куприн видел все это, но как-то безотчетно – все это было знакомое, родное, но ничто сейчас не задевало души. Он думал о разговоре в Смольном. Жданов сказал, что чекисты просто не имеют права работать плохо, они должны слиться с сердцем города, чувствовать каждую его боль. А таящиеся в городе мерзавцы должны быть обезврежены раньше, чем они попытаются хотя бы шевельнуть пальцем.

Повернув за угол на Литейный, Куприн столкнулся с патрулем. Это были морячки – молоденький командир и два краснофлотца с винтовками за плечами.

– Пгедъявите пгопуск, – картаво потребовал командир. Возвращая пропуск, он картинно, по-морски, отмахнул честь.

– Ночь спокойная? – спросил Куприн.

– Спокойная… если не считать, что идет война, – ответил командир, и оттого, что он не скартавил ни в одном слове, показалось, что он сказал это совсем другим, более взрослым голосом.

Цокая подкованными каблуками по камню, патруль уходил к Неве. Голубой луч прожектора воткнулся в небо, рассек его пополам, исчез, и небо стало темнее. Где-то очень отдаленно громыхнуло – не то гроза, не то война. Навстречу Куприну промчалась, мигая притушенными фарами, легковая машина – наверное, в Смольный…

Поднявшись на четвертый этаж, Куприн вызвал своих заместителей. Макаров пришел очень быстро – его кабинет ближе, и он вообще более поворотлив. Сухощавый, всегда спортивно подтянутый, резкий в движениях, он был не особенно симпатичен Куприну своей самоуверенностью и склонностью спорить по любому поводу.

– Ну, как было? На или под? – спросил Макаров, входя.

За дверью послышался низкий голос Стрельцова, он уже вошел, но тут же повернул обратно и, приоткрыв дверь, сказал что-то дежурному.

– Прошу извинить… – проворчал он, садясь в кресло перед столом Куприна.

– Что случилось? – спросил Куприн.

– Два раза просил уточнить очередность эвакуации наших семей – как горох об стену! А в результате – звонили из горкома, завтра дают места, а кто может уехать, мы не знаем.